"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
– Спасибо вам, – произнесла я. – Спасибо, доктор!
– Не стоит, – улыбнулся доктор Нэш.
Я сунула книгу под куртку, и всю дорогу домой она словно билась в унисон с моим сердцем.
Оказавшись дома, я тут же пролистала свой роман, правда бегло. Мне хотелось как можно подробнее записать события дня, пока не пришел Бен. Но как только я закончила, тут же побежала вниз, чтобы рассмотреть подарок доктора.
Я взяла книгу в руки. На обложке был нарисован стол с пишущей машинкой, на каретке которой восседала ворона, склонив голову набок, словно пыталась прочесть написанное на листе бумаги, вставленной в машинку. Над фигурой вороны стояло
Я открыла книгу дрожащими руками. На титульной странице посвящение. Моему отцу. Мне тебя не хватает.
Я закрыла глаза. Воспоминание – как вспышка. Я вижу отца: он лежит на кровати, под яркими лампами, с почти прозрачной кожей, весь блестящий от обильного пота. В его руку вставлена трубка, на капельнице висит мешок с бесцветной жидкостью, рядом картонный поднос и коробочка с таблетками. Вот сестра проверяет его пульс, мерит давление, но он не просыпается. С другой стороны кровати сидит мама, еле сдерживая рыдания, а я, напротив, не могу выдавить ни слезинки.
Включается обоняние. Я ощущаю запах срезанных цветов, запах земли, тошнотворный, сладковатый. Это день кремации. Я вся в черном, что для меня, как я уверена, не редкость, но ненакрашенная. Мама сидит рядом с моей бабушкой. Открываются шторки, гроб уплывает внутрь, и я начинаю плакать, представляя, как папа превращается там в уголь и золу. Мама сжимает мою руку, и мы идем домой, где выпиваем дешевого шампанского и едим сэндвичи, а тем временем солнце потихоньку садится, опускаются сумерки.
Я вздохнула. Образ испарился, я открыла глаза. Вот она передо мной, моя книга.
Я перевернула титульный лист и начала читать.
Взревел мотор, правой ногой она изо всех сил надавила на газ, и в тот же момент отпустила руль и закрыла глаза. Она ведь знала, что так будет. Знала, к чему все это приведет. Знала с самого начала.
Я пролистала книгу до середины, прочитала пару абзацев, потом открыла в самом конце.
Мой роман был о женщине по имени Лу и мужчине по имени Джордж, как я поняла, ее муже, действие происходило во время войны. Какое разочарование! Не знаю, что я ожидала прочесть, может, автобиографию, но, похоже, эта книга не даст мне ответов на все вопросы.
И тем не менее, подумала я, посмотрев на заднюю сторонку обложки, я написала книгу и ее опубликовали!
В том месте, где обычно помещают фотографию автора, я прочла краткую справку:
Кристин Лукас родилась в 1960 году в Северной Англии. Преподавала английский в Университетском колледже Лондона, где теперь живет. Это ее первый роман.
Я невольно улыбнулась от переполнявшего меня счастья и гордости. Моя книга. Я хотела прочитать ее, чтобы узнать, о чем она, и в то же время боялась. Боялась, что сам процесс не оставит следа от моей радости. Если роман мне понравится, я буду мучиться, что не смогу написать новый. А если нет, тогда мне будет обидно, что я так и не реализовала до конца свой талант. Я не знала, что более вероятно, но не сомневалась: однажды, поддавшись одному или другому желанию, обязательно это выясню. Совершу открытие.
Но не сегодня. На сегодня у меня другие планы, которые сулят переживания куда серьезнее и опаснее печали и разочарования в себе. Возможно, меня ждет катастрофа.
Я хотела было положить книгу обратно, но заметила что-то внутри конверта. Сложенный вчетверо листок с грубыми краями. Рукой доктора Нэша на нем было выведено: Я подумал, вам это пригодится!
Я
развернула листок. Наверху доктор написал: «Ивнинг стандард», 1986. Весь лист занимала копия газетной статьи с фотографией. Я недоуменно смотрела на нее секунду или две, а затем до меня дошло, что это рецензия на мой роман, а на снимке – я.Сама не знаю почему, но я вся задрожала. Это был привет из далекого прошлого; хвалебная статья или ругательная – уже не имело смысла. Она принадлежит истории, ее последствия давно утратили свое значение. Но для меня она была важна. Мне было важно, как приняли мою первую книгу. Имела ли она успех?
Я пробежалась по тексту, пытаясь уловить общий тон, прежде чем погружаться в подробности. Глаза выхватывали отдельные слова. В основном – приятные. Образованна. Тонкое чутье. Разбирается. Человечность. Яркость.
Я взглянула на фотографию. Черно-белый снимок, я сижу за рабочим столом, развернувшись в сторону от камеры с каким-то неловким видом. Я чем-то взволнована, не знаю, что тому причиной – присутствие фотографа или не очень удачная поза. Однако я улыбаюсь. Волосы у меня длинные, распущенные, и хотя снимок не цветной, кажется, они темнее, чем сейчас, словно крашеные или влажные. Позади меня двери, ведущие в патио, еще смутно виднеется голое дерево. Под фотографией подпись: Кристин Лукас в своем доме в Северном Лондоне.
Я понимала, что это, должно быть, тот самый дом, где мы побывали с доктором Нэшем. Секунду-другую я боролась с сумасшедшим желанием поехать туда, захватив с собой снимок, убедить себя, что он в самом деле существовал. Что я тоже существовала – тогда. Что это – я.
Впрочем, я и так это знала. Сейчас я этого не помнила, но точно знала, что там, на кухне, я вспомнила Бена. Как он двигался, как подрагивал его член…
Я улыбнулась и дотронулась до фотографии, медленно провела по ней кончиками пальцев, словно вслепую. Погладила пальцами волосы, провела по лицу. На снимке я казалась немного смущенной и одновременно сияющей, что ли. Как будто во мне была некая тайна, которую я свято берегла. Конечно, у меня только что вышел роман, но дело было не в этом, в чем-то ином.
Я пригляделась получше. Заметила, какие у меня налитые груди под свободным платьем, как бережно я приобняла рукой живот. Вдруг ниоткуда всплыло воспоминание: да, я сижу, позируя для снимка, смотрю на фотографа, который колдует за своей треногой; журналистка, с которой я только что беседовала, хозяйничает на кухне. Она громко спрашивает, как, мол, наши дела, мы хором кричим: «Отлично!» – и смеемся. «Почти закончили», – говорит фотограф, перезаряжая пленку. Журналистка закуривает сигарету и спрашивает из кухни не разрешения покурить, а есть ли у меня пепельница. Меня это раздражает, но не сильно. Честно говоря, я и сама бы с удовольствием затянулась, но я ведь бросила, как только узнала, что…
Я еще раз взглянула на снимок. Так и есть. Я беременна!
На миг меня парализовало, а потом мозг бешено заработал. Мысли метались, не находя выхода, пытаясь ухватить обрывки реальности. Я знала, что не только носила ребенка, но и была от этого очень счастлива.
Картинка не складывалась. Что же произошло? Моему ребенку теперь должно быть – сколько, восемнадцать? Девятнадцать, двадцать?
У тебя нет никакого ребенка, подумала я. Где же мой сын?
Мой мир опять распадался на части. Итак: сын. Слово появилось из небытия, но я произнесла его уверенно. Почему-то я знала: ребенок, которого я носила, был мальчик.