"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

– Ничего. Я понимаю.

– Ты тогда была в тяжелом состоянии. Слишком тяжелом, чтобы я мог ухаживать за тобой сам, дома. Тебя нельзя было оставить одну даже на минуту. Ты могла отправиться куда глаза глядят. Я боялся, что ты решишь принять ванну и оставишь кран открытым. Или начнешь что-нибудь готовить, а через какое-то время забудешь. Для меня это было слишком трудно. Так что я остался дома, чтобы заниматься Адамом. Очень помогала моя мама. Но, родная, мы навещали тебя каждый вечер… – (Я молча взяла его за руку.) – Прости… Мне до сих пор мучительно вспоминать то время.

– Знаю, знаю, – сказала я. – А что моя мать? Она нам помогала? Ей нравилось быть бабушкой? – (Бен кивнул и собирался что-то сказать.) – Она ведь умерла, так?

– Да, милая, несколько лет назад.

Значит, я была права. Я почувствовала, как мой мозг отказывается реагировать, будучи не в силах переварить новое горе, еще один призрак моего туманного прошлого, но я знала, что завтра проснусь и не буду ничего этого помнить.

Что мне такого написать в дневнике, что вдохновляло бы меня завтра, послезавтра, день за днем?

Вдруг передо мной возник образ. Рыжеволосая женщина. Адам пошел в армию. Вспышкой явилось имя. Что скажет Клэр?

Я все-таки вспомнила! Мою подругу звали Клэр.

– А Клэр? – тут же спросила я. – Ну, моя подруга. Она-то жива?

– Клэр? – переспросил Бен; казалось, мои слова его озадачили. – Ты вспомнила Клэр?

Он был искренне удивлен. Я напомнила себе, что, по крайней мере, согласно записям в дневнике, рассказала Бену о том, что вспомнила вечеринку на крыше, несколько дней назад.

– Да, – ответила я. – Мы были закадычные подружки. Что с ней стало?

Бен взглянул на меня с такой печалью, что я похолодела. Он заговорил медленно, но все оказалось вовсе не так страшно.

– Она уехала. Много лет назад. Пожалуй, лет двадцать будет. Если быть точным, через пару лет после того, как мы поженились.

– Куда же?

– В Новую Зеландию.

– Мы держим связь?

– Какое-то время вы общались. Но давно перестали.

Что-то тут не так. Ведь когда на Парламент-хилл я вспомнила про нее, то записала в дневнике: Моя лучшая подруга. Да и сегодня, когда мимолетно подумала о ней, ощутила, что это близкий мне человек. Мне было важно, что она думает.

– Мы что, поссорились с ней?

Он не сразу ответил, и мне вновь показалось, что он продумывает, просчитывает, что сказать. Конечно, я понимала, что Бен не хочет меня расстраивать. За долгие годы он изучил, на какие вещи я реагирую спокойно, а где, так сказать, начинается минное поле. Ведь между нами были подобные разговоры. Он прекрасно знает все подводные камни, которые лучше обходить, чтобы не повредить и без того хрупкий каркас моей жизни.

– Нет, – ответил он. – Вроде бы нет, не ссорились. Во всяком случае, ты ничего мне не рассказывала. Кажется, вы просто постепенно разошлись, а потом Клэр встретила какого-то мужчину, они поженились и уехали.

Тут мне вспомнилась сценка. Мы с Клэр дурашливо клянемся, что никогда не выйдем замуж. «Женятся только дураки!» – воскликнула она, поднося бутылку красного к губам, и я была полностью согласна, хотя в глубине души знала, что однажды стану подружкой невесты на ее свадьбе, надену платье из органзы и буду пить шампанское, пока мастер будет колдовать над нашими прическами.

Я ощутила внезапный прилив любви. Да, я помнила совсем немного о нашей прежней дружбе, а завтра наверняка забуду все это, но была уверена, что между нами по-прежнему существует связь и что когда-то эта девушка очень много для меня значила.

– Мы были у нее на свадьбе? – спросила я.

– Да, – кивнул он, снова открывая коробку с фотографиями. – Вот сохранилось несколько снимков.

Да, это были свадебные фотографии, но непрофессиональные, немного размытые, с тенями. Видимо, снимал Бен, подумала я и с трепетом взяла одну в руки.

Она выглядела точно так, как я ее помнила. Высокая, стройная. Неотразимая. Стоит на краю утеса, прозрачное платье развевает легкий бриз, сзади распускается цветок заката. Я положила фотографию обратно в коробку и стала рассматривать другие. На одних она была вместе с мужем – незнакомый мне мужчина, – на других рядом стояла я в голубом шелковом платье, тоже красивая, почти как она. Значит, все сбылось. Я была подружкой невесты.

– А есть фотографии с нашей свадьбы?

Он покачал головой:

– Они лежали в другом альбоме. Он не сохранился.

Конечно. Пожар.

Я протянула снимки Бену. У меня было ощущение, что я смотрю на свидетельства чужой жизни. Я почувствовала неодолимое желание побежать наверх и записать все, что сейчас узнала.

– Я устала, – сказала я. – Мне надо отдохнуть.

– Конечно. Дай-ка мне. – Он взял у меня фотографии и положил обратно в коробку. – Я держу их в надежном месте, – сказал он, закрывая крышку.

А я поднялась наверх и все это записала.

Полночь. Я лежу в постели. Одна. Пытаюсь понять, что же сегодня произошло. Я должна еще столько всего узнать, но не уверена, хватит ли у меня сил.

Сегодня перед обедом я решила принять ванну. Я заперла дверь и еще раз взглянула на снимки вокруг зеркала, замечая лишь то, что отсутствует. Потом пустила горячую воду.

Видимо, большую часть дней я не вспоминаю об Адаме, но сегодня сразу вспомнила, стоило увидеть один снимок у зеркала. Может, они выбраны с умыслом, чтобы оживить мою память, но не напоминать о трагических событиях?

Ванная наполнялась горячим паром. Я слышала, как Бен включил в гостиной радио, заиграл джаз, но я не могла разобрать мелодию, лишь ее слабый отголосок. Одновременно раздавалось мерное постукивание ножа по доске; конечно, мы ведь еще не обедали. Наверное, он режет морковь, лук или перец. Как будто это самый обычный вечер.

Но для него так и было! Это я убита горем, а не он.

Я не виню его за то, что он не рассказывает мне про Адама, про мою мать, про Клэр каждый день. На его месте я бы тоже не стала. Это слишком больно. Если я проживаю день, не вспоминая о них, то тем самым спасаюсь от печали, а он – от горечи, что причинил эту боль. Как ему, должно быть, трудно сдерживаться, как тяжело вести такую жизнь, понимая, что моя память хранит эти знания, словно маленькие подводные мины, и в любой момент одна из них может взорваться, пробуждая болезненные воспоминания и заставляя его вновь проходить через этот ад.

Я медленно разделась, аккуратно сложила одежду на стул рядом с ванной. Потом обнаженная встала перед зеркалом и взглянула на свое незнакомое, чужое тело. Я буквально заставила себя рассматривать свои морщины, чуть обвисшую грудь. Я совсем себя не знаю, подумала я. Ни себя, ни своего прошлого.

Я подошла ближе к зеркалу. Вот они, складки. На животе, на ягодицах, на груди. Тонкие, еле заметные, так сказать, шрамы жизни. Раньше я их не замечала, потому что не смотрела. Я представила, как наблюдала их появление, страстно желая, чтобы они тут же исчезли с моего стареющего тела. А теперь я рада, что они есть, ведь это какое-никакое свидетельство прошедшей жизни.