"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

– Кристин, любовь моя, мне так жаль!

Я снова почувствовала злость. К нему. Ублюдок! – подумала я, хотя знала, что он ни в чем не виноват. Я заставила себя спросить:

– Как это случилось?

– Адам был в армии.

Услышав это, я онемела. Все чувства улетучились, осталась боль, сплошная боль, и только. Боль, пульсирующая в мозгу.

Только подумать: сын, о существовании которого я даже не подозревала, был солдатом! В голове пронеслась идиотская мысль: Что скажет мама, когда узнает?

Бен продолжал, отрывисто и быстро:

– Он служил в Королевской морской пехоте. Был направлен в Афганистан. И погиб. В прошлом году.

У меня во рту пересохло. Я попыталась сглотнуть.

– Как? – спросила я. – Расскажи!

– Кристин…

– Мне нужно знать. Я хочу знать.

Он потянулся и взял меня за руку, и я не отняла ее, хотя мне было бы неприятно, если бы он захотел придвинуться.

– Может, лучше обойтись без подробностей?

Меня окатило волной ярости. Ярость и паника.

– Речь идет о моем сыне!

Бен отвел взгляд и теперь смотрел в окно.

– Он ехал на военном грузовике. – Бен говорил медленно, почти перешел на шепот. – Сопровождал военную часть. На дороге взорвалась мина. Один солдат выжил. А Адам и другой – нет.

Я закрыла глаза и произнесла, тоже шепотом:

– Он умер сразу? Или мучился?

Бен вздохнул, помолчал, а потом произнес:

– Нет. Он не страдал. Мне сказали, что все произошло быстро.

Я посмотрела на него. Он сидел, отвернувшись.

Ты лжешь, подумала я.

Я представила Адама, лежащего на обочине и истекающего кровью, и тут же прогнала этот образ, стараясь ни о чем не думать.

Но тут же вихрем завертелись мысли. Вопросы. Вопросы, которые я не решилась бы задать из страха, что ответы просто убьют меня. Какой он был ребенок, подросток, взрослый парень? Мы были в близких отношениях? Часто ссорились? Он был счастлив? Я была хорошей матерью?

И как вышло так, что тот малыш на трехколесном велосипеде расстался с жизнью где-то на другом конце света?

– Почему он оказался в Афганистане? Почему именно там?

Бен рассказал, что там идет война. Война против террористов, как он выразился. Я не поняла, что это значит. Он сказал, что был совершен дикий, кошмарный теракт. В Америке. Погибло несколько тысяч человек.

– И поэтому мой мальчик погиб где-то в Афганистане? – спросила я. – Не понимаю…

– Все сложнее, – ответил Бен. – Адам всегда хотел пойти в армию. Он считал, что это его долг.

– Долг? Вот как ты отнесся к его решению? Пусть выполнит свой долг? А я тоже? Почему ты не отговорил его?!

– Кристин, он действительно этого хотел.

Несмотря на ужас, я чуть не рассмеялась.

– Чего хотел – погибнуть? Как он мог этого хотеть? Почему? А я его даже не знала!..

Бен молчал. Он сжал мою руку, и по моей щеке потекла непрошеная слеза, обжигающая, словно кислота, потом еще и еще. Я быстро смахнула их рукой, зная, что если начну плакать, то уже не остановлюсь.

Мой мозг не справлялся со стрессом, он словно выключился, я пребывала в абсолютной пустоте.

– Я его даже не знала…

Позже Бен принес и водрузил на журнальный столик коробку.

– Я держу ее наверху, – сказал он. – Так безопаснее.

В каком смысле? – подумала я. Коробка из тусклого серого металла. В таких обычно хранят деньги или важные документы.

Должно быть, содержимое и правда опасно. Мне представились дикие звери, скорпионы, змеи, голодные крысы, ядовитые насекомые. Может, коварный вирус или радиация.

– Безопаснее? – переспросила я.

– Есть вещи, которые тебе лучше не видеть без подготовки. – Бен вздохнул. – Лучше я сначала тебе все объясню. – Он сел рядом со мной и открыл коробку; я ничего не видела внутри, кроме бумаги. – Это Адам совсем маленький. – Бен достал пачку фотографий и передал мне одну.

На ней я стою на улице лицом к камере, спереди у меня «кенгуру», а в нем малыш, Адам. Он повернут ко мне, но смотрит через плечо на того, кто нас снимает, улыбается, и я вижу в его беззубом личике свое отражение.

– Это ты снял? – спросила я.

Бен кивнул. Я снова смотрю на снимок. Он надорван, края захватаны, цвета поблекшие, как будто изображение вот-вот исчезнет.

Я. Ребенок. Все-таки не могу представить. Мне пришлось повторить про себя: ты – мать.

– А этот когда? – спросила я.

Бен взглянул на снимок из-за моего плеча:

– Ему здесь месяцев шесть. Давай-ка посмотрим. Кажется, это тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год.

Значит, мне здесь двадцать семь лет. Целую жизнь назад.

Жизнь моего сына.

– Когда он родился?

Бен порылся в коробке и протянул мне листок бумаги:

– В январе.

Листок был немного помятый, пожелтевший. «Свидетельство о рождении». Я молча прочитала документ. Его имя. Адам.

– Адам Уилер, – произнесла я вслух, скорее обращаясь к себе, чем к Бену.

– Уилер – это моя фамилия, – сказал он. – Мы решили, что он тоже будет Уилер.

– Разумеется. – Я поднесла листок к самым глазам.

Он весил всего ничего – удивительно, учитывая его невероятную важность. Мне хотелось надышаться им, чтобы он стал частью меня.

– Дай-ка. – Бен взял у меня листок и снова сложил его. – Тут есть еще фотографии. Будешь смотреть? – спросил он, протягивая мне несколько штук. – К сожалению, сохранилось не так много. Большинство уничтожены.

– Да-да, я помню. При пожаре, – не подумав, произнесла я.

Бен взглянул на меня с удивлением, прищурился, словно проверяя что-то.

– Ты помнишь? – переспросил он.

Я вдруг поняла, что точно не знаю, он рассказал мне про пожар сегодня утром или на днях? Или я прочитала об этом в своем дневнике после завтрака?

– Ну ты же сам мне рассказывал.

– Я?

– Ну да.

– Когда?

И правда, когда? Сегодня утром или давно, несколько дней назад. Я снова подумала о дневнике, который читала, когда Бен ушел на работу. Да, он говорил мне о пожаре, когда мы ходили на Парламент-хилл.