"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

Мое отражение постепенно исчезало в клубах пара. А мне повезло, подумала я. Повезло с Беном, ведь он ухаживает за мной здесь, в нашем доме, пусть этот дом и не кажется мне родным гнездышком. Я тут не единственная страдалица. Он терпеливо пережил открытия сегодняшнего дня вместе со мной, но, ложась спать, будет знать, что завтра все может повториться. Другой человек мог не выдержать, покинуть меня. Я пристально посмотрела на свое лицо, пытаясь словно впечатать его в сознание, так чтобы завтра утром оно не показалось мне настолько незнакомым, чужим. Когда отражение заволоклось паром, я отвернулась от зеркала и шагнула в воду. И – заснула.

Нет, я не спала, по крайней мере, мне так казалось, но когда я очнулась, то не могла ничего понять. Я лежала в другой ванне, наполненной еще не остывшей водой; раздался стук в дверь. Я открыла глаза – вокруг все другое. Зеркало на стене – простое, без рамки. Плитка не голубая, а белая. С рейки над ванной свисает пластиковая штора, на полочке над раковиной два перевернутых стакана, рядом с унитазом биде.

Слышен голос:

– Я сейчас!

Этот голос мой. Я сажусь, не вылезая из воды, и смотрю на дверь. На крючках висят два халата, белые, с вышитой монограммой. Я встаю.

– Выходи! – кричат из-за двери. Вроде бы голос Бена, но какой-то другой. Он напевает: – Вы-хо-ди! Вы-хо-ди! Вы-хо-ди!

– Кто там? – откликаюсь я, но скандирование продолжается.

Я вылезаю из ванны. На полу плитка, черно-белые квадраты по диагонали. Пол влажный, я поскальзываюсь, чувствую, что падаю, ноги неудержимо разъезжаются. Я шлепаюсь на пол, уцепившись за штору, которая накрывает меня сверху. Падая, я ударяюсь головой о раковину. И кричу от страха:

– На помощь!

Тут я проснулась по-настоящему. Кто-то другой звал меня из-за двери:

– Кристин! Крис! Что случилось?

С облегчением я узнала голос Бена и поняла, что задремала. Я открыла глаза. Я все так же лежала в ванне, рядом на стуле – стопка моих вещей, синяя плитка, зеркало на стене, обрамленное фотоколлажем о моей жизни.

– Ничего, – ответила я. – Все в порядке. Я задремала и увидела кошмар.

Я вышла, потом мы пообедали, и я пошла спать. Я хотела записать, зафиксировать увиденное, пока все не кануло в небытие. Я боялась, что не успею закончить до того, как Бен поднимется в спальню.

Но что мне было делать? Сегодня я потратила много времени на дневник. Бен может что-то заподозрить, задуматься, чем это я все время занимаюсь наверху в одиночестве. Я говорю ему одно и то же, что устала, что мне надо отдохнуть, и пока он мне верит.

Не скажу, что совсем не чувствую себя виноватой. Я слышала, как днем он тихо ходил по дому, осторожно открывая и закрывая двери, чтобы не разбудить меня, а я тем временем сидела над дневником, лихорадочно записывая свои мысли. Но выбора у меня не было. Мне надо все фиксировать. Мне кажется, сейчас это важнее всего остального, ведь иначе я просто забуду все «новости» навсегда. Все-таки мне придется что-то придумать, чтобы вернуться к дневнику.

– Я хочу сегодня спать в другой комнате, – сказала я Бену позже. – Побыть одна. Ты не обидишься?

Он ответил, что не обидится и что непременно зайдет ко мне утром удостовериться, что все в порядке, и поцеловал, пожелав спокойной ночи. Я слышу, как он выключил телевизор, потом повернул ключ во входной двери. Запер нас. Точно. Бродить по улицам мне не стоит. В моем-то состоянии.

Страшно даже подумать, что совсем скоро, уснув, я напрочь забуду все, что касается моего сына. Воспоминания о нем казались, да и сейчас кажутся, такими яркими, живыми! Я помнила о нем, даже когда очнулась в ванне. Неужели более продолжительный сон способен все это уничтожить?! Хотя Бен и доктор Нэш уверяют меня, что именно так и случится.

Надеюсь ли я, что они ошибаются? Ведь каждый день я вспоминаю все больше, просыпаюсь, все яснее понимая, кто я такая. Возможно, все идет по нарастающей и ведение дневника пробуждает полустертые воспоминания.

Возможно, именно сегодняшний день станет тем самым прорывом, о котором я буду вспоминать потом всю жизнь. А вдруг?

Но я очень устала. Скоро я уже закончу, спрячу дневник, выключу свет, лягу спать и буду молиться, чтобы утром проснуться и помнить своего сына.

Четверг, 15 ноября

Я была в ванной. Не знаю, сколько времени. Просто стояла и смотрела на фотографии, где мы с Беном радостно улыбаемся, где нас должно было быть трое. Смотрела так пристально, словно ждала: вот-вот появится, обретет очертания фигура Адама. Но увы. Он оставался невидимкой.

Я проснулась, не помня о нем. Хуже того, мне казалось, что материнство, неизвестное, волнующее, у меня еще впереди. Даже когда я увидела в зеркале свое немолодое лицо, поняла, что я замужем и приближаюсь по возрасту к категории бабушек, даже после всех этих открытий я была потрясена записями в дневнике, о котором рассказал мне доктор Нэш. Я не ожидала, что, оказывается, я еще и мать. Что у меня был ребенок.

Я держала дневник в руках. И как только я прочла об этом, то сразу поверила. Да, у меня был ребенок. Я чувствовала, как будто он здесь, рядом… я чувствовала его кожей. Я перечитывала эти страницы, стараясь запомнить наизусть.

И вот выясняется, что он мертв. Я не могу в это поверить. Невозможно! Сердце мое отказывалось принимать этот факт, хотя умом я понимала, что все правда. Мне стало нехорошо. К горлу подкатила тошнота, и у меня перед глазами все поплыло. Я поняла, что еще немного, и я рухну на пол. Дневник соскользнул с моих колен, я вскрикнула, словно от боли. Справившись с паникой, я бросилась к двери, прочь из спальни.

Я вошла в ванную, чтобы снова взглянуть на фотографии, где должен был быть он. Я была в отчаянии, совершенно не представляя, как себя вести, когда вернется Бен. Наверное, он войдет, поцелует меня, потом станет готовить обед. Мы будем смотреть телевизор или заниматься тем, чем мы обычно заполняем вечер, и все это время мне придется притворяться, что я не подозреваю о смерти нашего сына. Затем мы ляжем с ним в постель, и возможно…

Нет, это было невыносимо! Я уже не владела собой. Не понимала, что я делаю. Я бросилась к фотографиям и стала срывать их со стены. Кажется, прошло не больше секунды. Но все кончено. Обрывки фотографий у меня в руках, на полу, в унитазе.

Я взяла дневник и убрала его в сумку. В кошельке было пусто, и я взяла одну из двадцатифунтовых купюр, которые, как я прочитала на внутренней обложке дневника, лежали за часами на камине. И выскочила из дому, понятия не имея, куда направляюсь. Я хотела увидеться с доктором Нэшем, но ведь я не знала, где его офис, а если бы и знала, то понятия не имела, как туда добраться. Я была растеряна. Я была одна. И я побежала.

На перекрестке я повернула налево, в сторону парка. День был солнечный. Припаркованные машины и лужицы, оставшиеся после утренней грозы, блестели на солнце, словно зеркала, но было холодно. От выдоха образовывалось облачко. Я плотнее запахнула пальто, натянула шарф до ушей и прибавила шагу. Листья падали с деревьев, носились по ветру, скапливались темной кучкой на решетках водостоков.