"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

Элайджа Стерн с улыбкой протянул Гарри руку. Гарри рассмеялся:

— Так вы мой хозяин, мистер Стерн?

— Зовите меня Элайджа. Приятно познакомиться.

После основного блюда мужчины вышли покурить и немного пройтись по газону кантри-клуба.

— Вам нравится дом? — спросил Стерн.

— Невероятно. Он великолепен.

Попыхивая сигаретой, Стерн начал с чувством рассказывать, что Гусиная бухта долгие годы была их семейным загородным домом: отец построил его, потому что мать страдала жестокими мигренями, и, по словам врача, ей полезен был морской воздух.

— Когда отцу показали этот участок на берегу океана, он влюбился в него с первого взгляда. Тут же его купил и начал строить дом. Он сам рисовал чертежи. Я обожал это место. Мы столько раз прекрасно проводили здесь лето… Но прошло время, отец умер, мать переехала в Калифорнию, и Гусиная бухта опустела. Я люблю этот дом, даже подновил его несколько лет назад. Но я не женат, детей у меня нет, и мне больше не представлялось случая им пользоваться; да и в любом случае он для меня слишком велик. Тогда я поручил агентству по недвижимости сдавать его. Мне невыносима была мысль, что он необитаем и заброшен. И я рад, что в нем живет такой человек, как вы.

Стерн пояснил, что ребенком первый раз сходил в Авроре на бал, пережил первую любовь и что теперь раз в год непременно приезжает сюда, на этот самый бал, в память о детстве.

Они закурили еще по сигарете и присели на минуту на каменную скамью.

— Так над чем вы сейчас работаете, Гарри?

— Пишу роман о любви… Вернее, пытаюсь. Знаете, тут все думают, что я великий писатель, но это какое-то недоразумение.

Гарри понимал, что Стерна так просто не обманешь. Тот ответил только:

— Здешние люди очень впечатлительны. Взять хотя бы этот бал: в какую тоску он превратился… Значит, роман о любви?

— Да.

— Много написали?

— Нет, только начал. Честно говоря, у меня не получается писать.

— Да, для писателя это беда. Неприятности?

— Если угодно.

— Вы влюблены?

— Почему вы спрашиваете?

— Из любопытства. Мне стало интересно, надо ли быть влюбленным, чтобы писать романы о любви. Как бы то ни было, я преклоняюсь перед писателями. Может, потому, что сам хотел бы быть писателем. Или вообще художником, в широком смысле. Я безумно люблю живопись. Но к несчастью, у меня нет никаких способностей к искусству. Как называется ваш роман?

— Пока не знаю.

— А какого рода история любви?

— История запретной любви.

— Похоже, это действительно очень интересно, — воодушевился Стерн. — Надо нам при случае встретиться еще.

В половине десятого, после десерта, Эми Пратт объявила, что начинается тираж лотереи; ведущим, как и каждый год, был ее супруг. Едва не заглатывая микрофон, шеф Пратт тащил номера. Призы были в основном дешевые, предоставленные местными торговыми фирмами, но розыгрыш первого приза вызвал большой переполох: речь шла о недельной путевке в роскошный отель на Мартас-Винъярде, на два лица, все включено.

— Минуточку внимания, пожалуйста! — орал шеф. — Первый приз достается… Внимание… Номеру 1385!

На миг настала тишина; потом Гарри, внезапно осознав, что это один из его билетов, в полном изумлении поднялся с места. Его немедленно наградили громом аплодисментов; гости обступили его, поздравления сыпались со всех сторон. До самого конца вечера все смотрели только на него: он был центром мироздания. Но он не смотрел ни на кого, ведь центр его мироздания спал в маленькой больничной палате, в пятнадцати милях отсюда.

Покидая бал около двух часов ночи, Гарри столкнулся с Элайджей Стерном; тот тоже уходил.

— Главный приз в лотерее, — улыбнулся Стерн. — Вы, прямо скажем, везунчик.

— Да… И ведь кому сказать, чуть было не отказался покупать билеты.

— Может, подвезти вас домой? — спросил Стерн.

— Спасибо, Элайджа, я на машине.

Они вместе дошли до парковки. Черный седан ожидал Стерна, перед ним стоял какой-то мужчина и курил сигарету. Указывая на него, Стерн произнес:

— Гарри, хочу вам представить свое доверенное лицо. Он просто великолепный. К тому же, если вы не против, я пришлю его в Гусиную бухту, чтобы он занялся розами. Их скоро надо подрезать, а он очень одаренный садовник, в отличие от неумех, которых присылает агентство недвижимости и которые в прошлом году загубили мне все цветы.

— Ну конечно. Вы у себя дома, Элайджа.

Подойдя поближе, Гарри заметил, что вид у мужчины устрашающий: крепкое, мускулистое тело и скособоченное, изрубцованное лицо. Они обменялись рукопожатием.

— Я Гарри Квеберт.

— Добрый вефер, мифтер Квеберт, — ответил мужчина; говорил он с мучительным трудом и очень неразборчиво. — Меня фовут Лютер Калеб.

На следующий день после бала вся Аврора пребывала в возбуждении: с кем Гарри Квеберт поедет на Мартас-Винъярд? Здесь его никогда не видели с женщиной. Может, у него подруга в Нью-Йорке? Кинозвезда? Или он возьмет с собой какую-нибудь девушку из Авроры? Может, он уже успел завоевать чье-то сердце, ведь он такой скрытный? И будут ли об этом писать журналы про звезд?

Единственным человеком, которого не волновало это путешествие, был сам Гарри. С утра в понедельник, 21 июля, он сидел дома и погибал от беспокойства: кто знал о них с Нолой? Кто выследил его даже в туалете? Кто осмелился испачкать зеркало гнусной надписью? Причем помадой: то есть почти наверняка женщина. Но кто? Чтобы немного отвлечься, он уселся за стол и решил навести порядок в своих бумагах: тогда-то он и обнаружил, что одного листка не хватает. Той страницы, что он написал про Нолу в день ее попытки самоубийства. Он прекрасно помнил, что оставил его здесь. За последнюю неделю на столе скопилась целая россыпь черновиков, но он всегда нумеровал их в строго хронологическом порядке, чтобы потом можно было разобрать. И вот теперь, разобрав, убедился, что одного нет. Это была важная страница, он ее хорошо помнил. Он еще дважды разложил бумаги, вытряхнул портфель: никаких следов. Это было невозможно. Он всегда тщательно проверял, не оставил ли чего-нибудь на столе в «Кларксе». В Гусиной бухте он работал только в кабинете, а если вдруг садился писать на террасе, потом все относил на стол. Листок не мог затеряться, но тогда где же он? Перерыв весь дом и ничего не найдя, он подумал: а не заходил ли кто к нему в поисках компромата? Может, тот же человек, который на балу оставил надпись на зеркале в туалете? При этой мысли у него до тошноты свело живот.

В тот же день Нолу выписали. Не успев вернуться в Аврору, она сразу бросилась к Гарри. В Гусиную бухту она пришла под вечер: он сидел на пляже с жестяной коробкой в руках. Заметив его, она кинулась к нему в объятия; он подхватил ее и стал крутить.

— Гарри, милый Гарри! Быть здесь с вами — как мне этого не хватало!

Он обнял ее изо всех сил.

— Нола! Милая Нола…

— Как вы, Гарри? Нэнси сказала, что вы выиграли главный приз в лотерею?

— Да! Представляешь?

— Путевка на двоих на Мартас-Винъярд! И на когда?

— С открытой датой. Когда захочу, надо просто позвонить в отель и забронировать номер.

— Возьмете меня с собой? О, Гарри, возьмите меня, там мы можем быть счастливы и не надо будет прятаться!

Он не ответил. Они немного прошлись вдоль моря, глядя, как волны завершают на песке свой бег.

— Откуда идут волны? — спросила Нола.

— Издалека. Они идут издалека, чтобы увидеть берег великой Америки и умереть.

Он пристально посмотрел на Нолу и вдруг в порыве ярости обхватил ладонями ее лицо: