Чтение онлайн

ЖАНРЫ

"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:

— Мы увидели. Мы ощутили на себе это… зло. И я решился.

— Уехать?

— Я уже давно об этом подумывал. Ведь я говорил тебе, что отправился в Клес работать в типографии?

— Ты сказал, что сделал это ради Аннелизе.

— Она имела право на отца, который не рискует каждый день своей шкурой. Но я умолчал о том, что просто не мог больше здесь оставаться. Я видел, как жители Зибенхоха возвращаются к нормальной жизни, и не принимал этого. Линии электропередач починили, восстановили телефонную связь, дороги подлатали, кое-где произвели взрывы, чтобы искусственно вызвать оползни. Люди не хотели помнить, и бойня на Блеттербахе очень скоро была забыта. Я все это видел и не уставал повторять про себя, что это несправедливо.

Ты сказал, что я не должен дать этой истории пожрать меня, как она пожрала других. Кого — других?

— Через несколько часов после нашего возвращения, когда Зибенхох еще был отрезан от мира, Ханнес приставил дуло охотничьего ружья к голове Хелены и выстрелил, убив ее наповал. Мы нашли его впавшим в кататонию, с ружьем в руках, рядом с трупом жены. Его арестовали и поместили в Перджине, в лечебницу, где он пробыл до тысяча девятьсот девяносто седьмого года. Он похоронен здесь, рядом с сыном и женой. Люди в Зибенхохе могут быть безжалостными и слишком часто болтают лишнее, но все поняли, что случилось с семьей Шальтцманн. Это не Ханнес убил Хелену, а тот мерзавец, который прикончил Курта, Эви и Маркуса. Гюнтер тоже здесь похоронен. Иногда я приношу ему на могилу цветы, понимая, что, оживи тот Гюнтер, которого я знал, он бы смертельно обиделся. Я так и слышу, как он говорит… «Цветочки? Принеси мне пивка, du Arschloch»! [79]

79

Олух! (нем.)

— Как он умер?

— Гюнтер и до этого никогда не отказывался от выпивки, а после Блеттербаха спился совсем. Напившись, бузотерил. Максу часто приходилось помещать его на ночь в казарму, чтобы он кого-нибудь не изувечил. Пьяный, он без конца говорил о бойне. Навязчивая идея. Он вбил себе в голову, что должен найти убийцу. Все это мне рассказали потом, я тогда уже не жил в Зибенхохе. В тысяча девятьсот восемьдесят девятом году Гюнтер разбился на машине. Был пьян в стельку. Умер на месте. Так лучше, он и без того страдал достаточно. Знаешь, почему я приношу цветы на его могилу? Потому что чувствую свою вину. Может, если бы я остался, у Гюнтера было бы перед кем излить душу. Но я уехал. А другие не знали. Не могли понять. Они не видели.

Оставался Макс.

— Верно. Но и Макса пожрал Блеттербах. Он женился на Верене, той девушке, которая справляла тогда день рождения, занял место Командира Губнера и трудится самозабвенно на своем посту. — Вернер отчеканил, глядя мне в глаза: — Слишком самозабвенно. Таков его способ искупить вину. Стать защитником Зибенхоха, выносить мозг чужакам и туристам, потому что…

— Потому что убить Эви и ее друзей мог только человек, пришедший извне.

Бар «Лили»

1

Я повез Аннелизе и Клару в Больцано, в археологический музей, где хранится самая древняя из когда-либо найденных природная мумия, получившая имя Эци.

Эци был древним пастухом (или странником, или шаманом, или рудознатцем, или… теорий по поводу его занятий великое множество), жил в медном веке и был убит на склоне Симилауна неизвестно кем и неизвестно почему.

При виде его Клара заплакала. Сказала, что этот высохший человечек — маленький эльф, потерявший маму. Нам с Аннелизе стоило трудов ее утешить.

Должен признаться, что и меня растрогал вид съежившегося тела, пять тысяч лет пролежавшего в гигантском холодильнике, скрюченного, со скорбной гримасой на лице, — но совсем по другой причине. Я по-прежнему думал о бойне на Блеттербахе.

Как Эви, Курт и Маркус, Эци тоже не дождался справедливости. Или я ошибаюсь? Может быть, за три тысячи лет до Рождества Христова кто-то дотошный расследовал это дело и нашел убийц бедолаги.

Оплакал

ли его кто-нибудь?

Эци дожил до весьма почтенных лет. Старики имеют детей, а дети производят на свет внуков, думал я, одновременно восхищаясь искусством, с которым этот человечек ростом метра в полтора изготовил снаряжение, позволявшее ему выживать в мире, где не знали ни антибиотиков, ни дезинфицирующих средств; в мире, где в трудную минуту нельзя было вызвать красный вертолет Спасательной службы Доломитовых Альп. Эти дети и внуки, они оплакивали его? Разожгли ли они для него погребальный костер? Принесли ли, поминая его, какое-нибудь животное в жертву? К каким богам обратился этот человек ледникового периода перед тем, как его пронзили стрелами? Может быть, в тот день, как сказал давеча Вернер, Бог смотрел в другую сторону.

Об Эци удалось многое узнать. Современные технологии позволили исследовать его желудок и определить, что он съел перед тем, как его убили. Выяснили, какими болезнями он болел, а заодно и причину, медицинскую, а не эстетическую, по которой на его теле можно насчитать более тридцати татуировок. Эци страдал артритом, через надрезы татуировок он мог втирать под кожу лечебные травы. Группа археологов восстановила его снаряжение предмет за предметом: лук, мешочек, топор, который он носил у пояса, сплетенный из соломы плащ и меховую шапку. Способ их изготовления был расписан в деталях. Даже стало известно, какого цвета были его глаза (темного), благодаря анализу ДНК, а с помощью компьютерной графики было воссоздано лицо, каким оно было до того, как этот человечек оказался погребен подо льдом на целые пять тысяч лет. Однако я-то думал, что все это ерунда по сравнению с подлинными вопросами, какие возникали у меня в голове при взгляде на мумию.

Видел ли Эци сны?

Снилась ли ему охота? Волки, воющие на луну? Очертания гор, в которых он найдет свою смерть? Что он видел, когда по ночам смотрел на звезды? Как называл Большую Медведицу?

Но главное: почему его убили?

И кто?

2

Мы справили Хеллоуин, выставив в окно непременную тыкву, развесив оранжевые гирлянды, водрузив пластмассовый скелет, который светился в темноте, прикрепив к потолку летучих мышей, объедаясь попкорном и запустив хороший фильм ужасов. Ни в чем не отступили от традиции.

Кларе фильм не понравился, она сказала: видно ведь, что зомби ненастоящие. В словах ее, однако, прозвучал вопрос. Ей хотелось, чтобы ее на этот счет успокоили.

Аннелизе метнула на меня взгляд типа: «Говорила я тебе, гений ты наш!» — и остаток вечера я показывал Кларе, из чего делается киношная кровь: черничный сок и мед. Немного кофе, чтобы казалась темнее.

— А противные рожи?

Я как мог изобразил зомби: раззявил рот, вывалил язык, стал бешено вращать глазами. Клара сморщила носик.

Я ее в носик поцеловал.

Ласковый зомби.

— А эта гадость на лице? Как делают эту гадость на лице?

— Из пластилина и кукурузных хлопьев.

— Из кукурузных хлопьев?

Я и это ей показал.

Клара была на седьмом небе. Мы решили подшутить над Аннелизе: та сделала вид, будто испугалась маленького зомби (пижамка в горошек), который топал по салону, вытянув ручки перед собой, и бормотал хриплым голосом (насколько может быть хриплым голос пятилетней девчурки): «Я тебя съе-е-ем! Я тебя съе-е-ем!»

С некоторым трудом мы уложили ее в постель и позволили себе выпить по бокалу вина.

— Твоя дочь, — изрек я шутливо, смакуя великолепное мардземино, — позавчера употребила глагол «зациклился». Десять букв, ваша честь.

— И от кого она могла такое услышать?

— От тебя.

Аннелизе поднесла бокал к губам.

— В какой связи?

— Угадай с трех раз.

— Ты много думаешь, ты рассеян. Признай это.

— Хочешь, я еще раз схожу к врачу? Тебя это успокоит?

Аннелизе взяла меня за руку, крепко сжала.

Поделиться с друзьями: