Сойкина Ворона

– Что? – опешила я, наблюдая, как он становится на одно колено.

– Я к тому, что просто Миха Сойкин, не принц, и указать точно объемы и промеры своего чувства к тебе не могу, но оно есть, Жень. – Сойка протянул мне руку, прося вложить в нее свою. – Ты мне нравишься просто пипец как, Воронова. Я хочу тебя постоянно, потому что ты самая охрененная женщина. Сначала я думал, что этим все и ограничивается, но теперь понял – ошибся. Я, жесть как, хочу иметь право говорить тебе это открыто. И узнать какой ты можешь стать с распахнутыми для меня сердцем и душой.

– Сойкин, ты рехнулся? – пробормотала, напряженно выискивая в его лице и обычно лукавых глазах хоть крошечный намек на то, что он прикалывается. Но не нашла.

– В принципе, если кратко резюмировать, то да. Давай встречаться на полном серьезе, Жень.

Глава 22

Сойка

– Ты ни черта не понимаешь во что пытаешься ввязаться, Сойкин.

– Из этого ничего не выйдет, кроме очередной катастрофы.

– Мы абсолютно разные люди, Миша, не может ничего срастись.

На каждый из доводов Женьки у меня был только один: не попробуем – не узнаем.

– Да встанешь ты уже наконец! – взорвалась она и таки схватила меня за упрямо протягиваемую руку и потянула на себя.

Я охотно вскочил и сграбастал ее в объятия, заграбастал основание косы и поцеловал, оборвав очередное какое-нибудь «не» и скрепляя нашу новую договоренность. Если и раньше целовать Воронову было охрененно сладко, то целовать Воронову-мою-девушку – вообще отвал башки.

– Ты чокнутый, Миша и упертый, как…

«Ми-и-иша-а-а». Имя мое как произносит, а! Как будто пальцами своими тонкими по головке члена проводит слегка-слегка, простихосподи меня пошляка конченного.

– Гепард, преследующий свою добычу! – подсказал я ей. – Нет? Ну тогда орел какой-то, часами парящий в небе в поисках цели для нападения? Просто самые избитые варианты мне как-то не очень.

Само собой, я прекрасно понимаю, что ее согласия на мое спонтанное (клянусь – сам от себя такой борзой простоты не ожидал) предложение не получил. Но, походу, просто переть вперед как по зеленке – единственный вариант куда-то продвинуться с моей Вороной. По другому мы просто увязать будем на каждом шагу в липких до невозможности щупальцах ее гадкого прошлого.

– Как вирус гриппа, скорее уж, – усмехнулась Женька, а я кайфанул от наблюдения за тем, как первоначальное однозначное отрицание, сменившееся чуть ли не паникой и ошеломлением исчезают из ее глаз и языка тела, превращаясь пока в озадаченность, конечно, а отнюдь не в желаемую мной радость, но и то хлеб, как говорится. – Как от тебя не оберегайся и не дистанцируйся, все равно просочился и заразил собой.

– Сравнение с гордыми хищниками вроде как престижнее, но твое определение мне кажется круче. Я хочу, чтобы ты мною заболела, Жень.

– Вынуждена признать, что, насколько бы не считала для себя это фатальным, но факт уже случившегося заражения отрицать невозможно, – новая усмешка, чуть более расслабленная.

– Ну и супер! – я подхватил ее на руки и шагнул, намереваясь добраться до любой подходящей для более глубокого и влажного скрепления нового статуса наших отношений устойчивой поверхности, но тут же взвыл и чуть не грохнулся, едва удержав Женьку. – Колено-о-о!

– Вот тебе и первое последствие дурацких романтических порывов, – вывернувшись, Женька встала на ноги и поднырнула мне плечом под мышку, предлагая опереться.

– Да фигня какая, сейчас расхожусь, затекло чуток просто, – возразил я, но руку ей на плечи положил, да так, что кисть очутилась как раз на ее груди, чем я тут же и воспользовался.

– Я тебе сейчас по лапам надаю, – пригрозила Воронова, пока мы хромали в сторону кухни.

– Я бы предпочел получить побольше в лапы, но наглеть не буду, – ухмыльнулся, задел последний раз напрягшийся сосок и отодвинул руку. – И так получил внезапно все и сразу. Блин, Жень, завтра же уже тридцать первое! Выходит – ты мой новогодний подарок?

– Только такой патологический оптимист, как ты, Сойкин, смог бы счесть меня подарком. – фыркнула моя девушка (МОЯ ДЕВУШКА!!!), заводя раненного романтизмом меня на нашу кухню. Хотя, по чесноку, нога уже почти совсем отошла, но я дурак что ли отпускать добровольно то, что так нелегко досталось.

– Ну, а раз я такой и есть, и ты все же мой подарок, то я желаю немедленно развернуть его! – плюхнув зад на ближайший табурет, я потянул Женьку себе на колени, усаживая на себя верхом, лицом к лицу, и не мешкая сунул обе загребущие лапы ей под футболку.

– Фиг тебе! – мгновенно заблокировала Воронова начало моего победоносного продвижения по присвоенной территории, зафиксировав оба запястья и четко напомнив, что она – не нежная лилия и навалять может запросто. – Подарки разворачивают прямо в праздник, и под елкой они сначала полежать должны.

– Блин, точно, елка, – я обозрел через ее плечо продуктовый развал на кухонном полу и, найдя глазами вышеупомянутый предмет этого натюрморта, вздохнул. – Вот так и разбиваются чувственные порывы трепетных натур о суровые камни быта. Ладно, чур я тогда делаю крестовину и ставлю елку, а ты разбираешься с продуктами. Потом мы сбацаем ужин, я организовываю тебе койко-место под елкой полежать, и мы таки перейдем к разворачиванию! Я согласен даже прямо под елкой.

Женька встала с моих колен, вызвав острое желание тихонечко взвыть от потери ее тепла, тоже обвела кухню взглядом, а потом посмотрела на меня так, что в ширинке моментально стало тесно. Я знал уже этот взгляд, я его уже просто, на хрен, обожал!

– У меня для тебя другое предложение, правда, лишенное запаха хвои, но и без риска наткнуться кому-нибудь задницей на иголки. Как насчет пойти в кровать и заняться сексом, а потом уж вернуться и возиться с ужином и елкой. Я понимаю, что оно, конечно, не настолько феерично, как…

– Согласен! – оборвал я ее, вскочил и локомотивом попер чуть ли не бегом в свою комнату.

– Надо же, перед нами живой пример мгновенного исцеления, – фыркнула Женька, послушно последовав за мной.

– Еще бы! Самая желанная женщина предложила тебе перейти к делу, подзабив на бытовую фигню, тут не то что исцелишься – по воде побежишь аки посуху, – практически огрызнулся я, словив молниеносный прилив такой похоти пополам с диким ликованием, что аж глаза застилать начало красными всполохами.