Союз нерушимый

А над всем этим возвышался, похожий на яркий сказочный замок, жилой комплекс "Большевик". Шпиль пронзал багровое небо, уходя ввысь, окна светились, как бриллианты - там на электричестве явно не экономили, поскольку многие клерки Дворца работали даже дома и Партия заботилась об их зрении.

Машина остановилась, навигатор снова пискнул. Я вышел, захлопнул дверь и направился к подъезду, над которым горела тусклая лампочка, почти не дававшая света. Несмотря на то, что подъезд оказался чист, в лифте пахло мочой и были сожжены все пластиковые кнопки. Пришлось повозиться, стараясь нажать на семнадцатый этаж.

Деревянная дверь с наклеенными цифрами, рядом написано "Сима - дурак". Кнопка звонка, казалось, была уже произведена старой и вымазанной в побелке. Три звонка мерзко продребезжали внутри квартиры и тотчас же послышались шаги. Да уж, звукоизоляция...

– Кто?

– КГБ в пальто, - я засунул руку в карман и сжал холодную рукоять пистолета.
– Открывайте, Вьюнов. Нам всё известно.

Молчание. Я отошёл в сторону. Если у этого дуралея нашлась снайперская винтовка, то и автомат может заваляться, и даже граната.

– Я... Я не знаю, о чём вы, - сдавленно произнесли за дверью.

– Открывайте, и я всё вам объясню.

Звонко щёлкнул замок, дверь открылась, и я заметил, как мелькнуло пятнышко света в глазке у соседей. Люди везде одинаковы.

Я видел фото Вьюнова, но оно было достаточно старым, с военного билета. С тех пор он изрядно постарел - щетина, сетка морщин, слипшиеся на лбу в ком тёмные с проседью волосы. Стоит перед дверью в семейных трусах и мятой майке-алкоголичке. Вместо ног и руки, как я и ожидал - простейшие электропротезы.

– Надеюсь, вы не будете делать глупостей, - я шагнул в квартиру.
– Вы, наверное, слышали, что сотрудникам КГБ очень многое не может причинить вреда.

– Да, слышал, - упавшим голосом сказал снайпер.

Я прошёл в тесную прихожую с кучей обуви на полу. Скользнув по ней взглядом, я заметил армейские ботинки и увидел, что дверь в комнату резко закрылась.

– Кто там?
– я вытащил пистолет и направил его на хозяина квартиры.
– Говори!

– Там... Дочь. Моя. У меня есть разрешение!
– торопливо добавил он, испуганно глядя на меня.

– Пусть выйдет сюда!
– приказал я.

Вышла девочка лет девяти на вид, заставившая меня обомлеть. Она была настолько уродливой, насколько вообще было возможно. Худая, скрюченная из-за костных болезней, на черепе - огромная фиолетовая пульсирующая опухоль, покрытая светлыми и мягкими детскими волосиками.

– Боже мой, - воскликнул я.
– Вьюнов, какой же ты мудак. Ты же в Сибири был, какие тебе дети?! Так, принцесса, дай-ка дядя-милиционер посмотрит квартиру, - протиснулся я внутрь, косясь, чтобы хозяин не выкинул какое-нибудь коленце.

Да, пусто. Стены с дешёвыми обоями, полка с цветочным горшком, две кровати - побольше и поменьше, телеэкран-стена, стул, незаметный из-за набросанной одежды, и покосившийся пластиковый шкаф фабрики "Красный плотник". И над всем этим - запах нестираного белья.

– А где наша мама?
– ласково спросил я у девочки.

– На работе, - пролепетала она.
– А почему ты не в форме, дядя-милиционер?

– Потому что так надо, - улыбнулся я. Вьюнов же всё больше мрачнел.

– Смотри, - в воздухе снова соткалась голограмма удостоверения. Девочку это устроило.

– Где ты был сегодня в девять ноль-ноль?
– повернулся я к снайперу.

– Ложился спать, - округлил глаза от удивления Вьюнов.

– Это правда?
– уточнил я у девочки самым добрым голосом, на который был способен.

– Правда, - кивнула она, пряча глаза.

Значит, интуиция не обманула - и Вьюнов не виноват.

– А папа всё это время был с тобой?
– вопрос был задан чисто для проформы, но ответ стал полной неожиданностью.

– Нет.

Я удивлённо приподнял брови и взглянул на Вьюнова, который изрядно занервничал.

– Что-о?
– посмотрел он на дочь.
– Чего ты выдумываешь? Я же лёг с тобой, колыбельную спел.

– Тише!
– рыкнул я на него.
– Не дави на ребёнка. Где был папа? Он куда-то ходил?

– Да. Лёг. А потом встал и куда-то пошёл...

– Михаил Алексеевич Вьюнов!
– отчеканил я, поднимая пистолет.
– Вы арестованы за убийство депутата Золотарёва. Я даю вам пять минут на то, чтобы одеться!

Девочка, услышав металл в моём голосе и увидев напуганного отца, захныкала.

– Но ведь я был с тобой, - дрожащим голосом говорил Вьюнов.
– Она маленькая и у неё опухоль! Она может ошибаться. Может, ей приснилось!

– Мы проверим вас на детекторе лжи и всё выясним. А пока... Четыре минуты!

– А жене... можно?
– спросил свежеиспечённый арестант, глядя на меня с так хорошо знакомой всем КГБ-шникам смесью страха и ненависти.

– Мы сообщим сами, - буркнул я и кивнул на пистолет.
– И помни. Без глупостей. Снайпер...
– я вызвал Палыча и кратко пересказал ему случившееся.

– Хорошо, - сказал он.
– Обыск на подходе, "воронок" тоже. Можешь ехать домой. Хороших выходных.

2.

Пик. Пик. Пик. Пи-ик.

– Московское время - девять часов, - произнёс диктор, тщательно копировавший интонации Левитана. Стена-экран включилась, зазвучала старинная мелодия заставки - хорошо всем известный фрагмент из "подмосковных вечеров".

Я негромко выругался и запустил подушкой прямо в изображение ярко освещённого солнцем Кремля.

– Солнце красит нежным светом...
– не обратив внимания на мой бунт, захрипела и затрещала древняя аудиозапись.

Какой-то высоколобый учёный выяснил, что поздние пробуждения вызывают лень, апатию и, как следствие, тоску из-за того, что жизнь проходит мимо. Такие чувства были свойственны лишь зажравшейся довоенной буржуазии и советскому человеку были не нужны. Наш человек должен быть весел, жизнерадостен, как фокстерьер, и постоянно чем-то занят - не то не дай бог начнёт думать.

Я тяжело вздохнул и понял, что очередной раунд остался за ненавистной техникой. В этот раз я не подготовился: стена уже выдерживала тапки, металлическую кружку, хрустальную вазу, пустую бутылку и кота - что ей какая-то подушка?