Союз нерушимый
Шрифт:
Кстати, о коте. Кровать прогнулась, заскрипели пружины, от мурчания комната мелко завибрировала, и мне в лицо несколько раз ткнулся прохладный гладкий нос.
– Отвали... Сейчас я встану... Да отстань же ты, зараза, - бубнил я, морщась, и, в конце концов, Манька, он же Иммануил, громко и презрительно фыркнул. Ощущение было такое, словно я попал под чих здорового мужика.
– Фу!
– я подскочил на кровати и увидел, как в полутьме квартиры в сторону кухни удаляется гордо поднятый чёрный пушистый хвостище. Дополненная реальность включилась и повесила у меня перед глазами безмятежно пустой ежедневник. Большая редкость для сотрудника КГБ.
– ...Страна моя! Москва моя! Ты самая люби-ма-я...
–
Ненависть к экрану немного сглаживало то, что вместе со мной вынужден страдать практически весь часовой пояс, исключая, разумеется, тех, кто работает в ночную смену.
Широко зевнув, я уселся на кровати, яростно протёр глаза от сухарей и скомандовал поднять жалюзи. Они со скрипом поползли вверх, открывая вид на безоблачно-синее небо и впуская в комнату яркий, но болезненный свет осеннего солнца. Он красиво высвечивал каждую пылинку в воздухе и украшал мою унылую берлогу - скомканные вещи, полуразобранные электроприборы, паяльник в полной пепельнице и пустые коньячные бутылки повсюду. Кремль на экране пропал, продолжилось воспроизведение старого чёрно-белого фильма, который я смотрел перед сном. Американский, между прочим, и жутко незаконный. Простому смертному за него могли бы и антисоветчину впаять. К счастью, моя трудная работа предполагала некоторые вольности и послабления.
– Начинаем утреннюю зарядку!
– после этой фразы обычно начинала играть музыка, и хриплый голос из далёкого прошлого пел "вдох глубокий, руки шире, не спешите, три-четыре".
Но я, вместо рекомендованного Партией и Правительством размахивания руками, пробурчал что-то недовольно-сонное и пошёл в ванную. Из зеркала на меня взглянула жуткая рожа: какой-то странный мужик, худой, заросший щетиной с проседью, постаревший до срока. Лицо было мне знакомо лишь отдалённо, но я знал, что бритьё, умывание и чистка зубов всё исправят.
Через пятнадцать минут я уже наслаждался синтетическим кофе, в котором не было кофе, сигаретой, в которой не было табака, и бутербродом, где в масле не было масла, а в колбасе - мяса. Хорошо хоть хлеб был нормальным, а не из опилок. Под ногами огромный чёрный котище довольно хрустел сухим кормом. В каком-то смысле мы с ним питались одинаковой синтетической дрянью, только он, видно, получал куда больше удовольствия.
Я прикидывал, чем можно занять ленивый день, когда услышал самый непривычный звук из всех - звонок в дверь, едва не заставивший меня подпрыгнуть от неожиданности. Манька тоже отвлёкся от миски, поднял морду, сделал большие глаза, посмотрел на меня и издал вопросительное "мр-р".
Беспокоить меня могли только по одному поводу - в отделе что-то случилось, - но почему не позвонили? Предчувствуя неладное, я нахмурился и пошёл открывать. Проскочила мысль прихватить пистолет, но я её отогнал: кто вообще в здравом уме полезет к комитетчику? Лишь добравшись до двери, я сообразил, что всё ещё не оделся и стоял в "форме номер раз" за исключением противогаза.
– Здравствуйте!
– уверенный высокий женский голос полоснул металлом по ушам. В следующую секунду его могучая обладательница заняла своим телом весь дверной проём. Синий форменный пуховик Департамента Генетического Наследия лишь усиливал впечатление - и без того валькириеподобная барышня выглядела просто необъятной. На красном несимпатичном лице застыло деловое выражение. У ног стоял громоздкий переносной холодильник, похожий на бидон для молока.
– Давайте всё! И распишитесь, - приказала она, проецируя оранжевую голограмму маршрутного листа перед моим лицом.
– Эй-эй!
– я отступил вглубь квартиры, не выдержав напора.
– Ничего я вам не дам. Идите вон отсюда.
– Что значит, ничего? Как это ничего? По какому праву вы меня прогоняете?
–
Потому что ничего!– раздражённо сказал я.
– Это моё личное дело. Вас вообще не должно было тут быть. Вы ошиблись квартирой. До свидания.
– Нет, это не ваше личное дело!
– с её тоном можно было командовать батальонами.
– А государственное! Я должна тут быть! Есть план! Последний пленум дал задание перевыполнить его на пятнадцать процентов! Вы - здоровый мужчина, всё ещё способный...
– Спасибо, я польщён.
Перебитой на полуслове "доярке"-ударнице хватило секунды на то, чтобы захлопнуть рот, перегруппироваться и снова пойти в атаку.
– Вы же знаете, какая у нас демографическая ситуация?
– она была вынуждена сменить тактику и воззвать к сознательности.
– Знаю, - кивнул я.
– Девушка, я...
– попытался я поведать суть проблемы,
– Вам она безразлична?
– перебила меня сотрудница Департамента Генетического Наследия.
– Нет, - тут я был совершенно честен: чем скорей ситуация выправится, тем скорей от меня отстанут хабалки из Департамента Генетического Наследия.
– Вы невоздержанны в сексуальной жизни? Алкоголик?
– Да, а у вас нет чувства такта, - рыкнул я.
– И если мы закончили с перечислением недостатков, то послушайте...
– очередная бесплодная попытка сказать главное.
– А почему тогда сперму не хотите сдавать?
– Не хочу, - я рассмеялся, поняв, что мы с "дояркой" практически воспроизвели сцену из "Собачьего сердца".
Её лицо покраснело, но женщина сразу же взяла себя в руки. Похвальное качество, что ни говори.
– Тогда подпишите, что отказываетесь! Но предупреждаю, что у вас будут проблемы по партийной линии.
– Ага, - смех выправил мне настроение, и кричать расхотелось.
– Хоть по линии спортлото. Не буду я ничего подписывать. До свидания.
– Как это не будете? Что значит, не будете? Вы сдаёте?!
Похоже, меня решили взять измором. Я бы закрыл дверь, если смог, но толкать женщину мне не позволяло воспитание.
– Нет, не сдаю.
– Тогда подпишите!
– голограмма, показалось, стала ярче.
– Так, - я закрыл глаза, шумно вдохнул воздух, в котором витал запах сублимированного кофе и недокуренной сигареты. Сосчитал до трёх. Потом до пяти.
– Вижу, вы тут впервые. Решили план перевыполнить, да? Как ваше имя и фамилия?!
– резко рявкнул я.
– Как зовут вашего начальника?! Кому пожаловаться на вашу работу?!
– А какое вам дело?
– тут же начала защищаться "доярка".
– Нет, ну нормально? Сдавать отказывается и ещё жаловаться будет?
– Жаловаться?!
– я повышал голос всё сильнее. Гулять так гулять. Если человек испортил настроение, то нет совершенно никаких причин сдерживаться. Я считал, что в таких случаях нужно платить той же монетой и портить настроение в ответ. Голограмма маршрутного листа исчезла, появилась новая, красная, мерцающая - моё удостоверение.
– Майор Иванов, госбезопасность! А у вас, милочка, большие проблемы!
Женщина побледнела, словно мукой посыпали. Даже, кажется, в размерах уменьшилась, словно кто-то открыл клапан, и из неё начал выходить воздух.
– Если бы вы не были так заняты, хамя мне, то услышали бы, что я клон-репликант! А если вас там, в Департаменте, дубоголовых и набранных по объявлению хоть чему-то учат, то вы должны были знать, что реплики стерильны!
– я говорил, искренне наслаждаясь моментом маленького триумфа.
– Проблемы по линии партии?! А какие проблемы у вас будут, если я в понедельник запрошу у вашего начальства...
– перед глазами внезапно возникла картинка входящего вызова. Палыч. Настроение тут же упало ниже уровня моря. Начальство, чёрт бы его побрал, никогда не звонит с хорошими новостями.