Спасатель
Шрифт:
– А складскую службу поставишь? Чтобы без тебя работала как часы? – кинул я пробный шар.
Думаю, Никанорыч этот вопрос продумал и до меня, что тут же и подтвердилось.
– Девок намедни мы притащили грамотных, – выдохнул он ароматным дымом с запахом сушёного чернослива.
– Читать-писать-считать умеют. Да и Рябошапка с десятилеткой. На береговой базе в Измаиле у нас все кладовщики были из хохлов. Так что потянет с радостью. И нога увечная тут не помеха. Обучу всему, никуда они не денутся.
– С Тарабриным надо посоветоваться, - ответил я уклончиво. И вздохнул. – Думаешь мне это хозяйство в радость? Разве хочешь – надо! Я вообще человек ленивый. Мне бы пузо греть
– Брось жаловаться. Ты мужик ещё в самом соку. – Удивляется Никанорыч.
– Через полгода мне шестьдесят шесть стукнет, - ответил я и грустно причмокнул губами.
А сам подумал, что с моими играми со временем уже давно стукнуло. Если по дням посчитать не только мою жизнь в ««колхозе»», а во всех временах и весях за последний год.
Сказать, что мичман удивился, это ничего не сказать. Тот только и воскликнул.
– Иди ты!? Сильна твоя порода.
Не говорить же ему про омолаживающее действие порталов на проводников. Обзавидуется ещё вусмерть. Мне оно надо?
Помолчали. Потом подумав, Никанорыч добавил резонов.
– Но у тебя семья здесь. Скоро семеро по лавкам рассядутся. А у меня никого. И видно уже не будет.
– Неужто никто из девок не приглянулся? А красавицы есть – глаз не оторвать, - попытался я нащупать его слабое место с этого боку.
– Моряк я. – твёрдо ответил мичман.
– А у моряка в каждом порту если не невеста, то шлюха отыщется. А тут у тебя долго ещё ни шлюх, ни честных давалок в упор не наблюдается даже в бинокль. Этим бабам семья нужна, дети и чтобы муж к юбке привязан был. Не моё.
Отпустил я мичмана гулять по своим делам, потому как в душе сильное раздражение на Никанорыча выросло, что не способствовало продолжению общения, тем более в жанре дискуссии.
Я ему, можно сказать, жизнь спас, а он... Хотя и понимает это, да не желает потрудиться на спасшее его общество, эгоист. Присяги, видите ли, он мне не давал… А у меня на него были большие планы.
Сам виноват. Договариваться всегда надо ««на этом берегу»» и четко, без двусмысленностей, а не намёками. Типа я понимаю, что ты понимаешь, что я понимаю.
Это Жмурову тут в кайф, Сосипатору, Шишкину… Иной раз мне кажется, что они сами мне готовы приплачивать за возможность заниматься тем, чем занимаются. А боцману море подавай. Да где я тебе его здесь возьму?
Курю и слушаю как боцман весело напевает, удаляясь от меня.
– В кейптаунском порту
С какао на борту
««Жанетта»» починяла такелаж…
Настроение у него хорошее, в отличие от моего.
Глава 11
Весь день насмарку. Укрылся от народа в своём домике. Никого не желал видеть. Депрессия у меня. Даже на обед не ходил. Накатил шустовского под лимон и шоколадку. И чтобы не травить душу о том, какой я несчастный да неудачливый, достал томик Гёте и стал читать ««Фауста»». Может гений мне что подскажет?
Ничего не подсказал поэт, кроме доставленного эстетического наслаждения от чтения великолепного текста.
Надо идти к Тарабрину. Старик, скорее всего, с такими выкрутасами уже сталкивался. И опыт разрешения таких конфликтов, наверняка, имеет.
Тем более, что запас шустовской ««Финь шампани» кончился у меня. А запас золотых монет у Степаныча.
Хотя… зимой с 1917-го на 1918-й год… В период саботажа чиновниками временного правительства Советов, можно конфисковать даже не золото, а бумажные кредитные билеты в
любом банке Петрограда или Москвы. Да хоть во всероссийском казначействе. И не зависеть от Тарабрина при закупках в дореволюции. К тому же деньги сгинувшей империи никому там уже навредить не смогут.Но тут – чёрт его подери, - Никанорыч опять будет нужен, как напарник ограбления века.
Тарабрин, когда я поделился с ним своими сомнениями и соображениями насчёт мичмана, пододвинув ко мне вычурную серебряную пепельницу, высказался просто.
– Сколько твой боцман тебе прибытку принёс по прошлому походу в революцию?
– Миллион фунтов стерлингов в довоенных банкнотах, - ответил я. – В смысле выпущенных до первой мировой войны. От восьмидесятых годов девятнадцатого до десятых двадцатого века. Банкноты банка Англии.
Я их давно уже на кучки разложил по годам выпуска, как раньше с долларами возился. Чтобы в случае надобности на сортировку времени не терять.
– Отложи десять процентов на его долю, – выдал проводник совет.
– А не до фига ему будет? – возразил я возмущённо. – Это же больше пятисот тысяч долларов. Тех долларов, обеспеченных золотом, а не резаной бумаги, как у меня.
– Совсем, Митрий, ты капиталистом стал, - ворчит Тарабрин, укоризненно качая головой. – По-доброму его доля в этом вашем разбое половинная за вычетом затрат на подготовку. Так что выдавай ему десятину с чистым сердцем. Хватит ему и на парусник и на стартовый капитал. А брюлики Коминтерна, если у вас всё получится, можно будет тогда реализовывать в долгую и помаленьку, чтобы амстердамские евреи цену нам не сбили. А если ничего у вас с камушками не выгорит, то и бог с ними.
– Можно тогда просто в пустыне Намиб песочек просеять и алмазов набрать, - выдвинул я встречную версию. – Безо всякого риска получить пулю в пузо от дипкурьера коминтерновского или его охраны. Там только с водой тяжело. Но с нашими возможностями темпоральных окон не вижу и тут проблемы. Бочка на прицепе.
– Долго думал? – смеётся Тарабрин. – Мы бы туда сразу сходили после ручья Сакраменто. Годная идея, если ничего лучшего нет. Ты точные места знаешь, где алмазов полно там? Вот и я не знаю. Что-то мы, через сетку тонны песка просеяв бы, нашли. Но далеко не индийская Голконда там. Мне дикие люди самоцветов больше приносят, безо всякой возни с земляными работами. И затрат меньше, как временных, так людских и материальных. Да и приятно делать людей счастливыми, бесполезные камешки они меняют у меня они на очень нужный им в быту инструмент, который им жизнь облегчает.
Тарабрин разлил квас по кружкам. День сегодня жаркий, но дюже хороший. Сидим душевно на веранде у Тарабрина. В тени виноградной лозы, распустившей листву. Лето вступило в свои полные права. Так что холодный квас в кайф шел. Отпил проводник шипучего напитка и продолжил.
– Кроме того, думал я над тем, что ты мне намедни наговорил про глобальное потепление и возможный катаклизм, связанный с таянием ледника. Сходил в Беларусь рубежа миллениума, посидел в интернет-кафе. И вот что надумал. Надо нам заранее запасную базу готовить, чтобы в случае катастрофы не метаться в режиме курицы с отрубленной головой. И тут твой боцман ой как в кассу ложится. Мы его финансируем, он натурализуется в Аргентине. Где-то в годах восьмидесятых девятнадцатого века. Пусть ходит по своим морям под аргентинским флагом. Заводит связи в местном истеблишменте. С чиновниками там, банкирами. Узнает всё про земельный вопрос. Где, что и почём. А в случае чего страшного мы просто к нему присоседимся. Всё не на голый берег вылезать, брода не ведая. Как тебе такая идея?