Спасите, мафия!
Шрифт:
Мария, по всей видимости, тоже переосмыслила поведение наших постояльцев и взирала на Мукуро еще более раздраженно, равно как и на Бельфегора, кстати, а вот на Скуало, Гокудеру и Ямамото — с уважением, Фран же вообще одаривался взглядами, ясно говорившими: «Лапочка моя, мамочка сейчас подогреет тебе молочко и почитает на ночь сказочку», — то бишь умиленными и какими-то по-матерински нежными. Она то ли себя его старшей сестрой возомнила, то ли у нее материнский инстинкт не вовремя проснулся (или от Катерины к ней перебежал, тоже вариант). Но, что интересно, наш Лягух не был против — наоборот, он отвечал Марии сорвавшимися с минусовой температуры в район аж плюс десяти взглядами и даже один раз за утро улыбнулся ей краешками губ. Для всех это стало шоком, но наша сладкая парочка на глобальное офигение окружающих внимания не обратила, продолжив болтать о своем, о тролльском, и подначивать злую-презлую и чуть ли не скрежетавшую зубами Ананасовую Фею, которую Мария, по всей видимости, вообще возвела в ранг «персон нон-грата». Я, кстати, тоже: он был довольно бесчестной личностью, хотя, думаю, Мариша руководствовалась иными мотивами — это ведь он превратил Франа в личность без эмоций, а ее это дико злило.
После
— Ши-ши-ши, женщины всегда собираются по полчаса. Принц еще успеет почитать в библиотеке.
Я усмехнулась, подумав: «Не на ту нарвался», — и поспешила к себе, твердо решив, что ждать меня Бэлу придется недолго. Я вообще довольно быстро всегда собираюсь, в отличие от Маши, хотя Катерину по скорости в этом деле, конечно, не догоню, так что проблем с выполнением собственной установки у меня не возникло, и минут через десять я спустилась в холл, одетая в черную блузу с кружевными рукавами и невысоким воротником-стойкой, длинную, в пол, черную юбку солнце-клеш, туфли с острыми мысами и каблучком-шпилькой высотой около пяти сантиметров, цвет, думаю, уточнять не стоит, и с аксессуарами в виде небольшого черного клатча с длинной серебристой цепочкой, серебристым же браслетом-обручем на левой руке, такого же цвета заколкой, собиравшей длинные волосы на затылке в хвост, и серьгами-водопадами из стекляшек, доходившими почти до плеч. В нагрудном кармане блузы устроился платок из серого сверкающего шелка, а макияж я наносить не стала, подумав, что это будет излишне, да и вообще, не люблю я косметику, она вредна для кожи и отнимает огромное количество времени, а мне красоваться не перед кем, да и не думаю я, что красота должна быть нарисованной — если уж меня кто-то с косых глаз и назовет красивой, так хоть комплимент этот мне адресован будет, а не накладным ресницам и помаде фирмы «Орифлэйм»…
Бэл обнаружился в библиотеке за чтением толстенной книженции о лошадях буденновской породы. Просвещается? Похвально… Я зарулила в комнату и вопросила:
— Ну что, поедем? А то автобус ждать не будет.
Бельфегор усмехнулся и, явно окинув меня оценивающим взглядом, вынес вердикт:
— Неплохо: скрывает недостатки в виде излишней худобы и неспортивности. Но неужели ты стесняешься своих рук? Перед посторонними ты их, похоже, не открываешь.
— Перед вами же открыла, интервенты, — фыркнула я и поспешила во двор — подальше от щекотливой темы, поднятой излишне наблюдательным Высочеством.
— Да, потому что мы застали тебя врасплох, — хмыкнул Бэл, следуя за мной. — Ты была одета в футболку, когда мы прибыли, и потому попытка убежать, чтобы переодеться, была бы попросту доказательством того, что на самом деле Принцесса не такая уж и Снежная Королева, коей хочет казаться, а надевать кофту после того, как все успели разглядеть твои руки, а также шрамы на них, было бессмысленно.
— Тоже мне, Фрейд, — фыркнула я вновь, на этот раз несколько раздраженно, и поспешила к конюшням.
Что интересно, Бельфегор никак не прореагировал — смех а-ля «я питон Каа» не в счет — и, зайдя в конюшню, начал седлать Маркиза, вороного жеребца Марии. Я удивленно воззрилась на сей беспредел, но затем подумала, что принц на то и принц, что не идиот и знает, что делает, а потому прошла к третьему в конюшне вороному жеребцу, названному мной Сетом, в честь египетского бога хаоса и разрушения, который был довольно спокойным конем… до тех пор, пока кто-то посторонний не пытался на него взгромоздиться. Собственно, соглашался перевозить он лишь меня, моих сестер, Игоря и его жену, а потому в наших конюшнях его считали третьим по норову жеребцом. Собственно, вороная масть у лошадей буденновской породы — большая редкость, а потому у нас их, таких, всего трое, и все они обладают очень и очень свободолюбивым и строптивым характером, что делает их явными лидерами, а Торнадо так и вовсе наш местный предводитель всея непарнокопытных. Что же касается Сета, он предпочитает, как и я, держаться в тени, но если уж это необходимо, запросто может как дать копытом в глаз, так и повести табун за собой. Вот эту-то строптивую коняжку я и оседлала, причем седло, из-за наличия в моем сегодняшнем гардеробе юбки, пришлось взять женское, а затем вывела на свежий воздух и, дождавшись Принца, вспорхнула Сету на спину. Что любопытно, я всегда отличалась от сестер тем, что в скачках всегда была на последних ролях, конкур вообще обошел меня стороной, равно как и любое преодоление лошадью препятствий, однако что мне и впрямь давалось, так это выездка, и мы с Сетом были довольно гармоничной парой, хоть ни в каких соревнованиях и не участвовали, а занимались этим исключительно ради собственного удовольствия.
Бельфегор царственно вскарабкался на Маркиза и, пришпорив коня, тут же перешел в галоп, я же неспешной рысцой поскакала следом, апатично разглядывая скучный, унылый пейзаж вокруг. Вскоре Бэл и Маркиз вернулись, и мы с Сетом были обшишишиканы и удостоены вопроса: «Почему же Принцесса не желает соревноваться?» — на что был дан ответ:
— А смысл?
Вопросов больше не возникло, и всю дорогу до деревни мы с Бельфегором беседовали о том, какие могли быть причины у Бьякурана присоединиться после битвы в будущем к Тсуне и можно ли считать, что он «на нашей стороне». Бэл, как и я, считал, что доверять вообще никому нельзя, даже самому себе, потому как никто не идеален (да-да, вы не ослышались: он даже себя, сиятельного, идеалом не считал — лишь чем-то близким к сей вершине), но говорил, что, ожидая от Бьякурана подвоха и контролируя каждый его поступок, мы всё же можем позволить ему некоторую свободу действия, и если уж он атакует, удивляться не придется, а если нет, от него будет польза. Я согласилась и решила, что Принц всё же не зря Гением зовется — оказалось, что всё это время наш енот не совсем дурью маялся на ферме, а издалека наблюдал за действиями подозрительных личностей, а именно: Рокудо Мукуро и Бьякурана, а также следил за тем, чтобы наши работнички не навредили лошадям, плюс тренировался в своем искусстве метателя кинжалов и, что важнее всего, искал в сети, с Катиного
компьютера, информацию о мире Мейфу, шинигами и случаях, подобных нашему. Ничего интересного не обнаружив, он перешел к анализу данных по истории места, в которое его закинула судьба-злодейка, но и о земле, на которой стояла наша ферма, интересных данных не нашлось. Тогда Бэл решил оставить руины на Скуало, а сам занялся исследованием всего, что смог найти о загробных мирах, вскрыв какие-то правительственные сайты с Машиного, куда более нового, чем у нас с Катей, компьютера, способного на подобный подвиг. Данных было довольно много, но все они являлись довольно разрозненными и наиболее полную картину всё же вырисовывала манга «Потомки тьмы», которую я так и не успела начать читать. Впрочем, Бэл поведал мне, что существует мир мертвых, так называемый мир Мейфу, в который отправляются души умерших. Их судит организация Джу-о-чо, возглавляемая Королем Ада Эмма-Дай-О, а элитой считается подразделение шинигами, то есть богов смерти, под названием Энма-чо. Граф же был не обычным шинигами, а хранителем Дома Тысячи Свечей, где горели свечи, символизировавшие жизни смертных, и когда гасла свеча, человек умирал. Также в его доме была Книга Судеб, куда записывались судьбы всех смертных, а его помощником и единственным слугой, да и вообще относительно живым существом в радиусе километра от Дома Тысячи Свечей, являлся уродливый карлик Ватсон (неужели шинигами почитают Конан Дойля?). Граф был очень и очень эксцентричной личностью, обожавшей книги де Сада и жестокие шуточки, а братья Гу-Со-Сины, явившиеся в нашем случае посредниками между Катей и Графом, служили библиотекарями и внешне очень напоминали гусей. Собственно, вся эта информация нам не помогла понять, почему же Граф прислал мафию в этот мир, однако догадок у Гения Варии было пруд пруди, и выбрать одну-единственную было крайне сложно.Вот за такими разговорами мы и подъехали к дому тети Клавы, сестры Игоря Ларионова, и я, спешившись, спросила Принца:
— Мне надо отдать лошадей сестре Игоря. Ты со мной?
— Почему бы и нет? — усмехнулся Бэл и спрыгнул на твердую землю.
Я пожала плечами, завела Сета на участок тетушки, прошествовала к распахнутому окну зеленого домика и, постучав по раме, довольно громко сказала:
— Тетушка, это Лена! Вы дома?
В комнате послышалось шебуршание, а затем на пороге дома возникла тетя Клава — как всегда, с пучком на голове, как обычно, в переднике и, как повелось, с широченной улыбкой от уха до уха.
— Ой, Леночка, — запричитала она, спускаясь с крыльца ко мне, — ты уже сто лет у нас не была! Как ты, как сестрички?
— Нормально, — ответила я, стараясь быть вежливой. — Все здоровы, дела пока идут как обычно.
— Ой, а что это за мальчик с тобой? — с таинственной улыбочкой вопросила тетушка, сегодня одетая в синее платье с крупными ромашками.
— Позвольте представить, — с тяжким вздохом ответила я. — Бельфегор Каваллини. Один из наших гостей. А это Клавдия Михайловна.
— Очень приятно, — выдал Бэл тоном, противоречившим смыслу сказанного.
— И мне, — протянула тетушка, оценивающе рассматривая Принца.
— Мы оставим лошадей? — вмешалась я в мысленный процесс разбора недостатков и достоинств моего друга тетей Клавой.
— Конечно-конечно, — всплеснув руками, затараторила она. — Привязывай, а мы уж и напоим их, и, если надо будет, покормим…
— Спасибо, но мы не задержимся. Приедем на пятичасовом автобусе, — пожала плечами я и поспешила к сараю, а точнее, к балке возле него, к которой мы всегда привязывали лошадей, оставляя их у тетушки. Бэл прошествовал за мной и тоже лишил своего коня свободы передвижений и седла, а я обратилась к приютившей звериков мадам:
— Мы тогда пойдем?
— Конечно, доброго пути, — улыбнулась она.
— Спасибо, тетушка, — кивнула я и поспешила за ворота.
— Приятного дня, — проявил любезность Бельфегор и последовал за мной.
— И вам, — озадаченно пробормотала тетя Клава, провожая нас взором, в котором явственно был виден когнитивный диссонанс, снедавший ее душу — Бэл ей казался излишне надменным, но, в то же время, его царские повадки заставляли взгляд цепляться за него, и это ввергало в сомнения и противоречия с самим собой стороннего наблюдателя, коим и явилась в данной ситуации родственница Игоря.
Вскоре мы с Бельфегором подошли к остановке, обозначавшейся в данном населенном пункте столбиком с табличкой, и начали томиться, аки молоко в кастрюле, в ожидании автобуса, который, конечно же, как всегда опоздал. Когда гроб на колесиках российского производства соизволил прибыть к нашему месту дислокации, я, Принц и еще двое граждан, которых я раньше видела в деревне, просочились в его недра. Мы с Бэлом, оплатив проезд, прошествовали в дальний конец консервной банки, выпущенной Павловским Автобусным Заводом, и мне даже относительно повезло занять одно из одинарных сидений. Бэл встал рядом со мной, ухватившись одной рукой за поручень на моем сидении, а второй — на сидении передо мной и, таким образом, отгородив меня от остального салона. Я благодарно ему улыбнулась, на что получила в ответ ухмылочку маньячного содержания. Я тоже ухмыльнулась, причем не менее маньячно, раздумывая о том, что если ко мне какая гадость во время этого путешествия прицепится, а мне на такие случаи обычно очень «везет», то целой и невредимой она до дома, до хаты не доберется, и это несколько меня успокаивало. Где-то в середине пути, полного тряски, ругани пассажиров и духоты, мне пришлось уступить место старушке с мешком огурцов, и Бельфегор, проведя меня в самый конец автобуса, заставил встать рядом с заблокированной обычно задней дверью, и вновь отгородил меня своей худощавой тушкой от внешнего мира в лице скандальных граждан. Я была ему за это крайне благодарна, поскольку обычно для меня самым сложным в поездке в город были именно автобус и шастанье по рынку, и единственные, кто мне всегда помогал с этими проблемами справиться — мои сестры. А вот теперь в их рядах, в рядах моих благодетелей, появилось пополнение в виде венценосного эгоцентричного Гения, который не то, что словесно защитит, «ежели что», но и на колбасу обидчика пустит, а это ой как успокаивает! Потому как не верю я, что словами можно вразумить агрессивно настроенного пьяного в дребодан алкоголика, например. А вот стилет его запросто уговорит замолчать и прекратить вести себя по-хамски, главное только не переборщить и в обезьяннике не оказаться…