Спасите, мафия!

— Кии! — радостно ответил ёжик без тумана (к счастью… Кыш, лишние мысли об иллюзиях!), и пошел прятаться под кровать, соскочив с моих коленей. Понятливый он — жуть! Равно как и Хибёрд… Лучше людей всё понимают, право слово.

— Ну и? — нахмурился Хибари-сан, ощутимо нервничая.

— Я хотела сразу ответить, — вздохнула я, потирая ладони и глядя в пол, — но не могла, потому что боялась, что сестры сочтут такой поступок предательством. Но Ролл посоветовал мне поговорить с сестрами, и они сказали, что не будут против. Прости, что рассказала им…

— Ничего, — перебил меня комитетчик нетерпеливо. — Так каков твой ответ?

— Конечно, «да», — улыбнулась я, чувствуя, что начинаю краснеть и отчаянно начав растирать ладони. — Разве могут быть варианты? Ты… Ты слишком важен для меня. Я люблю сестер, но если выбирать, остаться с ними в родном мире или пойти в неизвестный, где мне не знакомы ни язык, ни обычаи, нет ни документов, ни образования, но с тобой, я выберу второе. Главное, чтобы ты был рядом, остальное уже не так важно, хоть и плохо так говорить о родном мире. Я не хочу бросать сестер, но… если выбирать между ними и тобой, я выберу тебя. Это так эгоистично… Но я не могу по-другому.

— Спасибо, — тихо сказал Хибари-сан и крепко обнял меня, зарывшись носом в мои волосы. Я прижалась к нему и закрыла глаза, вдыхая знакомый аромат хвойного мыла, а Хибёрд вдруг чирикнул, сидя на верхушке шкафа, и запел гимн Намимори.

— Мне кажется, или он так пытается дать добро на наши отношения? — протянула я.

— Нет, тебе не кажется, — усмехнулся Хибари-сан и, чмокнув меня в висок, отправился к окну. Усевшись в кресло, он тиснул со стола тарелку с тамаго яки, а из ящика — палочки, и, обернувшись, начал меланхолично жевать, глядя на выползшего из укрытия Ролла, начавшего наматывать круги по полу между кроватью и креслом.

— Что за спринт, товарищ Облачный Ёж? — усмехнулась я, а Хибари-сан пояснил:

— Он мне показывает картинки наших обедов, того, что ты ему целое блюдце молока налила, и что-то вроде образа растолстевшего Хибёрда, меня и его самого, и пожелания мне заниматься спортом. А бег — наглядная демонстрация.

— Не думала, что Ролл — такая ехидна, — пробормотала я.

— Да нет, — усмехнулся Хибари-сан, — он, конечно, любит пошутить, но всё всегда в пределах допустимого. А сейчас он, честно говоря, рад, а шутит так потому, что я сам всегда говорю: после ужина есть нельзя.

— Да ты и не ужинал ни фига! — возмутилась я, поймала Ролла, возмущенно зафырчавшего, уселась обратно на кровать и заявила ему: — Ты чего ехидничаешь, няша? Кёя вообще не ужинал практически — два кусочка темпуры съел, и всё! Это что, полноценный ужин для двадцатиоднолетнего мужчины? А тебя я больше закармливать не буду, чтобы не нужно было марафонские забеги с целью похудеть устраивать. Считай, что это была благодарность за полезный совет. Хотя, если честно, мне просто хотелось тебя посытнее покормить, но мы этот факт опустим, ладно?

— Кьюпии! — кивнул ёжик и лизнул мою ладонь. Язык у него, кстати, очень шершавый и на удивление длинный, чем-то похож на кошачий, хотя, ясное дело, намного меньше…

— Ути, какие нежности, — рассмеялась я и почесала горлышко тут же разнежившегося ёжика.

— Да, это он любит, в отличие от Хибёрда, — хмыкнул Хибари-сан.

— А ты его часто гладишь? — полюбопытствовала я, не отрываясь от процесса осчастливливания белого колючего комочка.

— Не очень, — ответил Хибари-сан. — Точнее, я его глажу каждый день, но не так фанатично, как ты, а ему этого мало. Хотя, думаю, его сколько не гладь, всё мало будет: он готов сутки напролет нежиться. Правда, кроме меня он раньше никого к себе не подпускал. То настырное травоядное с хлыстом часто пыталось его погладить, — Хибари-сан поморщился, но затем усмехнулся и закончил мысль: — но Ролл всякий раз принимал форму колючей сферы и угрожал колючками или просто улетал подальше от него. Хибёрд тоже, кстати, чужаков не подпускает, так что то, что он так запросто к тебе на плечо сел буквально через пару дней после знакомства, меня очень удивило.

— А почему так? — озадачилась я.

— Ролл чувствует, что ты хороший человек, и что ты мне важна, да и вообще ты ему нравишься, — нехотя пояснил комитетчик, дожевав последний кусок яичного рулета и поставив тарелку на стол. — А Хибёрду ты сразу понравилась — раньше, чем мне, если честно. Потому он всё время пытался показать мне, что я должен присмотреться к тебе повнимательнее и улучшить свое мнение.

— Спасибо, Хибёрд, — пробормотала я, найдя взглядом желтый пушистый комочек, оккупировавший шкаф, и канарейка довольно чирикнула.

— Кьюю? — ткнувшись в меня носом, потребовал внимания Ролл, которого я от удивления перестала почесывать. И я, вернувшись к прерванному занятию, рассмеялась и сказала:

— И тебе спасибо, няша моя игольчатая.

— Кии, — обрадовался Ролл и зафырчал, плюхнувшись спиной мне на колени и подставляя для почесывания белое брюшко. И ведь умудряется меня не уколоть — внимательный…

— Для животных показать живот — верх доверия, — усмехнулся Хибари-сан, а я, пощекотав пузико довольно расфырчавшейся животинки, кивнула и ответила:

— Знаю, так что я очень рада, что Ролл меня принял. Как и Хибёрд, кстати. Не думаю, что он бы стал петь дуэтом с тем, кому не доверяет, я права?

— Да, — кивнул комитетчик и протянул руку канарейке, которая тут же вспорхнула со шкафа и приземлилась на протянутую ладонь.

Хибари-сан начал осторожно гладить Хибёрда, довольно нахохлившегося, а я тискала откровенно балдевшего Ролла, подставлявшего мне то бочка, то лапки, то пузико и радостно фырчавшего и «киикавшего». Вот так мы и просидели до самого вечера, изредка перекидываясь парой фраз и наслаждаясь тишиной и мирной, по-домашнему уютной, семейной атмосферой.

Без пятнадцати десять Хибари-сан бросил взгляд на часы и скомандовал:

— Отбой. В десять — комендантский час.

— Ох, я даже не заметила, как время пролетело, — растерялась я и, ткнув Ролла в нос кончиком пальца, спросила у него: — Ну что, отпустишь меня, няша?

Ёжик ответил согласием и расстроенным набором звуков, а затем лизнул мою ладонь и, спрыгнув на пол, снова заныкался под кровать. Я встала, подошла к Хибари-сану и, погладив Хибёрда, сказала:

— Спокойной ночи, первоптиц.

Канарейка чирикнула и, ткнувшись в мою ладонь клювом, вспорхнула на шкаф, как и Ролл сделав вид, что ее здесь нет и не было, а я кивнула комитетчику, сидевшему в кресле, взяла со стола тарелку с чашкой и, сказав: «Спокойной ночи, Кёя», — направилась к двери, но меня перехватили на полпути, поймав за локоть. Отобрав у меня посуду и вернув ее на Родину, Хибари-сан скомандовал:

— Хибёрд, отвернись.

Канарейка, чирикнув, явно выполнила указание. Глава Дисциплинарного Комитета же притянул меня к себе и, крепко обняв, осторожно поцеловал, зарываясь правой рукой в мои волосы и явно желая продлить эти мгновения как можно дольше, да и я сама хотела того же — нажать кнопку паузы на проигрывателе жизни и как можно дольше не отходить от человека, которого любила больше жизни… Его губы мягко и нежно касались моих собственных, а я робко и неумело отвечала на его осторожный поцелуй, обнимая единственного мужчину своей жизни за шею и отдавая ему всю свою любовь. Но у жизни нет функции паузы или перемотки, а потому Хибари-сан отстранился и прошептал: