Спасите, мафия!
Шрифт:
Этим утром Бэл сделал то, чего не делал никогда раньше — принял в охотники постороннего. Он поставил меня рядом с собой в этом безумном марафоне, не только как помощника, но и как человека, которого он уважает, и потому я готова была прыгать от радости, хоть мне это и несвойственно. Я шла за ним до самых ворот и чувствовала азарт, исходивший от моего Принца, и его ненависть к Игорю, а еще мне показалось, что по эту сторону «границы» быть не так уж и весело, и подумала, что быть охотником — это не мое. Роль жертвы, сумевший победить смерть, мне нравится куда больше… Когда Игорь споткнулся и затормозил, Бэл метнул в него стилет, порезавший его левую щеку, и тот побежал быстрее, но мне это показалось абсолютно неинтересным и никаких эмоций во мне не вызвало — ни жалости, ни радости. И лишь одно чувство я испытывала на протяжении этого безумного сафари —
Когда Игорь оказался за воротами, Бэл метнул в него еще один стилет, поцарапавший его правую щеку, и сказал:
— Это тебе прощальный подарок — для симметрии! Шрамы тебе не скрыть, мусор, и это клеймо предателя всегда будет с тобой. Цени жизнь, которую тебе даровали сегодня!
Игорь помчал дальше, не останавливаясь, и Бэл зашелся в приступе безудержного смеха, а я лишь улыбалась, глядя на Принца, и думала, что он и впрямь ангел смерти, посланный на землю с условием, что жить он будет лишь в моменты своего триумфа. Отсмеявшись, Бэл спросил у меня, неужели мне не было весело, а я честно ответила, что охота — это не мое, и что причинять людям боль я не хочу, потому что ни ощущение того, что я руковожу чьей-то жизнью, ни власть над жизнью или смертью человека меня счастливой не сделают, ведь ни окружающие меня люди, ни их судьбы меня не волнуют и, по сути, мне на них глыбко наплевать. Бэл усмехнулся и спросил: «На всех?» — а я покачала головой и ответила: «За исключением тебя, Скуало и моих сестер».
Но вот то, что сказал после этого Принц, заставило меня удивленно на него воззриться и призадуматься, потому как он заявил:
— Слишком много претендентов. Принц не любит присутствия конкурентов, которых не может устранить.
Я растерянно спросила, что он имел в виду, а Бэл зашишишикал и сказал:
— Рано. Когда конкурентов не будет, поясню.
У меня промелькнула глупая мысль о том, что Бельфегор может испытывать что-то похожее на то, что испытывала я, и тоже меня… любить, я ведь уже призналась себе, что то, что я чувствую к нему, — больше, чем просто дружба, но я эту мысль безжалостно прогнала, как необоснованную, и покладисто сказала:
— Как скажешь, ты тут главный.
— О да, — усмехнулся Бэл. — Помнишь, я тебе как-то сказал, что люблю доминировать? Так вот, это распространяется на все сферы жизни.
— А я инертна, — вяло протянула я и добавила: — Так что можешь руководить, не стесняйся.
— Ши-ши-ши, Принцесса думает, что Принц может стесняться ею командовать? — рассмеялся наш наглый, самоуверенный монарх.
— О нет, Принцесса считает, что у демонов ни стыда, ни совести, а значит, и ни смущения тоже, — фыркнула я. — А ты вообще шестой из десяти архидемонов и по распределению грехов руководишь унынием и ленью. Так что тебе будет просто лень чего-то там стесняться, да и не по чину чувство.
— А ты всё еще считаешь меня посланником Ада? — фыркнул Бэл недовольно.
— Скорее уж, самой Смерти, — задумчиво протянула я. — Ты ведь не принадлежишь расе демонов, но очень похож на них, и, если честно, ты для меня куда большее олицетворение смерти и абсолютной власти, чем они.
— Хм… Ну, хотя бы здесь у меня нет конкурентов, — протянул господин Самонадеянность, и я, махнув рукой, направилась к дому.
— А Принцесса не хочет поблагодарить Принца за маленькую месть этому отбросу? — хитро спросил Бельфегор, следуя за мной.
— Нет, потому как его судьба наказала за предательство, — пожала плечами я. — А ты сделал всё, что сделал, потому что тебе так хотелось. Мне, если честно, мстить не хотелось. Я вечером расстроилась, но с утра подумала, что его наказала сама жизнь, а значит, кармический баланс не нарушен, да и никогда не нарушится, и это меня обрадовало. А на Игоря мне наплевать: он никогда не был для меня, в отличие от моих сестер, важным человеком, потому что и он, и его семья меня всегда сторонились и искренне полагали, хоть и знали мой диагноз, что я псих. Так что мне было больно оттого, что сколько людям добра ни делай, они всё равно могут вонзить нож в спину, а не от того, что нож вонзили конкретно мне, потому как я была готова к подобному повороту — я никому не верю кроме тебя, Скуало и сестер. Так что за месть я тебя благодарить не хочу. Лучше я скажу «спасибо» за то, что ты обо мне волнуешься.
— Ну
давай, — усмехнулся Бэл.— Что давать? — не поняла я, упорно бредя к дому.
— Говори «спасибо», — пояснил он начальственным тоном.
— Спасибо! — фыркнула я с сарказмом. — Какой ты, Бэл, однако, корыстный — просто жуть!
— Имя к тому располагает, — рассмеялся тезка демона лени, и я рассмеялась вместе с ним.
Мы вернулись домой, и весь день я наблюдала за метаниями Кати и раздраженными попытками Маши справиться с напряжением, путем завала себя делами. В результате, Катерину ушел успокаивать общавшийся только с ней господин Недотрога, а Машу утащил на тренировку взрывоопасный скунс с сигареткой в зубах. Как она потом рассказала, он дал ей покидать бомбы, потому как они, цитирую: «Лучше снимают стресс — шума больше». Ужин прошел довольно странно: Катя бросала на меня и Машку виноватые взгляды, а на своего маньячного любителя дисциплины и порядка вообще старалась не смотреть, причем ужин запоздал, потому как она начала готовить позже обычного, что было ей несвойственно. Маша сделала вывод о том, что поступок Игоря выбил нашу сестру из колеи, но та лишь отмахнулась и сказала, что это она уже пережила, потому как в ее жизни сменилась полоса. Я подумала, что если «сменилась полоса», значит, произошло что-то хорошее, но приглядываться к ее поведению не стала — оно мне надо? Захочет — сама расскажет, не захочет — не стоит и лезть в это, а вот Маша не поняла, о чем Катя говорит, и начала засыпать ее вопросами, но Катерина от нее лишь отмахивалась и говорила: «Всё потом». После ужина как раз и наступило это самое «потом», потому как она, не помыв посуду, поймала Машу под руку и потянула наверх, обратившись к нам обеим:
— Маш, Лен, давайте поговорим, ладно?
Мы согласились, потому как куда ж деваться с подводной лодки посреди океана во время погружения, и поднялись с ней в Машину комнату, где Катя, усадив нас с Марией на ее кровать, встала перед нами и, теребя край бежевой пушистой кофты, спросила:
— Девчат, если бы вы влюбились, и вам сказали, что единственный способ быть с тем, кого любишь — уехать к нему на Родину, что бы вы сделали?
— Это что еще за вопросы такие? — возмутилась Маша и вскочила, уперев руки в бока. — «Если бы, да кабы — росли бы во рту грибы»! С чего нам отвечать на «если бы»? Я не влюблена, мне такое и в голову не придет, а раз тебе пришло, то колись давай, в кого втюрилась, и кто это такой смелый, что тебе уехать предлагает!
«Кто, кто, носитель вакцины от расхлябанности и презрения к этикету», — вяло подумала я и призадумалась о том, что бы я ответила Бэлу, скажи он мне, что хочет, чтобы я отправилась с ним. Нет, я, конечно, сестер ценю, и Катя для меня много сделала, но я, наверное, очень неблагодарное существо, а потому я бы согласилась, даже если бы никогда больше не смогла увидеться с сестрами. Ведь сестры — это одно, а любовь — другое, и сестра не сделает человека счастливым, не создаст с ним семью, не построит домашний очаг, о котором мечтает почти каждая женщина и, похоже, начинала мечтать и я. Так что здесь выбор был очевиден, и если этот гражданчик найдет способ забрать Катю с собой, я возражать не стану, потому что она заслужила право быть счастливой. А вот Маша, похоже, была иного мнения и возмущенно сверлила нашу сестру испепеляющим взглядом, ожидая ответа.
Катя тяжело вздохнула и, опустив глаза в пол, пробормотала:
— Я давно уже влюбилась. Причем не вот «поиграл — забыл», я его по-настоящему люблю и хочу с ним построить семью — самую настоящую. А сегодня он сказал, что тоже меня любит, но есть вероятность, что нам могут сказать, что вместе мы будем, только если в их мир отправимся. Он сказал, что если будет шанс здесь остаться, он останется, но просил подумать, как я поступлю, если нам скажут, что единственный способ остаться вместе — уйти в его мир. Вот я и спрашиваю…
— Кто? — перебила Маша Катю ледяным тоном, и та, совсем стушевавшись, пробормотала:
— Хибари-сан…
— Ты его всё еще по фамилии зовешь, а уже в другой мир ломиться собралась?! — завопила Мария, аки раненный в пятую точку носорог. — Да ты с ума сошла! Он тебе даже по имени себя звать не дает, а ты…
— Он разрешил! — возмутилась Катя, перебивая Машу. Что-то я себя зрителем плохой трагикомедии ощущаю, причем лишним зрителем… — Просто я еще не привыкла! И не надо его обвинять во всех смертных грехах: шинигами и правда могут такое предложить, так что он обо мне заботится! Не хочет, чтобы меня заставили решать всё за пару минут!