Специалист по кадрам

— То, что ты не какой-нибудь Микайо, я и так вижу, — тонко намекнул на моё происхождение Шоушан. — Знаешь, кто ошивается в районе порта, Масима?

— Рыбаки?

— В районе порта ходят три категории: рабочие-докеры, туристы с фотоаппаратиками и шпана, по которой плачет тюрьма Абасири. На первых и вторых ты не похож.

— Испуганным вы не выглядите, — усмехнулся я.

— А что, должен? — старик зеркально усмехнулся, — Повторяю вопрос. Ты кого-то потерял?

— Можно и так сказать, — ответил я неопределённо.

Мое внимание привлекла прибитая к стене полочка, на которой были выставлены резные фигурки. И это точно не шахматы. Как будто резчик неоднократно пытался вырезать фигурку нереального мистического животного или зверя, но сам точно не знал, как этот зверь должен выглядеть. Поэтому все фигурки отличались существенными деталями.

— Фото есть? — Шоушан повысил голос, давая понять, что теряет терпение.

— Фото? Фото, к сожалению, нет.

— И как я должен его искать? Есть хотя бы вещь, которая ему принадлежала? Только сразу предупреждаю. Без фото будет дороже. Если человек находится в Киото, то десять тысяч йен. Если за пределами, то двадцать.

— А, я понял. Вы ищете потерянных людей по фотографии.

— Вот именно. Людей! Собачками, кошечками не занимаюсь. Ты долго будешь отнимать мое время, парень?

— А екаев ищите? — брякнул я то, что само пришло в голову.

— Что-о?! — осерчал Шоушан, — Насмехаться вздумал?

Он поднялся из кресла и грозно двинулся на меня с явным намерением вытолкать за дверь. Старикан оказался силён и напорист.

— Эй… перестаньте… хватит толкаться… да что за райончик у вас такой. Каждый норовит перейти к рукоприкладству… послушайте, я в самом деле видел екаев.

— Хватит врать! — прорычал старикан, пытаясь выпереть меня за дверь.

— Я видел странных людей с двойной душой.

— Что ты мог видеть, дурень? — Шоушан вцепился мне в рукав так, что тот затрещал.

— Людей с двойной аурой. Правая сторона человеческая, а левая…

— Где ты их видел? — я вдруг осознал, что старик больше не толкается, хотя вид у него по-прежнему грозный.

— В ресторане… точнее в клубе… называется’Тотус'

— Туда тебя пустили? — спросил старик гораздо более миролюбиво.

— Там было открыто. А я был голоден.

— Так. Пошли.

Так и не вытолкав меня за входную дверь, Шоушан закрыл ее на засов, а затем повел обратно в свой закуток. Усадив меня на стул, он приготовил чай, достал две чашки и разлил. Я увидел у него на запястье татуировку чайки, пронзенной кинжалом.

— Значит, ты видишь ауру? — спросил он спокойно, а затем добавил с угрозой, — Имей ввиду, парень. Если врешь, тебе не поздоровится.

— Задолбали мне угрожать.

— Отвечай на вопрос.

— Да, я вижу ауру. Не всегда… но иногда вижу…

— Что значит не всегда? И что это по-твоему значит: видеть ауру?

— А вы сами не видите?

— Нет.

— А как же вы тогда ищете по фотографии? Я думал, эта способность того же порядка.

— Мне просто приходит знание. Я ничего не вижу. К зрению моя способность отношения не имеет.

— Давайте так, господин Шоушан. Поясню на примере, — осторожно предложил я.

— Попробуй, — подбодрил меня японец.

— Когда живёшь в большой городе, то постоянно видишь воробьев.

— Птиц? — он приподнял густую бровь.

— Да. Маленькие такие, серые, бурые, — история была не моя, а приятеля, но для простоты я стал рассказывать от своего имени.

— А чайки. Голуби?

— Нет. Я всё же веду речь про воробьев. Так вот, однажды мой отец купил справочник редких и певчих птиц средней полосы. Такой… академический, с детальными иллюстрациями И я его прочёл.

— И?

По его лицу было трудно понять, следит ли он за моей мыслью или решает, не пора ли меня окончательно выставить.

— И я стал видеть, что в городе живут не воробьи. Ну то есть, воробьев полно. Но есть ещё двадцать четыре вида птиц, в том числе одиннадцать певчих, четыре краснокнижных. Это я всё к тому… Что когда не знаешь, то видишь только воробьев, а когда приоткрыл для себя… то вокруг оказывается чертова уйма других птиц, о существовании которых раньше и не подозревал.

— Ну допустим. А ты сам в таком случае какой породы птица?

— Я как раз обычный воробей, не более того, — убежденно ответил я.

— Обычный воробей, — повторил Шоушан заулыбавшись, видимо ответ его позабавил, — Так что ты хочешь от меня, обычный воробей?

— Кто такие эти екаи? — спросил я с настойчивостью в голосе.

— А ты не знаешь?

— Если вы не заметили, я гайдзин. В Японии второй день.

— Я заметил. Но по-японски ты говоришь безупречно.

— Знание языка японцем меня не делает.

— С этим не поспоришь. Ладно. Слушай. В старые и совсем не добрые для Японии времена, пока дома людей были маленькими как и их города, а мир, соответственно, большим, екаи считали людей за кормовую базу.

— То есть екаи — зло?

Шоушан засопел как учитель, которого перебил третьеклассник с идиотским вопросом.

— Вот теперь я вижу, что ты самый настоящий гайдзин. Вы европейцы любите все делить на чёрное и белое, на добро и зло…

— А как еще к ним относиться, если они жрали людей?

— Я не говорил, что они людоеды. Людей они грабили, а не ели. Но при этом и берегли. От хищников, от набегов. Так что людям это было даже выгодно.

— Чем они отличаются от людей?

— Чем-чем… ты сам сказал, что видел их двойную природу. Они оборотни. Умеют превращаться в животных огромной силы.

— В каких животных?

— В разных. Лисы, волки, медведи, тигры… как правило хищники. Бывают и водоплавающие, осьминоги, например. А бывают и совсем странные, не похожие ни на одного известного зверя, — Шоушан кинул невольный взгляд на полочку с резными фигурками.

— А теперь? Они тоже грабят людей?

— Нет, обычный воробей, — старик усмехнулся, — Теперь люди научились защищаться сами. Теперь екаи, если хотят выжить, подчиняются людям… ты что-то видел в том клубе?

— Видел, как туда пришли двое в черном и избили женщину… в смысле женщину-екая. Никто и слова не сказал.