Спецзадание для истинной леди

Не подозревая об этом, Глэдис добралась до номера. Джек встретил ее на пороге:

— Ты мои носки трогала?

Вот вечно он так! Видит же, что с людьми пришла — нет, обязательно надо о всякой чепухе некстати влезть!

— Нет, — буркнула она, направляясь к кошачьей клетке, и остановилась, услышав сзади:

— Так-так-так… Поздравляю, дорогая — наш номер обыскивали!

— Это не мы! — быстро сказал Лэнгфорд и только после этого поинтересовался: — Что-нибудь пропало?

— Вроде нет… Носки у меня не так лежат — не скручены, а как попало скомканы. И кот сам не свой — со шкафа ни в какую слезать не хочет.

Обычно, стоило появиться постороннему, как Панч тут же взлетал на шкаф и выглядывал оттуда одним глазом в полной уверенности, что любой незнакомец лелеет зловещий план — похитить самое ценное, что есть в доме, а именно — его, кота. Лишь минут через пятнадцать, убедившись, что на него никто не покушается, кот осторожно спускался, бесшумно подкрадывался и начинал изучать гостя, стараясь, чтобы его при этом никто не заметил.

Здесь, в отеле, он тоже сразу облюбовал себе в качестве укрытия шкаф — большой и до половины задвинутый в нишу — прятался туда при каждом визите горничной или официанта и не слезал потом добрых полчаса — мало ли что, место-то незнакомое!

Значит, у них в номере и правда был кто-то чужой! Глэдис метнулась к клетке и запустила руку под матрасик. Там было пусто! Вынула матрасик, вытряхнула его — на пол упала клипса, которую она искала уже третий день, и две шариковые ручки. Больше ничего!

«Может, перепрятала и забыла?!» — подумала она, бросаясь к чемодану.

Обыск дал ужасный результат: помады не было и там! То есть не только этой, злополучной — а вообще никакой! Ни той, которую она позавчера купила в универмаге, ни той, которую привезла с собой — ни даже позолоченного футлярчика, который Глэдис год назад тайком утащила у мамы! Ничего!

Все украли! И разломают! Почему-то именно эта мысль показалась ей особенно ужасной — на глаза сразу наползли слезы. Она медленно выпрямилась, испуганно глядя на Лэнгфорда.

— Украли…

— Что украли? — некстати ввязался Джек.

— Помаду… Всю… И ту, которую я в том номере… Я тебе не сказала… Я нечаянно перепута-ала!.. — всхлипнула Глэдис. — И теперь ее разлома-ают… И всю остальную то-оже… — и, вспомнив то, что ей сегодня сказали, пожаловалась: — И он у меня тоже помаду укра-ал! И пи… пи… — она захлебнулась, пытаясь произнести слово «пистолет», и заплакала уже навзрыд.

Последующие часа два неустрашимый агент Дизайнер провела в слезах, свернувшись клубочком и укрывшись с головой одеялом. К груди она судорожно прижимала последнюю оставшуюся у нее помаду — ту самую, которую вернул ей Лэнгфорд.

Джек, увидев, что все попытки утешить жену вызывают только новые потоки слез, сопровождаемые невнятным всхлипыванием по поводу того, что она его обманула — и быстро поняв, что покаяние относится к подмененной за его спиной помаде, а не к чему-то более серьезному и задевающему семейную честь, решил оставить Глэдис в покое и пока что подготовиться к переезду. Прежде всего он стащил со шкафа и запер в клетку Панча, а затем спокойно начал укладывать заново вытряхнутые во время тщетных поисков помады чемоданы.

С переездом, правда, возникли некоторые сложности: Глэдис категорически отказывалась выйти из номера, не приведя себя предварительно в порядок. Любая же попытка использовать косметику неизменно вызывала у нее непрошеные ассоциации, порождавшие новые потоки слез.

В конце концов Джек принял радикальные меры: запихнул жену под горячий душ, вытер, накрутил на нее банный халат и полотенце на голову — обессилев от слез, она не могла даже толком сопротивляться — и в таком виде повел на двенадцатый этаж.

В номере оказалось полно народа, но у Глэдис не было сил даже рассердиться на предателя-мужа, показывающего ее людям в халате и с ненакрашенным лицом. Хочет позориться — пусть позорится! Ни слова не говоря, она с достоинством удалилась в спальню и снова заползла с головой под одеяло.

Джек, естественно, остался в гостиной — нет, чтобы несчастную жену утешить! Оттуда доносились невнятные звуки, даже смех — небось, похабные анекдоты травят, чего еще от них можно ожидать!

Под эти звуки она постепенно задремала, уже в полусне придя к выводу, что мама была права: мужчины — существа, стоящие на куда более низкой ступени эмоционального и нравственного развития, а посему ждать от них сочувствия и понимания бесполезно.

На самом деле никаких анекдотов в гостиной не рассказывали. Лэнгфорд, сопоставив все обстоятельства, пришел к не слишком приятному умозаключению: похоже, что помада, которую миссис Четтерсон случайно прихватила в номере Веллера, и является ключом ко всему делу!

Ведь если допустить, что именно в ней содержатся сведения, за которые неизвестный покупатель готов был вывалить полмиллиона долларов — тогда все становится на место! И повышенный интерес Раймека к миссис Четтерсон, и неудавшаяся попытка обольщения и похищения, и даже растерзанные помады — все это блестяще вписывается в картину!

А значит, теперь эти сведения в руках у преступника и все, что ему остается — это благополучно выбраться с острова! Возможно, он попытается уехать первым же катером…

— Первый катер пойдет часов в шесть… — произнес Лэнгфорд, ни к кому конкретно не обращаясь. Он был давно уже не рад, что в недобрый час (по рекомендации Симпсона — вот кто будет в случае чего во всем виноват!) решил положиться на столь расхваливаемую фэбээровцем миссис Четтерсон.

— Через пару часов она будет в норме, — отмахнулся Джек. Ему не слишком нравилась вся эта история, но не поддержать честь жены он не мог. — Если появится тот самый тип — она его заметит, не беспокойтесь, глаз у нее надежный!

— Я тоже в первый раз не верил и переживал! — вмешался Симпсон, не подозревая, что именно его готовят на роль козла отпущения.

— Ну хорошо, когда, по вашему мнению, она придет в норму, позвоните — я пришлю визажиста, — с этими словами Лэнгфорд удалился, про себя подумав — а не является ли нормой именно нынешнее состояние Глэдис Четтерсон?…

Проснувшись, Глэдис поняла, что плакать ей больше не хочется. Напротив, она была переполнена яростью и желанием отомстить преступнику. И дело было вовсе не в двух совершенных им убийствах. Противного склочного старика Веллера она вообще не знала, а мерзавец Тимоти, укравший у нее помаду, пытавшийся напоить ее всякой гадостью и нагло выдававший пистолет за безобидную зажигалку, вообще заслуживал своей участи!

Но злодейское похищение помады — такого Глэдис не могла простить никому! — тем более что, сидя под домашним арестом, она не имела возможности даже сбегать в универмаг и восстановить утерянные запасы!

Впрочем, ярость ее была обращена не только на неизвестного брюнета с пронзительными глазами. Ведь если бы Джек не стал подмигивать той противной старухе с сигаретой, да еще нагло врать, что он, видите ли, «смотрит на звезды» — так ничего бы этого не было!

А Лэнгфорд — тоже хорош! Ведь это его преступник похитил у нее помаду — а он даже не извинился! И уж конечно, ему и в голову не пришло предложить ей новую помаду взамен утерянной!