Спелый дождь

* * *

Вечер. Речка.

Скачут волны,

В белых пеночках они.

Я уйду, как ветер, волен -

Ты рукою мне махни.

Разгони свою усталость

И туман недавних бед,

Чтоб во взмахе том осталось

Всё о жизни и тебе.

Пряжей рук твоих горячих

На прощанье опряди,

Чтобы мог я и незряче

Видеть снег твоей груди

И улыбку...

И, конечно,

Пожеланье - невпопад.

Взгляд печально-подвенечен,

Как осенних рощ опад.

Стань на горке, на вершине,

Не туши печаль души.

Помаши мне, помаши мне

Вслед рукою,

Помаши...

205

* * *

Я помню: мир притих.

Льет в окна дождик частый.

И мы вдвоём. И бьёт

По ветру молочай.

Вернуть бы этот миг -

Всего минуту счастья,

Вернуть тебя такой,

Вернуть свою печаль.

Дожди еще идут.

И стынет даль сквозная.

И, как опавший лист,

Промокшее село.

Ну отзовись, где ты -

И грусть моя, и радость,

Ну оживи на миг,

Что жизнью унесло!

* * *

Дай обниму тебя!

Мне кажется, опять я

Мимо тебя иду,

Теряя дни.

Дай обниму тебя,

Пусть первое объятье

Нам две души

В одну соединит.

* * *

Уходит старое, как сгорбленный ворчун,

В забвенье, в море времени. И что же?

Гляжу куда-то мимо и молчу.

Лишь памяти река молчать не может.

Ах, эта память... Ропщет. Но о чём?

Вот чей-то взгляд и горечь губ припухлых.

Вот осень - увяданья кумачом

Заполыхала в утро и потухла...

Потом совсем-совсем чужие лица,

Что станут близкими на много зим и дней,

С которыми придётся мне делиться

Утратами и индевью огней.

И вдруг - провал...

Дорога - не дорога.

И так - до этих пор, до этих мет.

И лишь глаза твои

Прощально, грустно, строго

Глядят в меня

Сквозь расстыковку лет.

* * *

Не говори мне сложно.

Лучше - проще.

206

И слов ненужных по ветру не вей.

Ведь падает же в осень лист по роще,

И дождь шумит по высохшей траве,

Как первый снег,

Что прилетит, растаяв,

Как тонкий лёд,

Что хрустнет от руки...

Будь, как они - такая же простая,

Обычаям затёртым вопреки,

Чтоб мог и я,

Когда на сердце ветер

И от житейской стыни не до сна,

Уйти в тебя,

Забыв про всё на свете,

Уйти в тебя,

Когда ты вся - весна.

* * *

Давай останемся вдвоём,

Измажем лица земляникой.

Ты мне расскажешь о своём,

А может, просто небылицу:

Об увлеченьях, куражах,

Чтоб всё явилось как во сне бы...

А можно просто полежать,

Уставясь в синий полог неба.

Потом в зелёной лебеде

Как будто бы задремлешь даже...

А я тихонечко тебе,

Как тихий ветер, грудь поглажу.

Ты будешь в яви, как во сне

Лежать, как девочка-подросток.

Лишь сердце тукнет чуть сильней...

И будет нам светло и просто.

* * *

Как странно,

Что в полуугасшем теле

Мерцает искрой торжество минут...

Пустыни лет,

Барханы и метели

В моей душе

Твой след не заметут.

Когда уйду

Один по бездорожью,

Когда уйду к закраине пути,

Пусть знают все,

Что даже смерть не сможет

Мою любовь

С собою унести.

* * *

«Не надо прошлого», - ты как-то мне сказала.

Зачем же так? Зачем сказала мне?

207

Всё пропахал. И вот я у вокзала.

Ни настоящего, ни будущего нет.

Я сяду в поезд и махну рукою.

За окнами забвенье поплывет.

Прощай, зима! Но навсегда со мною

Моя любовь - нетленное мое.

И если вновь сквозь вёрсты бездорожий

Разверзнется ненастий окоем,

Мне заслонит судьбы косую рожу

Лицо святое, светлое твое.

РАДУЙСЯ, ЧЕЛОВЕК

Цикл

«Радуйся,

человек»

необычен

в творчестве поэта.

Прежде

всего,

не

свойственный, каза-

лось бы, ему способ

стихосложения: вер-

либр. Он появляет-

ся впервые в стихах

Михаила Сопина не-

задолго до освобож-

дения из лагерей, в

цикле «Радуйся, чело-

век» достигает наибо-

лее полного выраже-

ния и потом исчезает

вообще, уступая ме-

сто песенной интонации, размышлениям, афористичности, где каждая

строка имеет точную рифму.

Нигде больше поэт не будет в такой степени выступать как живопи-

сец. По сути, это развёрнутая выставка картин, набросков, зарисовок, где

много звуков, пауз, цвета и света. В стихах совершенно очевидно просма-

тривается город Пермь начала 70-х, ими даже можно пользоваться как пу-

теводителем. Здесь и новая Пермь, и старая, её окраины... «Прикованные

к фундаментам домов одиноких гиганты», «лес телевизионных вышек»,

«бледно-зелёные, красные бесконечные гирлянды огней», «улица расколо-

лась от трамвайной дуги» и... «у крыльца незнакомого дома дрожат две

росинки собачьих глаз». Город фантастический, «лабиринты развалин не-

мых», и всё же автор признается, что он «именно к этой жизни примёрз,

как к дереву лист». Обращает на себя внимание повторяющийся образ

женщины, идущей за детской коляской - в эти годы у Михаила Сопина

родились сыновья. Для большинства неожиданным будет цикл «Детский