Спелый дождь

И с замерзшей улыбкой -

Не помню уж сколько, стою.

Где вы, други мои,

Беспризорная вольница пашен?

Между детством и старостью

Вбуханы годы - не в счет.

Перед жестким законом

Уж больше руками не машем,

Лишь

Меч времени

Головы белые наши сечет.

Все плотнее метель.

Все теплее ловлю колыбельную...

И хочу, чтоб так длилось.

И ветер прошу:

«Ты подуй».

И зеленой звездою

Снежинка в ладонь мою белую

Опустилась, как с елки,

В туманно-буранном году.

Так вручила мне Родина

Чашу надежд и страданий.

И сказала без слов:

«По делам твоим, сын мой, испей -

За добро, за расправу

Над братьями и над стадами,

За дурман родников,

За хлеба ядовитых степей».

Экипажи России,

Во мне еще кровь не остыла.

247

Поднимаясь, быть может,

На свой предпоследний бросок,

Салютует вам, братья-славяне,

Поэт, смертник фронта и тыла!

Сердцем к сердцу - я с вами,

К виску прижимая висок...

Перепахано траками жито.

И рваное солнце.

Минометные взрывы

Отсекают подходы к холму.

Нервной цепью, без крика,

Сутулясь, бегут рокоссовцы.

Бьют лениво МГ

По последнему...

По одному.

Вот за вас пил сырец

Я, пацан, на расстрелянном поле.

Все в груди. С этим жить мне

До точки, до смертного дня.

За Победу, солдаты!

Я знаю:

Не выйдет без боли.

За Победу,

Солдаты,

Со мною и после меня.

Так и только - на равных,

Без скотско-лакейской морали:

Самокруточка-«сорок»,

По фляге глоток - пополам.

Нас по поздней морали

Не раз и не два обокрали

Грязью чистых анкет,

Дефицитом любви и тепла.

Подсобить? Погодим.

На расправу - гуртом, как на вече.

Неизменный наш почерк

Или путеводная нить?

Признак нашей любви -

Неуемная жажда увечий:

Лишь добив до конца,

Начинаем жалеть и щадить.

К вам мой голос, потомки,

Сейчас, в лихорадочном спринте,

Все по той же системе

Ведут словоблуды войну.

Продолжающих жизнь

Заклинаю:

Холопство отриньте,

Чтоб не мыкать сынам

Тягомотную нашу вину.

Однолюбы судьбы,

Огневые солдаты и дети,

248

Забинтованный болью и памятью,

Чтоб не реветь,

Я прощально машу вам, родные,

У края столетья,

Провожая себя

Со штурмгруппой

Идущих на смерть.

4.

Все осмыслить хочу,

Разглядеть сквозь бинты декабрей:

Как героика масс

Превращается в общую робость?

Неужель по команде:

«Зло кончилось! Будьте добрей!»?

Можно вывеску «Рай»

Нацепить на духовную пропасть?

Вот за то, что не слеп по команде -

Стал тенью от века.

Не заплатят семье.

Путь мой жизненный не уследят.

К покаянью души

Я годами иду в свою Мекку

Одиноко и молча,

Как пропавший без вести солдат.

Слышу голос небес.

И молчанье истерзанных всуе,

Колокольные звоны,

Библейскую грусть алтаря.

Слышу вечное:

Да. Побивали камнями безумье,

Топорами, свинцом,

В совершенстве безумье творя.

Так вот нас и мело,

Озверелых от фронта и тыла:

В сорок клятом и в том,

В захлебнувшемся кровью году...

Откровенье - возмездье:

За все, что тогда не добило,

Добивает теперь

У беспамятных масс на виду.

Как тогда в декабре,

Где просил я теплом поделиться:

Но лишь пела метель

Безнадежно, безумно, бело.

В доме смех и вино.

Цвет червонный на праздничных лицах.

В двух шагах от тепла

Смертью белой мне в сердце мело.

И рукой по стеклу я ударил -

Не этим ли спасся?

249

Резкий пьяный фальцет

Бросил свите команду: «Ату!»

Полыхала поземка

По широким по красным лампасам.

Согревалась душа,

Ощущая пинков «теплоту».

Неуютно мне, думы.

Упал бы в декабрь, холодея.

Улыбался... Заискивал...

Я и они - экипаж?!

Разделила сперва,

А потом предала нас идея.

Ну а мы, в свой черед:

Но что выжглось в душе - не предашь.

От снегов, что летят,

Торопясь к нам ко всем на поминки,

От уральских и прочих

Еще не оттаял мой чуб.

Птицы каторжных мест

Плачут вьюгами душ из глубинки.

Дай мне, Господи, силы.

За всех отмолиться хочу.

Иван-чаем крутым

Зацвели наши ахи и охи.

И сегодня любого

О военной шпане расспроси,

Без раздумий ответят:

«Больная гримаса эпохи,

Плаха с колом осиновым -

Место для них на Руси».

Ни конвойного мата над нами,

Ни песьего лая.

Не скули, моя боль.

Не впервые от нас отреклись.

Не нацистам лишь только

Бросали детей на закланье -

За оградой державы

Жрал гулаговский нас реализм.

Если все ворошить

Для рассмотров-реабилитаций...

Надо тысячу лет.

Край и общество братских могил!

Сколько нас перебито

На рынках, в подвалах, у станций,

По закону и без,

На вселенском распутье туги.

Убиенным, гонимым

Открывают вам счет

Эти строки.

И сегодня их памяти вечной

Взметнулся мой стяг:

Не на всех я еще