Спираль

Он почувствовал облегчение. Подошел к окну. Не было девяти, но уже стояла изнурительная жара.

Владельцы автомобилей седлали своих железных коней, столпившихся на изрытом газоне. Рокот моторов и скрежет тормозов неприятно резали слух. Вот тронулась одна машина, за ней последовала вторая, третья… Еще несколько минут, и во дворе осталось считанное количество автомобилей.

Рамаз оглядел сверху свои красные «Жигули», затем отошел от окна и снова устроился в кресле.

На душе опять потяжелело. Недавнее облегчение оказалось минутным.

«Что со мной? Может быть, голос Торадзе испортил мне настроение?

Нет, как вчера расстался с Макой, так сразу и навалилась тоска.

Видимо, перед большой радостью непременно наступает депрессия».

Тщетно старался он успокоить себя.

Встал, подошел к дивану, отодвинул телефон, лег ничком.

Он не хотел признаться себе, но осознавал, что гложет душу.

Сегодня же вечером по всему Тбилиси разнесется весть о его помолвке с Макой Ландия. Если не завтра, так послезавтра бурливая волна докатится и до института. Докатится, и, Рамаз прекрасно понимал, разъяренную Марину Двали уже ничто не удержит.

«Надо было раньше развязаться с ней. Раньше надо было рвать связь».

Он махнул рукой, сожалеть о прошлом не имело смысла.

«Если не завтра, то послезавтра надо кончать с ней, иного выхода я не вижу!

Может быть, завтра утром навестить ее? С грехом пополам успокою ее, приласкаю, постараюсь убедить. Пообещаю не оставлять без помощи…

Нет, не стоит. Все равно ничего не выйдет. Зачем бросать судьбу на весы? Разве я виноват? Разве я обещал жениться на ней и отступился от своего слова? Разве не она сама пошла на шантаж? Почему ничего не говорила мне, пока не оказалась на пятом месяце?

Никакого риска! И вообще, с чего я столько думаю о какой-то примитивной бабе, о какой-то секретарше?! Завтра же нужно покончить со всем!» Рамаз успокоился, убедившись, что не отступится от своего решения.

Он поднял голову, по привычке взглянул на часы, лежащие на стуле, — до прихода главного врача осталось полчаса.

«Какого черта нужно Торадзе? Не даст хоть один день побыть счастливым!»

Рамаз снова старался думать о Маке.

Он не без удовольствия предвкушал, что женитьба на Маке Ландия поможет уладить множество важных дел. По мановению руки молодому человеку предоставятся всевозможные блага, которых достигают к глубокой старости, да и то лишь энергичным и самоотверженным трудом. Ученому, едва перешагнувшему за двадцать пять лет, гарантированы оплачиваемая творческая свобода и идеальные условия для научного труда. Не нужно терять времени и на тысячи домашних мелочей, которые так претят натуре Коринтели.

Еще пять минут, и придет главный врач.

Рамаз встал, решил одеться. Тут же передумал. Он считал, что Торадзе не заслуживает того, чтобы встречать его при полном параде.

Ровно в десять раздался звонок. Рамаз пошел открывать дверь. В прихожей еще раз остановился перед зеркалом. Сейчас ему не понравился взгляд юноши, смотрящего из зеркала. Орлиные светло-карие глаза почему-то не сверкали огнем, как всегда, а походили на кратеры потухших вулканов.

Снова звонок. На сей раз на кнопку жали более настойчиво.

Рамаз открыл дверь. У Торадзе был такой убитый вид, что он сразу понял — главный врач пришел со страшной новостью.

— Что случилось?

Рамаз быстро закрыл дверь и пропустил гостя вперед.

Торадзе тяжелым шагом прошел в комнату, неловко опустился в кресло и горестно вздохнул.

— Я, кажется, спрашиваю тебя, что случилось? — Во второй раз на протяжении их долгого знакомства Рамаз обратился к Торадзе на «ты».

Главный врач затравленно посмотрел на него.

— Случилось то, к чему долгое время вы и я были внутренне готовы! — Торадзе извлек из кармана белоснежный носовой платок и вытер лоб.

— А все-таки?

— Конечно, человек жив надеждой, однако…

— Кончай говорить обиняками! — закричал выведенный из терпения Рамаз.

— Я надеюсь, что вы мужественно встретите несчастье. Четыре дня назад нашли вашего сына, вашего Дато.

— Мертвого?! — прохрипел Рамаз, как подкошенный падая в кресло.

— Мертвого! — понурился Торадзе, теребя носовой платок.

Упала тишина, страшная напряженная тишина. Главному врачу искренне казалось, что вот-вот грянет гром, но он не решался поднять голову, ощущая на себе пристальный взгляд Коринтели.

Молчать не было мочи. Торадзе поднял голову и взглянул на Рамаза. Почерневшие глаза молодого человека, как два ствола, были нацелены на него. Он вздрогнул и окаменел, как под гипнозом, покорно ожидая выстрела двустволки, но скоро понял, что Коринтели не видит его. Огромные слепые глаза юноши напоминали выключенные приборы.

— Где и когда его нашли? — глухо спросил вдруг Рамаз.

— Четыре дня назад, в Куре, у моста Челюскинцев.

Сердце Рамаза, как это уже было однажды, разбилось вдребезги, словно витрина от удара камнем, и осколки полетели в темную пропасть бездонного тела.

— Значит, это был мой сын? — прохрипел кто-то из горла молодого человека.

Торадзе охватил ужас. Он отчетливо видел, что губы Коринтели не дрогнули, а голос донесся откуда-то из глубины и был голосом покойного академика.

— Как, вы присутствовали при обнаружении трупа в Куре? — спросил потрясенный Торадзе.

— Ошибка исключена? — Рамаз оставил без ответа вопрос главного врача. — Неужели за столько времени труп не разложился? Может быть, все же ошибка? Может быть, кого-то спутали с ним? Может быть…

— К сожалению, ошибка исключается. Эксперт легко установил личность погибшего. И Ана Георгадзе сразу признала своего сына. Видимо, Кура занесла его песком, поэтому труп хорошо сохранился. А где-то в конце мая — в начале июня вода прибыла и стронула труп с места. Предполагают, что этого несчастного где-то неподалеку сбросили в воду.

— Сбросили?

— Да, сбросили. Его сначала убили, потом капроновой веревкой привязали кусок рельса и сбросили в Куру.

«Боже мой, снова река!»

— Что говорит эксперт, как его убили?

— Тремя выстрелами из пистолета. Он даже марку установил — ТТ! Одна пуля — в грудь, две — в живот.

— Тремя пулями из ТТ? — вырвалось у Корин-тели.

— Да, тремя пулями.

«И вообще, чего тебя рука обгоняет, что ты за манеру взял в последнее время стрелять по три раза подряд?» — раздался вдруг в ушах голос Сосо Шадури.

— Не может быть, слышишь, не может быть! — завопил страшным голосом Рамаз Коринтели, подлетел к главному врачу, схватил его за лацканы пиджака и рывком вознес в воздух. — Не может быть, слышишь, не может быть!