Спираль

— Через полчаса я подъеду к главному входу телецентра. Прошу вас выкроить для меня хотя бы пару часов.

Мака взглянула на часы. Было десять.

— Почему вы молчите?

— Откуда вы знаете, что я так рано читаю газеты?

— Какие газеты?

— Вы что, не читали?

— Что я должен был читать?

— Статью о вас, «Большой успех молодого ученого».

— Клянусь сестрой, не читал.

Мака счастливо засмеялась. Она поверила, что молодой человек клялся искренне. И сама клятва сестрой понравилась ей.

— Поздравляю вас!

— Большое спасибо. Вы согласны?

— Хорошо. Приезжайте в одиннадцать.

* * *

Ведя за собой гостя, Мака открыла двери большого павильона. С потолка огромного помещения свисали «юпитеры». Оно было совершенно пустое — ни людей, ни вещей. И лишь черный рояль в углу казался незаметно пробравшимся сюда буйволом.

— Вам нравится? — спросила девушка Рамаза.

— Я восхищен!

— Усы придают вам совсем другой вид.

— Плохой или хороший?

— Не знаю. Мне непривычно.

— Если вам не нравится, сейчас же сбриваю.

— Не стоит ради меня принимать столь радикальное решение, — засмеялась Мака. — Пригляжусь, может быть, привыкну.

— Стукнуло в голову, вот и отпустил. Отпускать нелегко, целый месяц уходит на это. Сбрить — минутное дело.

— Пойду принесу стулья.

— Не лучше ли нам прокатиться на машине?

— Я вас не знаю, и нас ничто не связывает. Я даже не знаю, какое у вас ко мне дело. Только раз между нами могли завязаться деловые отношения. Вы почему-то не пожелали сниматься в документальном фильме. Прочитали мне нотацию и — с приветом. Если у вас какое-то дело ко мне, зачем куда-то ехать? Развернуться в этом павильоне есть где. Там, за роялем, в углу, должны быть стулья, сядем и побеседуем.

— Курить здесь, разумеется, нельзя! — попутно выяснил Рамаз.

— Вы угадали!

Они сели на стулья.

— Не думала, что усы так меняют человека. На улице я не узнала бы вас.

— Видимо, безобразят меня, раз вы вторично возвращаетесь к ним.

— Наоборот, придают вам солидности и степенности. Слава богу, что вы в таком возрасте, когда выглядеть старше, видимо, доставляет удовольствие.

— Я давно перешагнул за седьмой десяток.

— Мне следует прийти в восторг от вашей шутки?

— К сожалению, я не шучу.

— Хорошо, оставим пустословие. Ответьте прямо, почему вы позвонили мне?

— Я люблю вас, Мака!

— Что вы сказали? — смешалась девушка.

— Я люблю вас, Мака, и пришел просить вашей руки!

«Я люблю вас, Мака, и пришел просить вашей руки!»

— Я совсем вас не знаю, Рамаз! — проговорила Мака и тут же прикусила губу. Она сразу выдала себя — что, как не согласие, означают ее слова?! И попыталась исправить оплошность: — Мне просто интересно, можно ли полюбить так, с первого взгляда. Любовь с первого взгляда всегда казалась мне чистой воды литературщиной.

— Настоящая любовь бывает только с первого взгляда, все остальное — приспособление, сделка, расчет, анализ! А любовь с первого взгляда — истинная любовь, чуждая анализа, привычки, торга с самим собой.

Мака ничего не ответила, только испытующе посмотрела на молодого человека.

— Вы знаете, что я написала заявление? — наконец нашлась она.

— Какое заявление? — не понял Рамаз.

— Потому и изменился мой телефон. Я же была заместителем главного редактора. Но, вняв вашим нотациям, перешла в рядовые редакторы.

— Вы шутите? — растерялся он.

— С какой стати? Поэтому я не смогла принять вас в своей комнате, где нас теперь четверо.

— Зачем вы совершили такую глупость?

— Затем, чтобы ни вы, ни другие, ни в глаза, ни за глаза не могли сказать обо мне те слова, которые вы сказали мне в тот памятный день. Но не это главное. Главное то, что вы были правы. Главное в том, что я хочу своими силами, а не папиным авторитетом прокладывать себе дорогу.

— Господи боже мой!

— Вы огорчены? А я думала, обрадуетесь!

— Я обрадован, я очень обрадован, я восхищаюсь вашим благородством, но…

— Что «но»?

— Но я огорчен. Кто оценит ваш поступок? Да какая там оценка, ваше благородство еще не подняли на смех?

— Я не ждала никаких благодарностей и оценок и не собиралась никого поражать своим «моральным героизмом», — Мака подчеркнуто иронично произнесла слова о «моральном героизме». — Мне достаточно, что я права перед самой собой… И еще перед тем человеком, который меня любит.

— Я могу считать, что тот человек я?

— Не знаю, ничего не могу вам сказать. И не воображайте, что всякий блицкриг завершается победой!

— А вам не кажется, что я сам — жертва блицкрига?

Мака засмеялась.

— Поздравляю вас с большим успехом! Поверьте, что он меня искренне обрадовал.

— Благодарю. Верю, что он вас обрадовал.

— Вы всемирно известный ученый, а вместе с тем совершенно молодой человек. Не подумать ли нам снова об одночастевке?

— Мака, я более двух месяцев думал и готовился к сегодняшнему дню. Очень прошу вас, не опрощайте драгоценные для меня минуты.

— Вы очень любите вашу сестру? — спросила вдруг Мака.

Рамаз побледнел, глаза у него остекленели, огромный павильон сразу подернулся мраком.

— Почему вы спрашиваете о ней?

— Недавно вы с такой любовью поклялись вашей сестрой, что у меня слезы навернулись на глаза. Скажу вам откровенно — эта клятва предопределила нашу встречу. Ваша сестра красивая?

— Очень красивая, светлая и святая, как мадонна!

— A y меня нет ни сестры, ни брата! — искренне пожаловалась Мака.

Зал снова наполнился светом.

«Только Мака спасет меня, только она поможет мне избежать пропасти!»

— Я люблю вас, Мака!

— Скажу вам откровенно, — улыбнулась девушка, — мне приятно слышать ваши слова. Предупреждаю, что моя откровенность не дает вам права на ошибочные выводы. Просто я женщина, и мне радостно слышать приятные слова.

— Можно я сыграю?

— Вы играете?

— Попробую.

Рамаз сел за рояль. Осторожно поднял крышку, задумался на мгновение. Видимо, выбирал, что сыграть. Наконец выбрал «Серенаду» Шуберта.