Список обреченных

— Крис — ты зануда. Пока в России происходит то, что мы только что обсуждали — не увидишь.

— Анджей, у тебя плохая карта. Очень плохая.

— Ну, откуда ей быть хорошей? — пожал плечами Андрей.

— Я все прекрасно понимаю. Ты думаешь, что делаешь своей стране лучше. Это не так!

— Крис, народ имеет право на восстание. Ты будешь с этим спорить?

— То, что ты делаешь, это не восстание, это серия убийств.

— Казней.

— Ну, хорошо, казней. Ни в одной цивилизованной стране этого нет. То, за что ты убиваешь людей, лечится годом коррекции. Максимум годом! Ты осуждаешь свою страну, а сам плоть от плоти ее. И действуешь также, как ваше правительство, если не хуже.

— Крис, в России непротивление злу насилием не работает. Проверено. Многократно. У нас непротивление злу только преумножает зло.

— Я не предлагаю тебе непротивление злу.

— Да, а что ты предлагаешь?

— Милосердие. И ненасильственное сопротивление.

— Угу! Крис, в данном конкретном случае, что ты предлагаешь?

— Гласность. Общественное давление. И гражданское сопротивление. Ты хорошо начал.

— Спасибо! Тогда давай так, чтобы ты от меня отвязался раз и навсегда со своей коррекцией. Если мы вытащим этого парня, я еду в Лондон и ложусь к тебе в Центр. Года хватит?

— Нет, тебе не хватит. Все очень далеко зашло. Три.

— Ладно, не русская каторга. Только я разорюсь.

— Я с тобой готов работать бесплатно. Очень интересный случай.

— А, ладно! Павел оплатит. Думаю, будет даже рад.

— Вот, ваш Дубов — настоящий европеец. Упрекнуть не в чем.

— Он просто очень умный.

— Угу! А ты где-то между Раскольниковым и Распутиным.

— Да? Признаться, думал, что между Пестелем и Засулич.

— Ну, у нас это менее известные культурные герои.

— Угу, на Западе. Так что пари. Женя — свидетель. Но, если они убьют Дамира Рашитова, мы перестреляем всех этих тварей. Всех, кто причастен. И ты, Крис, будешь молчать в тряпочку.

— В тря-поч-ку, — старательно повторил Крис.

— Угу! Русский национальный фольклор.

— Да знаю я ваш фольклор! Одна поправка к условиям пари. Если ты продуешь, Анджей, твой Женя поедет с тобой и ляжет в соседнюю палату.

— Он может быть даже раньше. Не есть правильно вешать больше двух убийств на одного исполнителя. Мы должны делить ответственность.

— Наконец-то ты назвал вещи своими именами. «Убийств!»

— Женя, ты как? — спросил Альбицкий.

— Обстоятельства могут сложиться так, что я не смогу сдержать слова, — проговорил Женя.

— Почему? — спросил Крис.

— Потому что, если больше ничего не поможет, я сдамся СБ и возьму вину на себя.

— Ну, тебе точно года хватит, — махнул рукой Крис.

— Будет таскать мне передачи, — усмехнулся Андрей.

— У нас они нафиг не нужны! — заметил психолог.

Был вечер третьего дня, когда Яков Анисенко не ходил на работу. Альбицкий тут же предложил работу в психологической службе Лиги, но Яков не чувствовал себя готовым к этому пути. Это же участие в работе террористической организации. Статья, и тяжелая. Да и участвовать в убийствах, даже на уровне аналитики? Нет! Нет! Он же врач.

— Яков Борисович, вам все равно придется уезжать из России, если вы публично обозначите свою позицию по ПЗ Дамира, — писал Альбицкий. — Да, даже, если не обозначите — все равно придется. За границей сотрудничество с Лигой ничем не грозит по местным законам. Ни в одной приличной стране никакие запросы из России о выдаче даже не рассматривают после того, как нашу с вами родину выперли из Интерпола.

Так что можно опасаться только убийц, подосланных СБ. Это реальная опасность, но грозит в основном мне. Вам — не в такой степени. Но, если вы не хотите участвовать в нашей работе по принципиальным соображениям, есть другой вариант. В эмиграции живет человек, который любит помогать таким честным соотечественникам, как вы, получить здесь хорошее образование. Как насчет Оксфорда? Магистратура плюс практика в Лондоне. Здесь тоже есть люди, которые нуждаются в помощи. И вам не придется никому подделывать ПЗ.

— Да, — набил Яков.

Около десяти вечера зазвонил телефон.

— Яша, ты слил карту Лиге? — спросил Медынцев.

Глава 14

— Какую карту? — усмехнулся Анисенко. — Нигде нет моих подписей.

— Ты прекрасно понимаешь, какую. Больше некому. Я теперь в их списке по твоей милости. Спасибо тебе! Ты этого добивался?

— Я добивался оправдания невиновного.

— Ну что, добился?

— Посмотрим.

— И не добьешься. Зато меня расстреляют твои друзья.

— Из списка можно выйти.

— И заодно из ПЦ. За пять лет до пенсии. И внуков по миру. И все из-за кого-то болтливого мальчишки, который сам подставился!

И Алексей Матвеевич бросил трубку.

Подходила к концу вторая неделя в коррекционном отделении ПЦ. Это было практически одиночное заключение. Гулять выводили, причем даже на два часа, как пациента Центра. Но выводили в микроскопический дворик с парой маленьких заснеженных кустиков, и всегда одного. «Но все равно гораздо лучше, чем в ИВС, — думал Дамир. — По сравнению с ИВС просто рай».

Примерно раз в три дня приходил психолог. Расспрашивал, просил рассказать о себе поподробнее. Дамир так уставал от одиночества, что и сам готов был исповедоваться до бесконечности. Да и что тут скрывать, когда они видели твою карту? Гораздо труднее было перенести те дни, когда Сергей Юрьевич не приходил.

Как ни странно, взгляды психолога не отличались радикально от взглядов Дамира, Волков вовсе не был восторженным поклонником режима. Или не хотел таковым казаться. Он жестко стоял только на одном: методы Лиги недопустимы. Дамир не спорил. Он и сам никогда не был уверен в их допустимости.

— Да, я так и не думаю, Сергей Юрьевич, — говорил он в десятый раз. — Просто сорвался.

— Вам не нужно передо мной оправдываться, — отвечал психолог. — Наша задача исправить ситуацию.

— Да, да, — кивал Дамир. — Я же не протестую.

— Не протестуете, но и не чувствуете вины.

Дамир вздохнул.

— Я действительно не понимаю, какой вред мог нанести обществу. Моя реплика кого-то побудила вступить в Лигу? Не верю. Это слишком серьезное решение, слишком рискованное, чтобы принимать его на основе флуда в инете.

— Если человек уже об этом думал, вполне могла. Как последний аргумент.

Последний такой разговор был вчера.

Сергей Юрьевич встал, легко коснулся его плеча.

— Все, до встречи.

— Когда?

— Дня через два.

— Сергей Юрьевич, вы не могли бы навещать меня чаще?

— Дамир, карантин сегодня заканчивается, с завтрашнего дня у вас будет больше общения.

Утром он ждал перевода в другую камеру, но ничего не произошло. После завтрака его вывели на прогулку.