Список

Она переобувала сменку, а я сидела рядом, заменяя ей опору. Эти моменты становились тихой гаванью, которой так не хватало в повседневной жизни. Рядом с Аней я чувствовала себя обычной школьницей, которая может обсудить с друзьями, что у нее с собой на обед, как правильно красить ногти и дать пару уроков флирта подружкам, несмышленым в амурных делах.

– Пусть говорят, – я прислонилась затылком к холодной стене коридора. – Тут вечно кого-то обсуждают, подумаешь.

Если бы тогда я воспринимала все это серьезнее, обратилась бы к психологу или директору, ничего этого не было бы. Но сделанного не воротишь.

– Тина, – Аня закончилась со сменкой и повернулась, – ты уверена, что мы не должны вести себя по-другому?

– Как?

– Ну, ты можешь не держать меня за руку. Сейчас многие такие жесты понимают…неправильно.

Мимо прошли девчонки из нашего класса. Они зашептались и стали тыкать в нас пальцами, хихикая.

– Если у них отсутствует интеллект, это не моя проблема! – заявила я.

* * *

Аня пробыла в классе всего месяц. Ее договоренность со школой закончилась и ей мягко намекнули, что пора освободить учителей и одноклассников от своего присутствия.

Мы стояли на крыльце и ждали, пока мама Ани подъедет к школе. Мне сильно хотелось курить, хоть я никогда этого не делала. Может, скучала по Тарасу, а, может, ситуация была совсем не радостной.

– Я поеду в Германию, – сказала Аня, – там хорошие врачи. Сделают мне операцию. На глаза.

Я молчала, глядя вдаль и пытаясь рассмотреть хоть что-то за стеной ливня. Обычный промозглый октябрь, еще один день, полный разочарований.

– Я буду звонить тебе, – Аня взяла меня за руку.

– Ты забудешь обо мне, как только вернешь себе зрение, – буркнула я, хмурясь, но руку не отдернула.

Тарас постоянно занимался своими делами, разъезжая по всяким разборкам. Ночью мы с ним разговаривали и я, успокоившись, могла ложиться спать. Однажды он не позвонит мне. Не потому, что найдет другую или из-за дикой усталости: его либо пристрелят, либо проломят ему череп.

Аня была глотком воздуха в моей мрачной жизни, но теперь и ее у меня забирают.

– Не забуду. Я приеду со здоровыми глазами и посмотрю на тебя, а потом мы будем фотографироваться! – она улыбнулась.

Нас прервал краткий двойной гудок – приехала мама Ани.

– Мне пора. Проводишь до машины?

– Конечно, – я раскрыла над нами зонтик и подвела подругу к черной Киа Рио. Открыла дверцу и помогла Ане сесть. – Здрасьте, – бросила в салон.

– Спасибо, что помогала моей дочери. Мы тебя не забудем, – пообещала ее мама.

– Я буду писать письма. Но не раньше, чем через полгода, нельзя напрягать глаза, – пояснила Аня.

– Удачи. Надеюсь, операция пройдет хорошо, – сказала я, закрывая дверь.

Машина тронулась и уехала по мокрой дороге, разгоняя скопившуюся на поверхности воду. Я сложила зонт и побрела домой. Подумаешь, дождь! Без Ани в школе теперь будет еще унылее, чем обычно…

Во дворе кто-то нарисовал разноцветными мелками классики. Иногда я прыгала по ним, чтобы отвлечься. Прыжки здорово помогают встряхнуть тело, выбить из головы грусть и почувствовать себя живым. К старшим классам я так поднаторела в этом деле, что могла исполнить целый танец по классикам задом-наперед.

Аня не заходила ко мне домой, но мы часто сидели на качелях во дворе. Нас окружал палисадник, который иногда очищали от мусора. Странно, но именно в тот месяц, когда в моей жизни появилась Аня, здесь было чисто и уютно.

Однажды я рассказала ей про классики, и она попросила меня показать, где они находятся. Потом Аня прыгала, держась за мою руку. Я еще никогда не видела у других людей настолько счастливой улыбки.

Мне нужно было равняться на нее, а вместо этого я замкнулась в себе, думая, что она забудет про меня, как только приедет в Германию.

* * *

Монотонные речи учителей, дурацкие уроки, перешептывания одноклассников, – все, как обычно. Почти.

Сейчас мне кажется, что лучше бы все оставалось на уровне слухов. Но как только Вера и Паша переступили черту, они повлекли за собой череду событий.

На перемене мне в лоб прилетел комок бумаги. Ударившись, он отскочил на парту и шлепнулся об нее, застряв между учебником и моей рукой. Я осмотрела класс исподлобья, взяла записку и развернула.

«Это правда, что ты спишь с девчонками?» – почерк был мне незнаком. Еще бы, я ведь никогда не заглядывала в чужие тетради.

Я подняла голову и встретилась взглядом с камерой фотоаппарата. Паша снимал мою реакцию на провокационное заявление. Не моргая, я смяла листок двумя руками, прошла мимо блогера и выкинула его в мусорку.

– Так что? – спросил он, когда я возвращалась на место. – Правда?

– Отстань, – буркнула я, садясь на место.

Вера облокотилась на мою парту и заглянула мне в глаза.

– Скучаешь по Анечке? – она с трудом сдерживала усмешку, и это было видно по дергающимся уголкам ее рта.

– С чего бы?

– Вы ведь с ней так сдружились. Наверное, и домой друг к другу ходили?

– Нет.

– Может, в отеле комнату снимали?

– Ты дура? – не выдержала я. – Какого черта лезешь в мою жизнь?

Вера выпрямилась и посмотрела на Пашу через плечо. Она повернулась ко мне.

– У тебя неадекватная реакция на простые вопросы. Пожалуй, мне придется помочь тебе раскрыть свою натуру, – Вера улыбнулась. – Паша?

Он кивнул.

– Пацаны! Тащите ее в коридор!

В класс зашли парни из одиннадцатого класса. Я не знала их имен, не знала, кто они и что вообще здесь делают. Подскочив со стула, схватила рюкзак с крючка, чтобы быстро убрать туда учебники с тетрадями, и сбежать.

Вера схватила меня за запястье и до боли сжала его.

– Пусти! – прошипела я, ударив ее рюкзаком по колену.

– Она меня бьет, Паша! – закричала Вера, переходящим в визг.

– Быстрее! – скомандовал он.

Старшеклассники окружили меня, скрутили за руки и ноги, рюкзак упал на пол. Я брыкалась, пытаясь дать отпор, но в конечном счете меня вынесли в коридор. Они были слишком здоровыми, чтобы мне хватило сил разобраться с каждым.

– Бросьте эту тварь, – с отвращением фыркнула Вера.

Я шлепнулась на спину на холодный пол, больно ударившись копчиком. Стиснув зубы, поднялась и повернулась в сторону класса.