Спор можно и проиграть

— А пока что, — Бейбарсов едва ощутимо провел большим пальцем по щеке девушки, и она невольно чуть склонила голову, поддаваясь и следуя вслед за его прикосновением, — я предлагаю тебе вот что. Эти три дня мы просто живем. Ты не забиваешь себе голову вопросами, на которые вряд ли получишь ответы, а я просто наслаждаюсь твоим обществом. Идет?

Таня едва заметно кивнула, всё еще не в силах разорвать не нить — цепь, протянувшуюся по линии их взглядов. Глеб удовлетворенно кивнул и сделал шаг назад, подхватывая чемодан и мигом возвращаясь в свое привычно-знакомое насмешливое настроение.

— Ты, конечно, можешь простоять здесь всю ночь — твоё право, я готов пойти на такую уступку, раз уж я выиграл тебя на трое суток. Если что, я в спальне.

Таня прищурилась и приняла правила уже знакомой игры — так было куда легче и проще, чем пытаться разобраться в мотивах чужих поступков, и расплылась в усмешке:

— Это не ты меня выиграл. Я проиграла Аньке, а у неё могли быть и куда более корыстные цели, чем просто заставить меня жить с тобой.

— Это какие же? — невольно заинтересовался Бейбарсов и замер, ожидая ответа.

— Например, доступ в твою квартиру. Пока я здесь, она будет считать себя в праве заявиться в любое время дня и ночи и не сама. Так что, если проснешься в эпицентре вечеринки, никаких претензий, я предупреждала, — Таня всем своим видом изобразила не самое искреннее сожаление, пожав плечами и растянув губы в подобии полуулыбки.

— Никаких претензий, — эхом откликнулся Глеб, а затем тыкнул пальцем в сторону рыжей, — но раз уж это твоя подружка, то предупреди её, что вход в мою спальню для не-жителей этой квартиры закрыт. Так что, если кто-то вдруг нарушит это правило, отдуваться тебе. — Гроттер фыркнула в ответ на явный подтекст, а парень улыбнулся еще более многообещающе: — Так ты идешь, или тебе постелить на диване?

Оставаться в одной постели со своим вновь-соседом Тане не слишком хотелось, но стоило вспомнить ночь на жестком диване и болевшие весь следующий день мышцы, рыжая пошла на поводу у своего тела.

— Нет уж, раз уж я здесь застряла на трое суток, то не собираюсь страдать и не высыпаться. Уговор помнишь? — бросила она, демонстративно независимо и развязно проходя в сторону спальни.

— Это который «руки держать при себе»? Конечно, — самым честным тоном поведали ей в спину.

Спустя пятнадцать минут Таня забралась под одеяло, и одно из правил было моментально нарушено, когда её прижали к мужской груди крепкие горячие руки.

— Глеб, — выдохнула она, но тело предательски отказалось сопротивляться, наоборот, еще теснее притиснулось к чужому, спасаясь от прохлады еще не нагретой постели. Над ухом у девушки хмыкнули, и она порадовалась, что в темноте не видно, как её лицо стремительно приближается к огню волос. — Это всё равно ничего не значит, — буркнула она без особой внутренней убежденности, но хоть голос не дрогнул и не подвел хозяйку.

— Спи давай. Завтра уже будешь накручивать себя. — Дыханием по шее, а по телу разлилось тепло, никак не связанное с тяжестью одеяла. Но Таня слишком устала, чтобы реагировать на собственные желания. Это был длинный и активный день, а следующие обещали быть не менее будоражащими. Прежде чем провалиться в сон, Гроттер улыбнулась, вспоминая их поцелуи на снегу — казалось, это было давным-давно, в прошлой жизни, а не всего лишь несколько часов назад.

***

Таня проснулась около восьми, чувствуя, что ей невообразимо жарко. Во сне они с Глебом так переплелись, что несколько секунд она не знала, как выпутаться из этой мешанины. Правая рука парня покоилась под её шеей, ладонью придерживая затылок, а левая чуть сжимала бедро. Её собственная левая ладонь была надежно прижата к простыне мужским плечом, а нога девушки была стиснута чужими бедрами. Гроттер постаралась аккуратно высвободиться, но оказалась прижата к груди Бейбарсова еще сильнее. Не желая будить его, рыжая сдалась и покорно устроилась головой на его плече, рассматривая лицо.

Глеб был красив, и она не могла этого отрицать. Красив не той слащавой красотой, от которой сходят с ума девочки от тринадцати до шестнадцати. В нем не было смазливости и мягкости. Каждая черта его лица словно была выточена из мрамора влюбленным в него гением-скульптором. Взгляд задержался на волевом подбородке с небольшой ямочкой, прошелся по линии челюсти, которая заметно расширялась и напрягалась, когда парень злился. Таня знала, что в районе левого уха начинается татуировка, но сейчас ей виден был лишь небольшой фрагмент, который переходил на плечо и ключицу. С этого ракурса не была заметна небольшая горбинка на носу, пушистые и длинные — такие восхитительные, что девушка едва ли завидовала — черные ресницы чуть подрагивали во сне, а между густых бровей пролегла вертикальная складка. Поддавшись внезапному порыву, Таня провела по переносице пальцем, и линия мгновенно разгладилась, когда Глеб во сне расслабился. Чёрные волосы немного отрасли и теперь были чуть длиннее, чем их помнила рыжая с первой встречи.

Она намеренно не опускала взгляд на распростертое под ней тело, опасаясь, что её собственное откликнется лишь на представшую картинку, но и так знала, какое оно. Подкачанное и рельефное, но без вульгарной надутости. В нём чувствовалась сила, а не бездумное таскание железа в спорт зале. Руки крепкие, с протянувшимися под кожей венами, с крупными ладонями и длинными пальцами художника. Мощная грудь, спокойно приподнимающаяся и опускающаяся под её ладонью. Кубики пресса видны даже в расслабленном состоянии, но не превращают живот в шахматную доску, как у культуристов. Узкие бедра и сильные ноги, к которым она прижата так близко, что дыхание сбивается от одной только мысли об этом.

Могла ли она всего несколько месяцев назад представить, что будет лежать в постели с таким мужчиной? С мужчиной, о котором мечтает вся женская половина её универа? С мужчиной, который даже не любит её и говорит об этом прямым текстом, мужчиной, которому она едва не отдалась? Он не был бы первым, но это не значит, что она готова была дарить своё тело, поддавшись моментальным желаниям. Но вот она здесь, в чужой постели и в чужих объятьях, не знающая, как быть дальше. Как пережить эти три дня и не потерять себя. Как рискнуть так, чтобы не остаться с разбитым сердцем и изломанной душой.

Одно Таня знала точно: она на грани капитуляции, белый флаг досушивается на балконе. И откровенное признание Глеба в его чувствах лишь подтолкнули её еще ближе к этому краю. Что сделала бы она, услышь три заветных для любой девушки слова? Потеряла бы голову, на самом деле всё еще не уверенная в себе до конца, или сбежала бы, как уже делала прежде. И оба исхода её не радовали.

Таня не могла отвести взгляд от тонких губ, которые хотя бы во сне не кривились в полюбившейся ухмылке. Поддавшись еще одному порыву, она коснулась их пальцами, проверяя, действительно ли такие мягкие, какими казались вчера. Чёрт бы побрал Морозову, она даже не знает, к чему толкает свою подругу, так легко перевернув её привычный и знакомый мир с ног на голову одним лишь звонком. Или знает, а потому так упорно мучает?

Её запястье перехватила рука, а губы под пальцами простонали:

— Гроттер, ты бессовестно меня обманываешь. В такие моменты я слишком легко могу поверить, что ты в меня влюблена.

— В такие моменты я и сама верю, что влюблена. По крайней мере, пока ты молчишь, — таким образом поставив точку в неловком разговоре, Таня всё же вылезла из объятий, игнорируя недовольное выражение лица Глеба.

— Куда ты?

Таня одернула приподнявшуюся майку и полуобернулась, сидя на краю кровати: