Спортивное предложение

— Она даже из дому перестала выходить, — докладывал Блю Уотерс собутыльникам, которые на все лады толковали о пропаже Бо, используя ценную информацию очевидца.

Пиво лилось рекой, Блю ораторствовал:

— Вам бы потерять обе ноги, посмотрел бы я на вас!

Из реляций Блю трудно было понять, как ведет себя Джози. Подавлена она или возмущена? Кажется, она отказалась даже от занятий на дому, пока ей не вернут ее обожаемого Бо.

— «Ты должен его найти!» — вот что она без конца твердит отцу, — сообщал Блю.

И Эллисон намерен был его найти. Ведь для Джози этот пони стал спасителем. Я понимал чувства Эллисона Эйра. Я даже готов был понять сержанта Коллинза, на которого оказывали такое сильное давление. Что ему оставалось делать? И все-таки мои симпатии все больше склонялись к Скотти, хоть он и не был для меня образцом совершенства. Но кто из нас безупречен? А Скотти может стать жертвой несправедливости, если не сумеет как-то отстоять себя. А может, и отстоит — драться он умеет, мы все ценили в нем это качество.

Теперь, когда Скотти проходил по городу, на его лице был написан вызов: пусть ищут, пусть найдут, где он прячет пони! Пусть поймают его, если смогут. Посмотрим, чья возьмет…

Так держался Скотти и в школе. Он стал болезненно чувствительным, чуть что — рвался в драку, и мы остерегались задеть его каким-либо неосторожным словом.

Да, у Скотти не было бы никаких шансов выиграть дело в суде — по закону или в обход закона, — если бы его дело не оказалось в руках моего отца. Если бы не отец, дело Скотти не заняло бы и десяти минут. Но из этого следует, что ты не можешь быть перед законом равным своему противнику, если у тебя нет «равного» адвоката? Значит, главное — адвокат, а вовсе не закон?

— Ну так как? — настаивала Джинни, видя мои сомнения. — Разве я не права, Кит? Разве этот пони — не Бо?

— Скотти не взял бы его, если бы не был убежден, что это его пони, — сказал я.

Джинни только усмехнулась в ответ.

— Когда будет слушаться дело, если его передадут в суд? — спросила мать.

— На следующей неделе.

— И долго оно продлится?

— Несколько часов, вероятно.

— И это все?

— Я не могу тебе точно сказать, Ханна, — ответил отец, начиная, видимо, сердиться.

Я знал, что было у матери на уме: отец будет выступать бесплатно. Родители Скотти не могли, конечно, заплатить, да отец и не взял бы у них денег. Мы поэтому и были очень небогатой семьей. Лишних денег у нас никогда не бывало. Отец часто отказывался от сомнительных дел, суливших большой гонорар, что, естественно, не способствовало его популярности среди состоятельных жителей города.

— Конечно, ты должен был взяться за это дело, — сказала мать примирительно и стала раздавать нам сладкое — не слишком сладкий рисовый пудинг; мы знали, что сахар ей приходится экономить, но мы уже привыкли и ели с аппетитом.

В воскресенье, накануне суда, на ферму к супругам Пири приехал Эллисон Эйр. На нем были куртка и серые брюки вместо обычных бриджей. Он остановился на ступеньках крыльца и окликнул Энгуса, который в это время завтракал. Когда Энгус вышел (Скотти шел за ним), Эллисон сказал, что хотел бы переговорить с ними.

— Вам бы только разговаривать, — кисло отозвался Энгус. — Говорите, что вам надо, и уходите с моей земли.

У Энгуса не было никакой причины быть приветливым с Эллисоном, к тому же он чувствовал, что раз уж Эллисон пожаловал к нему собственной персоной, значит, жди какой-нибудь каверзы. Больше того, мой отец предупредил Энгуса: не говорить о судебном деле ни с кем, особенно с «противной стороной». А тут сам главный противник явился для переговоров.

— Может быть, побеседуем в моей машине? — сказал Эллисон. — Она тут недалеко, на асфальте. — Он был вежлив и любезен.

— А зачем? — недоверчиво спросил Скотти.

— Помолчи! — сурово оборвал его Энгус.

— Моя дочь Джози в машине, и она хотела бы поговорить с тобой, — объяснил Скотти Эллисон.

— Парень не двинется отсюда, — сказал Энгус, — даже если вы привезли за ним в машине полицию.

— Уверяю вас, что в машине только моя дочь Джози, — сдержанно ответил Эллисон. — И все, чего она хочет, — это поговорить пять минут с вашим сыном. Я даю вам слово.

Энгус в нерешительности молчал. Скотти и вышедшая из дома миссис Пири стояли за его спиной, и все трое были как будто сконфужены вежливостью и предупредительностью Эйра.

— Пожалуйста, убедите их пойти, миссис Пири, — сказал Эллисон Эйр. — Вы мать, вы поймете меня.

Должно быть, хозяин «Риверсайда» в эту минуту забыл, что это из-за него Скотти вызывают в суд по обвинению в конокрадстве. А может быть, он и не думал о том, каково Скотти сидеть здесь, в грязи, на этой захудалой ферме, и ждать, когда его вызовут и станут судить как уголовного преступника.

— Она мать своего сына, — отрезал Энгус, — того самого, которого вы собираетесь засадить в тюрьму. Так что кончайте ваши хитрые заходы и убирайтесь с моей земли!

— Извините, — спохватился Эллисон. — Вы не так меня поняли. Но, может быть, вы, миссис Пири, все-таки подошли бы и поговорили с Джози? И ты тоже, — обернулся он к Скотти, не называя его по имени. — Я уверен, что тогда недоразумение разрешилось бы и ты бы не остался в накладе.

— Не остался бы в накладе? — насмешливо прищурившись, переспросил Энгус.

— Я думаю, лучше вам все же сначала повидаться с моей дочерью.

Скотти первый раскусил, чем дело пахнет.

— Не ходи, па! — быстро сказал он отцу. — Это ловушка!

Энгус снова велел ему помолчать.

— А зачем нам говорить с вашей дочерью? Что она скажет такого, чего не можете сказать вы?

— Дело не в этом, — сказал Эллисон, стараясь сдержаться. — Просто моя дочь хочет поговорить с вашим сыном и объяснить ему, что значит для нее этот пони.

— Какой пони? — сердито прервал его Энгус. — О каком пони вы толкуете?

Терпение Эллисона истощилось:

— Ну Пири, будьте же благоразумны, черт возьми!

Тут Скотти стал пятиться, чтобы улизнуть, словно Эллисон наконец раскрыл свои истинные намерения и собирался схватить его, как в тот раз, на выставке. Заметив это, Эллисон сказал:

— Погоди, мальчик, не уходи. Одну минуту…

Если бы он сказал «Скотти», а не «мальчик» и заговорил бы с ним дружески, спрятав подальше высокомерие богатого скваттера, все, может быть, обернулось бы по-другому.