Спортивное предложение

— Вы, можно сказать, всю жизнь отдали изучению рек и каналов?

— Да, тридцать лет.

— А знаете ли вы кого-нибудь, кто после одного или двух лет практики мог бы тоже считаться экспертом в вашей области?

— Нет. Требуется намного больше времени, мистер Квэйл, чтобы научиться тому, что знаю я.

— Ясно. Вы, значит, считаете, что дело надо знать основательно. Именно поэтому вы хороший эксперт, так ведь?

— Видимо, так.

— Самоучка, например, даже толковый, не мог бы знать столько, сколько знаете вы, и, возможно, допускал бы серьезные ошибки?

— Да, конечно. Но, откровенно говоря, я не вижу, к чему ведут ваши вопросы.

— Мы тоже не видим! — со вздохом сказал Стрэпп. — Но мы уже привыкли к таким вещам, мистер Смит, так что будьте терпеливы с моим процессуальным противником.

— Я вот к чему веду, мистер Смит, — спокойно сказал отец. — Являетесь ли вы экспертом, например, по валлийским пони?

— Нет.

— А экспертом по мальчишкам-школьникам?

— Нет. Едва ли.

— Наверно, в обоих этих вопросах вы считали бы себя дилетантом, способным допускать ошибки?

— Если вы так ставите вопрос, то да.

— Вы говорите, что видели в то утро мальчика Скотта Пири верхом на пони?

— Да.

— И он пустился наутек (это ваши слова), когда вы окликнули его?

— Да.

— А откуда вы знаете, что он пустился наутек?

— Это было видно невооруженным глазом.

— Признавая, что вы не эксперт в вопросе о поведении детей, мистер Смит, вы все-таки считаете возможным сказать, что мальчик вел себя именно так, а не иначе?

— Мне казалось это естественным.

— Так! Это уже ближе к делу: это казалось вам естественным. Ну, а пони вы хорошо разглядели, мистер Смит?

— Да, хорошо.

— Была у него подстрижена грива?

— Думаю, что нет, — чуть помедлив, сказал Смит.

— А хвост подрезан?

— Кажется, нет.

— Когда мальчик бросился наутек, как вы говорите, было ли ясно по поведению его и пони, что они спасаются бегством?

— Я не могу этого сказать: вы ведь сами предупредили меня, мистер Квэйл, что я не эксперт по детскому поведению. И уж тем более я не решаюсь судить о поведении лошади.

В зале послышался смех. Но отец только кивнул.

— Совершенно верно, — вежливо сказал он. — Вы честный человек, мистер Смит, и я ценю это. Значит, вы уверены в том, что ка берегу видели мальчика?

— Да.

— И пони?

— Да.

— А какого пони? — Отец словно вцепился в Смита мертвой хваткой.

Мистер Смит заморгал.

— Ну-у, — протянул он, — это был один из валлийских пони, которых разводит мистер Эйр…

— Нет, нет! — нетерпеливо перебил его отец. — Я имею в виду, был ли это тот самый пони? Вы ведь знаете, что мальчика обвиняют здесь в краже пони у мистера Эйра. Так вот, пони, которого вы видели, и был именно тот, что украден у мистера Эйра?

— Я, право, не знаю. Это был просто пони. Вот и все, что я могу сказать об этом.

— Иными словами, вы говорите нам: «Откуда мне знать, был ли это тот самый пони, которого украли?»

— Да, если угодно.

— Итак, вы твердо уверены насчет мальчика, но вы не можете быть уверены, был ли пони, на котором он ехал, украденный или его собственный?

— Да, не уверен. Я не вдавался в подробности, мистер Квэйл. Меня попросили рассказать, что я видел, это я и пытаюсь сделать.

— Я хотел бы задать вам еще только один вопрос, мистер Смит, — сказал отец. — Я не высказываю предположения, я предлагаю вам самому решить: если бы вы видели этого пони очень близко, если бы вы потратили часы, даже дни на изучение его, могли бы вы тогда явиться в суд и сказать под присягой, что это и есть украденный пони?

— Нет, не мог бы, мистер Квэйл.

Отец жестом дал понять, что он кончил допрос и, по сути дела, доказал несостоятельность обвинения.

Потом отец оглянулся вокруг, словно недоумевая, что здесь, собственно, происходит. Но я понимал, что он еще не выручил Скотти из беды. Он отчасти поколебал показания свидетелей, даже высмеял их, но судьи были еще далеки от того, чтобы отпустить Скотти на все четыре стороны.

— Не полагаете ли вы, что было бы правильно теперь разрешить вашему юному доверителю предстать перед судом? — саркастически осведомился у отца судья.

— Отчего же? — небрежно бросил отец. — Пусть мистер Кафф пошлет за ним кого-нибудь.

Судья велел судебному приставу Каффу, старому однорукому солдату, послать констебля Питерса в школу и привести Скотти.

— Есть ли у вас еще какие-либо замечания, мистер Стрэпп? — обратился судья к обвинителю.

— Да нет… — сказал Стрэпп. — Мы ведь исходим здесь из фактов и доказательств, ваша милость, а не из хитроумных дискуссий и перекрестных допросов. Перед нами простое, достойное сожаления дело. Нам тоже неприятно судить ребенка. Но, я думаю, мы смогли показать здесь, что пони взял он. И, как это ни печально, обязанность закона и данного суда — действовать соответственно, невзирая на положение мальчика и на то, что будет еще говорить здесь мистер Квэйл. Закон не может уклониться от исполнения своего долга. Так пусть же свершится правосудие, невзирая ни на что!

Это было хорошо сказано. Стрэпп явно не хотел вдаваться в подробности: дело приняло такой оборот, что чем меньше он будет говорить, тем лучше. Так что отец не мог пока еще считать себя победителем. Он не любил Стрэппа, но считался с ним, поскольку Стрэпп тоже хорошо знал законы, хотя, по мнению отца, был слишком многословен в своих выступлениях.

— Итак, мистер Квэйл, я думаю, что в заключительном слове вы намерены сказать нам кое-что в назидание, — кисло сказал судья.

Настал момент сделать решительный шаг, если отец не хотел проиграть дело.

— Если суд нуждается в назидании, — начал отец, — тогда я, конечно, готов оказать ему эту услугу. Я надеюсь, что к моим словам внимательно прислушаются и судьи и все, кто находится в этом зале. Ибо речь идет о вещах гораздо более серьезных, чем заурядная кража пони. Мои ученый коллега мистер Стрэпп упомянул о правосудии. Пусть свершится правосудие, сказал он. Но что такое, по сути дела, правосудие?

— Ваша милость! — Стрэпп даже застонал от возмущения. — Если нам собираются читать лекцию о том, что есть правосудие, то я предложил бы отложить заседание, с тем чтобы мы могли отдохнуть, подкрепиться и приготовиться выслушать замечательное определение правосудия, хотя пока это не удавалось даже самым великим умам.

— О нет, сэр! — повысил голос отец, прежде чем судья успел раскрыть рот. — Мой противник, надеюсь, не хочет сказать, что обращение к сути правосудия излишне, неуместно или безнадежно. — Он повернулся к Стрэппу. — Обвинитель сказал: пусть свершится правосудие. Очень хорошо. Но я хотел бы спросить: о каком правосудии вы здесь толкуете? Вернее, я хотел бы подчеркнуть, что здесь имеет место явное нарушение закона. И независимо от того, каким будет решение суда, я этого так не оставлю, потому что данное дело вообще не должно было стать предметом разбирательства в суде!