Спрут
Шрифт:
– Эй, эй!
– воскликнул он.- В чем дело?
– Экстренное торможение,- объяснил кондуктор, подхватив денежный ящик и засовывая в него ведомость и билеты.- Ничего страшного, скорей всего, на путь забрела корова.
Он исчез, унося с собой фонарь.
Проснулись все пассажиры, кроме тучного господина; головы повысовывались из-за занавесок, и Энникстера, спешившего к Хилме, засыпали по пути вопросами:
– Что это?
– Что-нибудь случилось?
– В чем дело?
Хилма уже не спала, когда Энникстер отдернул занавеску.
– Ой, я так испугалась. Что такое, милый?
– спросила она.
–
Тормоза Вестингауза взвизгнули последний раз, и поезд остановился.
И сразу наступила полная тишина. Слух, притуплённый многочасовым стуком колес и лязгом железа, вначале отказывался воспринимать более слабые звуки. С другого конца вагона донеслись голоса, странные, непривычные, словно шли они откуда-то издалека, сквозь водную толщу. В этой глубокой ночной тиши звук, с которым дождевые капли, срываясь с вагонных крыш, ударялись о железнодорожную насыпь, был отчетлив, как тикание часов, стоящих рядом.
– Ну, кажется, остановились,- сказал один из коммивояжеров.
– Что такое?
– повторила Хилма.- Ты уверен, что ничего серьезного не произошло?
– Конечно,- сказал Энникстер.
Кто-то быстро прошел под окном, давя шлак, насыпанный между шпалами. Шаги удалялись, и Энникстер услышал, как кто-то в отдалении крикнул:
– Да! С другой стороны!
Потом дверь в конце вагона отворилась, рыжебородый кондуктор протопал по коридору и выскочил на противоположном конце. Передняя дверь захлопнулась. И опять все стихло. В наступившей тишине снова стал слышен храп тучного господина.
Прошло несколько минут - никаких звуков; только падали дождевые капли с крыши. Вереница вагонов замерлa в неподвижности, окутанная тьмой. Один из коммивояжеров, выходивший на платформу выяснить, в чем дело, вернувшись, сказал:
– Станцией и не пахнет, разъезда тоже нет. Наверняка произошла какая-то авария.
– А вы бы проводника спросили.
– Спрашивал. Тоже ничего не знает.
– Может, остановились, чтобы набрать воды, или топлива взять, или еще зачем-нибудь?
– Тогда бы так не затормозили. Ведь поезд остановился с ходу. Я чуть с полки не слетел. Воспользовались экстренным тормозом. Я слышал, как кто-то это говорил…
Издалека, оттуда, где находился паровоз, донесся резкий громкий звук револьверного выстрела; потом еще два, последовавшие один за другим, и после длительной паузы - четвертый.
– Послушайте, по-моему, это стрельба! Ей-Богу, стрельба. Братцы, да ведь это налет!
В вагоне вспыхнула настоящая паника. Было что-то зловещее в этих четырех выстрелах, донесшихся сквозь шум дождя из мрака, что-то таинственное, все-ляющее страх. Они мигом сбили с пассажиров всякую уверенность в собственной безопасности и превратили их в людей, одуревших от страха, уподобившихся выгнанному из норы кролику. Они только таращили дpyr на друга глаза - вот, мол, и мы сподобились узнать то, о чем часто пишут в газетах. Теперь они на своем опыте испытают опасности, таящиеся в ночи, вплотную столкнутся со злоумышленниками в масках, вооруженными, готовыми на все, вплоть до убийства. Собственио, опасность их уже настигла. Они в руках грабителей!
Хилма молчала. Она держала Энникстера за руку и прямо смотрела ему в глаза.
– Не бойся, милая,- сказал
он.- Они тебя не тронут. Я с тобой. Черт возьми!– вдруг воскликнул он, на минуту поддавшись общему смятению.- Черт возьми, да ведь и правда налет!
Учительницы выскочили в коридор - одна в ночной сорочке, другая в халате, третья - накинула на плечи капот; они тесно жались друг к дружке и умоляюще смотрели на мужчин, всем своим видом взывая о помощи. Две из них были бледны как полотно и горько плакали:
– Господи Боже! Это же ужасно! Только б меня не тронули!
Но ехавшая с детьми дама приподнялась на своей полке и, бесстрашно улыбнувшись, сказала:
– А я так ни капельки не боюсь. Они не тронут нас, если мы не окажем сопротивления. На всякий случай, я уже приготовила для них часы и драгоценности.
Вот в этой сумочке.
Она показала ее пассажирам. Все дети ее проснулись. Они с любопытством посматривали по сторонам, но вели себя тихо. Приключение явно вызывало у них живой интерес. Тучный господин с бакенбардами храпел на своей полке пуще прежнего.
– Пойду-ка я посмотрю, в чем дело,- сказал один из коммивояжеров, доставая карманный револьвер.
Приятель схватил его за руку.
– Не валяй дурака, Макс,- сказал он.
– Да они к нам близко не подойдут,- вступил в разговор хорошо одетый молодой человек,- их интересует сейф и ценные письма, которые везут в почтовом вагоне. И туда нам нечего соваться.
Однако первый коммивояжер стал горячо возражать. Нет, мол, он не собирается покорно дожидаться, пока его обчистят. Или его считают трусом?
– А я тебе говорю: не ходи!
– сердито сказал его приятель.- В нашем вагоне женщины и дети. Привлечешь их внимание, еще палить сюда начнут.
– Резонно!
– сказал первый, уступая голосу разума; револьвер, однако, из руки он не выпустил.
– Не позволяйте ему открывать окно!
– заорал Энникстер, сидевший рядом с Хилмой, увидев, что коммивояжер подошел к окну в незанятом купе и пытается его открыть.
– Правильно, правильно!
– подхватили остальные.- Не надо открывать окон, не надо высовываться. Нас всех перестреляют из-за вашей неосторожности.
Однако оттащить его не успели, коммивояжер поднял окно и высунулся.
– Это ж надо!
– воскликнул он, оборачиваясь,- наш паровоз ушел. Стоим мы на повороте дороги, и отсюда видна голова поезда. Только без паровоза, вот оно как. Не верите, посмотрите сами.
Пассажиры, забыв об осторожности, стали один за другим высовываться из окна. Поезд и правда стоял без паровоза.
– Это они нам путь к бегству отрезали,- сказал коммивояжер с револьвером.- Теперь они пойдут по вагонам и начнут грабить, помяните мое слово. Скоро к нам пожалуют. Боже милостивый! А это еще что?
Вдалеке, где-то в полумиле от поезда, раздался грохот сильного взрыва. Окна в вагоне задребезжали.
– Опять стрельба!
– Никакая это не стрельба!
– воскликнул Энникстep.- Просто они отцепили и угнали почтовый и багажный вагоны и теперь динамитом вскрывают двери.
– Скорей всего, именно так!
Передняя дверь вагона открылась и тут же захлопнулась; учительницы завизжали и совсем съежились. Коммивояжер с револьвером быстро повернулся в ту сторону и замер, вытаращив глаза. Однако это оказался всего лишь главный кондуктор, без фуражки, с фонарем в руке, насквозь мокрый.