Спутник 'Шаг вперед'

– Электромагнитные колебания в микронном диапазоне.

– Это все знают. Но каким образом здесь?

– В скваммерах возникает запах. Иными словами, излучение проникает в скваммеры. Запах вызывает потерю сознания. Утрату контроля. Запах возникает не всегда, его нельзя предусмотреть. Был один способ борьбы: при первых же признаках укрыться в спутник. Дело страдало.

– А теперь? :

– Теперь дело не может стоять. Всегда у нас был резерв времени. Сейчас этот резерв со знаком "минус".

– Значит, работать, рискуя потерять сознание?

– Потерявший сознание не может работать, - безучастно сказал Холодовский.
– Элементарная логика: колебания могут проникать в скваммеры только из пространства. Нужна экранировка: или скваммеров, или пространства. Что бы вы выбрали?

– Скваммеры, - сказал Кедрин.

– Неверно. Мы ограничим подвижность скваммеров. Это невозможно. Остается только заэкранировать рабочее пространство.

– Гигантская работа.

– Другого выхода нет. Надо знать лишь, откуда приходит излучение.

– Это пока неизвестно?

– Пока нет. Сейчас ведется экранирование участка, который я считаю наиболее опасным. Все делается в соответствии с моей гипотезой.

– Она подтвердилась?

– Подтвердится. Ничего другого ей не остается.

"Уверенности надо учиться у Холодовского, - подумал Кедрин.
– Таким не страшно пространство".

– Мы не можем терять времени, - говорил Холодовский.
– Они ждут.

– Успеем?

– По старой технологии - нет. Разрабатываем новую на ходу.

– Но это невозможно! Для перепрограммирования необходимо остановить процесс. А это замедлит...

– Мы не программируемся - мы мыслим, - сказал Холодовский.
– А мыслить можно и за работой. И менять все на ходу. Завтра кончаем пузырь. И сразу заложим корабль. Длинный корабль.
– Он произнес эти слова с нежностью. Звездного класса.

"Черт его знает, - подумал Кедрнн, - что-то в этом есть! Звездного класса. Да, что-то есть!.."

– Мы возьмем его с двух сторон, - сказал Холодовский.
– Параллельным монтажом. Это мысль Гура. Между прочим, он нашел ее в пространстве. Он любил думать, вися в пространстве. Там он набрел на лучшие свои фантазии.

– Почему фантазии?

– Он прогносеолог - борец с отсутствующими звеньями. Hayка проходит путь шаг за шагом. Прогносеология совершает прыжки. И вот он может висеть в пространстве целыми часами и думать, пока хватает ресурсов. Только сейчас у нас нет свободного времени.

– А о чем думаете вы?

– Моя специальность - раум-физика. Только об этом и стоит думать, Теория запаха в вакууме - неплохой вклад в раум-физику. Для чего еще стоит жить?

– Для любви, - сказал Кедрин, потому что он подумал: для любви.

Холодовский коротко усмехнулся.

– Любить надо физику. Вообще - свое дело. "Ну, конечно, и это тоже, подумал Кедрин.
– Но что нужно Холодовскому?"

Холодовский взглянул на него и усмехнулся.

– Ты прав, мне что-то нужно. Вернее, не мне. Все-таки было очень хорошо получить твою помощь при расчете аппаратуры предупреждения. Ты сможешь помочь Дугласу в конструировании?

– Конечно, - сказал Кедрин.
– Только без "Элмо" я не очень привык.

– Кое-какие машины у нас ведь есть.

– Что ж, это лучше, чем ничего.

– Так вот, сейчас смена собирается в кают-компании, а мы потом решили встретиться у Гура. Уйти в свободный полет. Так он называет это. Мышление как будто бы без определенной цели, но на самом деле самыми неожиданными путями приводящее к нужному результату.

– Это интересно - свободный полет...

– Так вот, мы ждем, что ты через час зайдешь.

– Не поздно?

– Нет, у нас свой режим. Мы называемся - Особое звено. Вот такие вопросы, вроде запаха, обычно достаются нам.

– Значит, вы не работаете на монтаже?

– Почему же? Как и все...

– Тогда вам приходится работать больше всех.

– Что может быть лучше - знать, что ты отдаешь больше других?

– Это правильно, - сказал Кедрин.

Холодовский вышел, и Кедрин вскочил на ноги. Вечер в кают-компании. А он сидит в каюте и думает неизвестно о чем.

Он вышел в коридор. В нем был фиолетовый сумрак позднего вечера. Но чем дальше от каюты уходил Кедрин, тем становилось ясней. Около кают-компании царил ранний вечер. А в соседнем коридоре, куда он по ошибке заглянул, царила ночь, люди отдыхали в своих каютах; и, наверное, как и на Земле, только наиболее одержимые поиском, те, у кого решение было уже близко-близко, оставались в своих лабораториях, и для них смена суточных циклов превращалась в пустой звук. Правда, с завтрашнего дня, когда будет заложен длинный корабль, работать придется в полтора раза больше, чем обычно, и лабораторные проблемы будут отложены - замрут приборы, останутся в сосудах реактивы, в кабинетах и студиях замрут недописанные книги, полотна, незаконченные скульптуры - все будут заняты на монтаже длинного корабля, который должен спасти людей.

Он остановился у входа в кают-компанию. Здесь была зелень, деревья росли прямо из тугого пластикового пола, под ними были расставлены столики, удобные сиденья. Правда, их было, пожалуй, слишком много - не зря Холодовский говорил, что спутник становится тесен. Спутнику уже много лет, а кораблей строится все больше.

В одном углу кают-компании раздавалась музыка, люди то плавно, то резко, порывисто двигались в танце. Откуда-то доносилась песня, в ней были грусть и непреклонность - грусть о Земле и непреклонность уходить все дальше от нее, потому что иначе не может человечество.

Глаза его обшаривали зал, искали - и не находили ее.

Иногда чьи-то голоса нарушали его сосредоточенность, вторгались в нее. Где-то недалеко говорили о том, что утвержден проект экспериментального корабля совершенно нового типа, а ведь какого бы типа ни были корабли, им не миновать рук монтажников, а значит - с каждым днем работать будет все интереснее. По соседству толковали о том, что кое-кто из монтажников уже месяцами не бывал на Земле и устранился от непосредственного общения с планетой, с ее мыслью и искусством, что монтажнику уж никак не простительно. "Хотя климат на Земле, конечно, не столь идеальный, как здесь", - говоривший вздохнул, и сразу двое подтвердили: "Да, разумеется, климат здесь идеальный..." Возле самой двери спорили о космометрии пространства в связи с недавно вышедшей работой Аль-Азиза "Об истинной геометрии плоскости"; и кто-то был согласен с автором относительно эволютной природы того, что мы называем плоскостью, а кто-то не был согласен и возражал.

Кедрин досадливо морщился: разговоры отвлекали его, он привык делать все в тишине - даже искать кого-то взглядом Но он не мог не вслушиваться, когда речь заходила о тех восьми, и из уст в уста передавались слова их радиограмм, и произносилось имя Герна, забросившего на время астрономию и усевшегося на связь с "Гончим псом". Герна, который никогда в жизни не признавал ничего, кроме астрономии и кораблей, бывших ее руками, как телескопы - глазами. Все это было хорошо и интересно, однако он так и не увидел ее.