Спят усталые игрушки

– Я тоже так думала, – вздохнула Нина, – пока не встретила Отца и Учителя.

– Кого?

– Человека, который перевернул всю мою судьбу, – истово заявила Нина, – настоящего друга. Теперь живу в Семье, и мое сердце купается в лучах благодатной любви.

– Ах, дорогая, – воскликнула я, – расскажите! Вдруг тоже…

– Конечно, конечно, – энергично замотала головой Нина. – Слушайте, как было.

Ниночка с самого детства ощущала себя чужой среди родственников. Папа – инженер, мама – экономист, тетка – математик, дядька – физик… Двоюродная сестра Лиана училась без всякого напряга… Ну откуда в такой среде могла возникнуть поэтически настроенная девочка? А вот поди ж ты! Ни о чем, кроме стихосложения, Нинель и думать не могла. В голове постоянно крутились рифмы, в мыслях толкались строфы.

Кое-как закончив школу, девочка стала сочинять стихи. Потом смерть родителей, кончина бабушки. Из родственников осталась лишь Лиана, вполне земная, даже приземленная. Работает стоматологом, отлично зарабатывает, абсолютно бездуховное существо, заинтересованное только в получении материальных благ. О чем можно говорить с такой? О цене на куриные окорочка? Обсуждать покупку телевизора? Нинель далека от подобных проблем. Спасибо, любимая бабуля завещала большую квартиру. Нина сдает апартаменты, и на жизнь хватает. Если бы не это, пришлось бы искать работу, сидеть рядом с необразованными людишками, никогда не читавшими Брюсова и Бальмонта, выполнять приказы толстозадого начальника, ни разу в своей жизни не открывшего томик Пастернака…

Замуж Сундукян не выходила. Нет, старой девой не была, кавалеры случались, с некоторыми дело доходило до совместного проживания. Но уже через неделю «семейной» жизни мужчины начинали демонстрировать примитивность натуры. Хотели горячей еды, чистых рубашек и вымытых полов. Романтика отношений прекращалась, чтение стихов вслух отчего-то начинало бесить мужиков… «Брак» разваливается, так и не успев официально оформиться. Решив раз и навсегда, что все мужчины животные, Нинель зажила одна, изредка заводя легкие, необременительные отношения, исключительно ради сексуального удовлетворения. Господь наградил Сундукян пылким темпераментом, скорей всего сказывались гены горячих армянских предков.

Жизнь Нины резко переменилась после встречи с Людмилой Шабановой. Сначала поэтесса просто лечила зубы, потом раз-другой пожаловалась на судьбу… Началась дружба. Вместе ходили в театр, на поэтические вечера в Дом литераторов…

Однажды в ответ на очередные жалобы Нинель Мила предложила подруге съездить к своим родственникам.

– Познакомлю с братом и его семьей, они тебе понравятся.

Сундукян радостно согласилась, и в пятницу подруги отправились на электричке в Подмосковье.

Деревня понравилась Нине, еще большее впечатление произвел Николай, или, как звали его окружающие, Отец и Учитель. Сундукян побывала на молении, вкусила «напиток веры» и удостоилась личной аудиенции пастыря.

В Москву вернулась оглушенная новыми чувствами и эмоциями. Душа рвалась назад, в просторный молельный зал, где, рыдая вместе с остальными сектантами, Нина испытала куда более сильные ощущения, чем те, которые женщина получала в постели.

Спустя пару месяцев она приняла крещение и влилась в ряды «путников». Теперь живет от моления до моления, поджидая встречи с обожаемым Отцом и Семьей.

– Мы все – один организм, – страстно говорила Нина, – нас связывают незримые нити. Теперь я не одинока в безжалостном мире, а мои стихи звучат на наших собраниях. Более того, приняв истинную веру, ощутила невероятный творческий подъем и пишу больше и лучше. Кстати, этот факт даже отмечают посторонние люди. Вот смотрите.

И она гордо выложила на стол бумажку. Издательский договор. Некое «Коро» собиралось выпустить в свет книжку «За голубым туманом», принадлежащую перу Сундукян.

– Ах, ах, ах! – застонала я. – Дорогая, познакомьте с Отцом, хочу тоже обрести смысл жизни.

– Нет ничего проще, – обрадовалась Нинель, – хотите послезавтра поехать в обитель?

Я энергично затрясла головой. Еще бы, просто мечтаю.

Глава 24

Домой прискакала радостная. По дороге купила двадцать штук пирожных и много конфет. Устроим сегодня чаепитие, наконец-то расследование сдвинулось с мертвой точки, скоро увижу Верочку, а там уж придумаю, как выкрасть девочку. И вообще мои домашние все очень милые, ласковые, приветливые, а Алиска не такая уж и грубиянка, ну и пусть отпускает свои непроизвольные словечки, если ей от этого легче. Кстати, Филя, кажется, на самом деле неплохой врач. Капли, которые он дал мне от мигрени, действовали самым волшебным образом, голова переставала болеть сразу. Иногда просто нюхала пузырек и выздоравливала. По-своему симпатичен и Фредди…

Переполненная счастьем, я толкнула дверь в гостиную и увидела Алиску с газетой на диване. Ольга сидела возле телевизора. Похоже, она превращается в нарцисса, опять любуется видеозаписями «Мира спорта».

– Нравится? – спросила я.

Зайка повернула голову и недовольно заявила:

– Отвратительно. Под глазами тени, нос длинный, волосы как мочалка, смотреть невозможно…

– По-моему, ты слишком к себе критична, – засмеялась Алиска, не отрываясь от статьи. – На экране изумительно смотришься, намного лучше, чем в жизни!

– Ты хочешь сказать, на самом деле я выгляжу еще хуже, чем тут? – указала Ольга пальцем в сторону «Панасоника».

– Конечно, – заявила балерина, – в жизни ты лахудра лахудрой, ничего особенного, а в свете софитов превращаешься в красавицу. Кстати, чаще с людьми случается наоборот. Приходит такая вся из себя роскошная, просто Мерилин Монро, а глянешь из зрительного зала на сцену: мочалка мочалкой.

Зайка задохнулась от негодования.

– Никакая я не мочалка!

– Нет, – спокойно подтвердила Алиска, опуская газету, – ты больше походишь на кошелку!

Но я уже не слышала их перепалку. Мои глаза в изумлении уставились на лицо подруги. Куда подевалась ее изумительно ухоженная, просто фарфоровая кожа? Щеки, лоб, подбородок и даже шею покрывали отвратительные красные нарывы.

– Алиса! – вырвалось из моей груди.

– Что? – совершенно спокойно отозвалась подруга.

В эту секунду в комнате возник Фредди. Морда животного переливалась всеми оттенками зелени. Несчастную мартышку обмазали, наверное, литром зеленки.

– Котеночек мой любимый, – заворковала Алиска, – поди сюда, поцелуй мамочку.

Мартышка послушно двинулась на зов.

– Алиса! – завопила Зайка. – Алиса!

– Я уже двадцать пять лет Алиса, – отозвалась балерина.

Пропустив мимо ушей восклицание о явно заниженном возрасте, я поинтересовалась:

– Что с тобой?

– Ничего, – пожала плечами балерина, – а что должно быть? Да чего вы так на меня уставились, будто у меня на голове грибы растут?

– Давно в зеркало смотрелась? – хором поинтересовались мы с Зайкой.

Алиска лениво зевнула.