Спят усталые игрушки

– Господи, в этом доме невозможно добиться покоя. Только-только прилегла отдохнуть, взяла газетку… Нет, налетели, как бакланы злобные, замахали крыльями…

Ольга подсунула возмущающейся гостье под нос пудреницу. Алиска невольно кинула взгляд внутрь коробочки и заорала:

– Боже! Что вы со мной сделали!

– Ничего мы с тобой не делали, – откликнулась Зайка, судорожно выключая телевизор.

– Ужас, ужас, ужас, – продолжала выкрикивать экс-мадам Полянская, ощупывая дрожащими пальцами гнойники.

– Больше целуйся со своей обезьяной, – рявкнула Ольга, спешно ретируясь из комнаты, – во всяком случае, я не спущусь больше вниз, пока ты не вылечишься. Мне только не хватало подцепить эту жуткую заразу, уж не знаю, ветрянку или аллергию…

– Аллергия не заразна, – заявила появившаяся на пороге Маня.

– Это ты виновата, – вызверилась Ольга на золовку, – пожелала себе ветрянку. А о нас не подумала? Интересное дело, как я сниматься буду с такой рожей?

– Кошмар! Жуть! – то и дело выкрикивала Алиска, расстегивая кофточку.

Стало видно, что грудь и плечи также густо обсыпаны прыщами.

– Только о себе думаешь, эгоистка! – обозлилась Маня на Зайку. – У тебя вместо сердца телевизор!

– А у тебя вместо головы – консервная банка, – отреагировала Ольга.

– Вызовите немедленно доктора, умираю… реанимацию, носилки, в больницу, срочно, – топала ногами балерина. – Мне завтра «Лебединое» танцевать! Можете себе представить лебедя в фурункулах!

– Ты так далеко стоишь, что лица не видно, – съехидничала Оля, – а я двадцать минут крупным планом вещаю на всю страну и ближнее зарубежье.

– Ох-ох-ох, звезда эфира, жопа на тоненьких ножках, – завелась Алиска, – говном занимаешься, по бумажке чешешь, а я создаю образ!

– Хватит, – не выдержала я, – как вам не стыдно! У тебя, Ольга, на лице ничего нет, а у Алисы скорее всего аллергия! Никто не виноват. Ветрянка – детская инфекция, навряд ли вы ее подцепили, вы, надеюсь, давным-давно переболели в детстве!

– А Аркашка почему заразился? – влезла Маня.

Я пожала плечами.

– Он в свое время как-то избежал этой болезни, вот и слег.

– Все из-за тебя, – снова налетела Зайка на Машу.

– Слушай, – попыталась я утихомирить страсти, – просто смешно. Неужели и впрямь полагаешь, будто здесь ямба сыграла решающую роль?

– А как же! – воскликнула Зайка.

– Конечно! – подтвердила Манька, подскакивая к пирожным. – Каждый пожелал что хотел, Филя гарантировал исполнение.

– Филя, – взвыла Алиска, – когда надо, его никогда на месте нет!

Я тихонько вышла из гостиной. Пусть разбираются сами, ну как можно всерьез разговаривать с людьми, истово верящими в колдовство, магию и шаманство!

Ночью опять не могла заснуть. Уже давным-давно переругавшись и сладко помирившись, разбрелись по кроватям домашние. Собаки устроились на диванах, мирно храпящий Хуч лежал на спине, выставив круглое жирное брюшко. На кухне не горит свет, а у Ирки в комнате уютно мерцает ночник. Всем хорошо, лишь я маюсь у окна, пытаясь обуздать бунтующие мысли.

Послезавтра наконец увижу Николая. Скорей всего мужик обладает великолепными, как сейчас говорят, экстрасенсорными способностями, может, даже владеет приемами гипноза. Скорей всего станет и меня зомбировать.

Интересно, как бороться с таким человеком? Совсем ничего не знаю о трансе.

Сигарета догорела, слегка приоткрыв окно, выбросила «бычок» и приняла решение. Завтра поеду в университет, на факультет психологии. Там работает некий Мельниченко, говорят, светило в области нетрадиционной медицины.

…Факультет психологии находится на задворках гостиницы «Интурист». Желтое здание стоит таким образом, что окна учебных аудиторий выходят во двор, и голодные студенты могут наблюдать, как на огромных кухнях ловкие повара и поварята возятся с мясом, овощами, фруктами, готовя для зарубежных гостей вкусную и калорийную еду. Мне бы наука в подобной ситуации не полезла в голову.

Профессора я нашла на втором этаже. Поймав пробегавшую мимо девицу в безразмерном, вытянутом до колен свитере, я строго спросила:

– Где кабинет профессора Мельниченко?

Девчонка прыснула:

– А у преподавателей нет кабинетов. Андрей Николаевич вон там.

Я проследила за ее измазанным чернилами пальцем и увидела у окна группку молодых людей в джинсах. На первый взгляд и не определить, кто из них преподаватель.

– Андрей Николаевич, – крикнула девчонка, – вас спрашивают.

Худощавый парень в красной рубашке и потертых «Levis» обернулся.

– Вы ко мне?

Я на секунду потеряла дар речи. Больше всего лицо Мельниченко напоминало лик Спаса. Узкое, удлиненное, с тонким носом и каштановыми волосами. Аккуратная борода довершала образ. Впрочем, кое-кто из евангелистов писал, что мессия был голубоглаз. Профессор же смотрел на мир невероятно темными, цыганскими очами.

– Так вы ко мне? – терпеливо повторил Мельниченко, подходя почти вплотную.

Вблизи обманчивое впечатление молодости пропадало. Андрею Николаевичу хорошо за сорок, ближе к пятидесяти.

– Чем могу служить?

– Газета «Мир новостей», – представилась я.

– Весь внимание, – безнадежно улыбнулся экстрасенс.

– Где мы можем поговорить?

Мельниченко принялся озираться по сторонам.

– На кафедре полно людей, в аудиториях занятия, впрочем, идите сюда.

Мы зашли в какую-то непрезентабельную комнатенку, обставленную обшарпанной мебелью. Желтые, слегка поцарапанные столы, разномастные стулья и парочка ветхих шкафов с незакрывающимися дверцами. Стало обидно. В парижском университете, всемирно известной Сорбонне, все по-другому, туда не стыдно позвать гостей. Впрочем, студенты такие же – в свитерах и джинсах, да и профессура не носит костюмов. Но не от бедности, у французской университетской тусовки считается дурным вкусом демонстрировать буржуазность. Пиджак, белая рубашка и галстук – прерогатива чиновников, врачей и адвокатов.

– Наши читатели, – завела я, – чрезвычайно интересуются проблемой гипноза.

Мельниченко поскучнел.

– «Мир новостей» – популярное издание, навряд ли подписчики поймут тонкости…

– А вы попроще…

Андрей Николаевич развел руками.

– Может, лучше станете спрашивать?

– Читательница Невзорова интересуется, можно ли зазомбировать человека без его согласия.

Мельниченко глянул на меня своими невозможными глазами. Казалось, что у профессора нет зрачков, вернее, радужная оболочка по цвету сливалась с черной точкой. От этого создавалось впечатление невероятного, затягивающего взгляда. Первый раз в жизни я поняла смысл выражения «тонуть в глазах». Я на самом деле словно погружалась в их блестящую глубину, исчезала… Тряхнув головой, попробовала прогнать наваждение и быстро решила – смотрю ему в переносицу или на лоб, куда угодно, только не в глаза.