Срочно требуются седые человеческие волосы

На обтекаемое тело птицы была накинута железная кольчужка из мельчайших, плотно прилегающих чешуек. Золотистая рябь пробегала по кольчужке, когда птица попадала в перехват солнечного луча

– Кто это?
– оторопев, прервал свои рассуждения Гущин.

Проследив за его взглядом, Наташа сказала:

– Господь с вами, Сергей Иваныч, скворца не узнали?

– Но какой он громадный!
– растерянно произнес Гущин.
– Царь-скворец, чудо-скворец... Ей-Богу, скворец куда лучше ангела. Он-то хоть живой!..

– Что это вы вдруг?
– удивилась Наташа

– Может, хватит старины?
– просительно сказал Гущин.
– Мне захотелось в сегодняшний день.

– Как хотите, Сергей Иваныч, - мягко сказала Наташа - Я совсем не устала.

– И все-таки, хватит прошлого, - настойчиво сказал Гущин.
– Тем более, мой Ленинград сейчас вовсе не в этих обломках.

– Ого!
– Наташа сделала большие глаза.
– Вы опасный спутник, Сергей Иваныч!

– Куда мне!..
– Гущин безнадежно махнул рукой.

Они вернулись к машине, Гущин заплатил весьма солидную сумму по счетчику и хотел дать водителю на чай, но тот наотрез отказался.

– Не надо!.. Вы так здорово нам все объяснили.

Гущин пожал ему руку, и они побрели пешком к мосту лейтенанта Шмидта.

– Вы одиноки, Сергей Иваныч?
– участливо спросила Наташа.

– Вовсе нет. У меня семья: жена и дочь, большая, почти ваша ровесница. А почему вы решили?...

– Мне показалось, что у вас никого нет, кроме...
– она слабо усмехнулась, - кроме Кваренги.

– Это правда, - угрюмо сказал Гущин.
– Хотя я не понимаю, как вы догадались.

– Ну, это несложно, - произнесла она тихо, словно про себя.

– А вы?
– спросил Гущин.
– Вы, конечно, не одиноки? У вас семья, муж?

– У меня никого нет. Отец погиб на фронте, мать - в блокаду. Меня воспитала бабушка, она тоже умерла - старенькая. И замуж меня не берут. Но я не одинока, Сергей Иваныч.

Они остановились на мосту и стали глядеть на реку и белую ракету, вылетевшую из-под моста. И снова Гущина перенесло в его главную жизнь...

...Девушка лет семнадцати, разительно похожая на Гущина, его дочь Женя, мажется перед зеркалом. Гущин, по обыкновению листавший какой-то альбом с видами Ленинграда, увидел ее отражение в оконном стекле.

– Ты уже мажешься?
– спросил он удивленно.

– Давным-давно! Ты не наблюдателен, папа.

– Спасибо. Не могу сказать, что ты меня обрадовала.

– Я, кажется, не давала подписки делать все тебе на радость.

– Разумеется!
– принужденно усмехнулся Гущин.

– Или это было условием моего появления на свет?
– безжалостно настаивала Женя.

– Ну, ну, перестань. Ты, как мама, любишь добивать противника.

– Что ж, у меня есть чему поучиться, - с вызовом сказала Женя.

Гущин не подхватил брошенной перчатки.

– Ты куда-то собираешься?

Женя пренебрежительно дернула плечами.

– Да ничего интересного!

– Слушай, а может, завалимся в Химки?

– Водные лыжи?
– чуть оживилась Женя.
– Жаль, я только что сделала прическу.

– А хочешь, пойдем в бар - по кружке ледяного пива с сосисками.

– Это соблазнительно. Но от пива толстеют.

– А в зоопарк?
– упавшим голосом предложил Гущин.

– Я уже вышла из этого возраста.

– Ну, а куда ты хочешь пойти?
– почти с отчаянием спросил Гущин.
– В кино, в ресторан?..

– Не старайся, папа, все равно ничего не выйдет.

– Как странно: все говорят, ты похожа на меня. Но ты вылитая мама.

– Я не большая мамина поклонница, - холодно сказала Женя.

– Но кое в чем мамин опыт заслуживает внимания.

– Мама прожила нелегкую жизнь...

– Только не вспоминай войну, карточки и заслуги фронта перед тылом. Все это в зубах навязло. Я имела в виду другие мамины достоинства.

– Какие же?

– Умение быть самой собой, ни с кем и ни с чем не считаться.

– Я лично не вижу в этом...
– начал Гущин. Женя зажала уши.

– Только не ссылайся на свой пример! Это, извини меня, просто смешно. Ты, конечно, хороший специалист, все это знают. Но каждый человек, если он не круглый идиот, обязан понимать в своем деле. Ты не думай, что я тебя не люблю, папа, просто детские представления о Великом отце миновали. Я все увидела таким, как есть. И это меня не устраивает, вернее, устраивает на условиях полной свободы. И не будет ни зоопарка, ни планетария, ни водной станции, ни киношки - не рассчитывай на уютный домашний заговор обиженного отца с любящей дочерью против грешной матери...

– Сергей Иваныч, а хотите, я покажу вам свой Ленинград?

– А это удобно?

Наташа засмеялась.

– Я была уверена, что вы скажете что-нибудь в этом духе. Конечно, удобно.

– А где он, ваш Ленинград?

– Совсем рядом - на Профсоюзном бульваре. Они пошли туда пешком.

Возле бульвара им попался навстречу маленький ослик под громадным, нарядным, обитым красным плюшем седлом. На таких осликах катают детей в парках.

– Какая крошка!
– удивился Гущин.

– Спасибо скворцу за то, что он такой большой, а ослику за то, что он такой маленький, - нежно сказала Наташа.

– О чем вы?
– не понял и отчего-то смутился Гущин.

– Спасибо жизни за все ее чудеса, - так же нежно и странно ответила Наташа

Они подошли к дому Наташиных друзей, миновали двор, толкнули обитую войлоком дверь и сразу оказались в мастерской художника

Чуть не половину обширного помещения занимал гравировальный станок и большая бочка с гипсом. Помимо двух мольбертов здесь находилась приземистая, широченная тахта, десяток табуретов и торжественное вольтеровское кресло. С потолка свешивались изделия из проволоки, напоминающие птичьи клетки, - модели атомных структур, вдоль стен тянулись стеллажи с гипсовыми скульптурами каких-то диковинных фруктов. Картины, рисунки и гравюры свидетельствовали, что мечущаяся душа хозяина мастерской исповедовала множество вер. Суздальские иконописцы, итальянские примитивы, французские импрессионисты, испанские сюрреалисты, отечественные передвижники поочередно, а может, зараз брали его в плен. Но во всех ипостасях он оставался размашисто, крупно талантлив. Да и сам художник был хорош: громадный, плечистый, с кудрявыми русыми волосами, он являл собой в редкой чистоте тип русского былинного богатыря Микулы Селяниновича

– Познакомьтесь, - сказала. Наташа, - мой старый друг - художник Петя Басалаев, мой новый друг - инженер Сергей Иванович Гущин.

Художник тряхнул русыми волосами и размашисто пожал Гущину руку.

– Наташкины друзья - наши друзья.

– Наташа слишком щедра ко мне...
– церемонно начал Гущин.

– Мы познакомились только сегодня, на улице, - просто сказала Наташа Но это ничего не значит.

– Конечно!
– ничуть не удивился художник.
– А ну, дайте вашу руку, обратился он к Гущину.