Сталин и ГРУ

15 апреля на заседании Политбюро, опять же опросом, кандидатура Урицкого была утверждена, и его назначили начальником Разведывательного управления РККА. Конечно, по сравнению с опытным профессионалом Берзиным новый начальник смотрелся бледно. Опыта работы в разведке почти не имел, с людьми был грубоват, с подчиненными тоже. А в разведке подобные взаимоотношения недопустимы, и профессионалы Управления, такие как Никонов, Стигга, Боговой и другие, прекрасно это понимали.

Единственная заграничная командировка Урицкого по линии военной разведки длилась два года — с мая 1922-го по май 1924-го. Он работал, очевидно, нелегалом во Франции. Послали его туда, когда он был слушателем Академии Генштаба, без предварительной разведывательной подготовки и опыта агентурной работы в разведке. Но в 1922 году Франция была для Советской России врагом номер один, и туда направляли всех, кого можно было направить, решив, очевидно, взять не умением, а числом. Естественно, что, не имея никакого опыта разведывательной работы, он был раскрыт французской контрразведкой осенью 1923 года и арестован. После освобождения выехал в Германию и поступил в распоряжение резидента Артура Сташевского. Но и здесь продержался недолго и в мае 1924 года вернулся в Москву.

Очевидно, первый неудачный опыт зарубежной разведывательной работы повлиял на Урицкого — он решил «завязать» с разведкой и запросился на практическую работу в войска. 28 марта 1924 года он писал Берзину: «…После 1,5-годовой работы за рубежом появилась неотложная необходимость возвращения, хотя бы и временного, в ряды армии во избежание окончательного отрыва от нее. Находясь в рядах Красной Армии с ее основания, я себя не мыслю вне ее рядов, вне ее творческого развития… Я не могу ограничиться узкоспециальной деятельностью разведчика, находясь вне русла общеармейской созидательной практической и военно-теоретической работы. Ввиду сего прошу Вашего распоряжения об откомандировании меня в распоряжение штаба РККА для назначения на командную должность…»

Берзин хорошо понимал, что если человек не хочет работать в разведке, если не лежит у него душа к этой сложной и тяжелой работе, то уговаривать и убеждать его бесполезно, настаивать, используя свои командирские права, тем более. И он отпустил лихого кавалериста, и Урицкий был откомандирован в распоряжение Командного управления РККА. И началась его стремительная по тем временам военная карьера, которая закончилась в 1935 году. В апреле этого года в кабинет Берзина вошел военный с тремя ромбами в петлицах (как и у Берзина), чтобы сменить его на посту начальника военной разведки.

В 35-м судьбы Берзина и Урицкого решались в кремлевском кабинете Сталина. Решение Политбюро, тем более опросом, было пустой формальностью. Чем руководствовался генсек, делая подобные перестановки? Можно не сомневаться, что Сталин внимательно изучил личное дело Урицкого. Вывод из всех документов, с которыми он ознакомился, мог быть только один — нет у кандидата в руководители Управления разведывательского опыта, нельзя ставить дилетанта на такой пост. Сталин за прошедшие 15 лет научился хорошо разбираться в людях и в тонкостях разведывательной работы, курируя свою разведывательную триаду. Некомпетентность Урицкого была видна невооруженным глазом, и все-таки он его назначил. Возможно, причиной назначения был нажим со стороны Ворошилова, с мнением которого Сталин тогда еще считался. А наркому грубоватый кавалерист Урицкий был, конечно, ближе, чем интеллектуал и мастер своего дела Берзин. А от перспектив развития военной разведки он был далек — не очень интересовала эта область военной работы наркома. Понадобилось два года, чтобы Сталин окончательно понял свою ошибку, понял, что Урицкий не на своем месте, что его из Разведупра надо убрать, пока он окончательно не развалил все дело. После ухода в январе 37-го оттуда Артузова и Штейнбрюка, а вслед за ними и Карина структура Управления пошла вразнос и начала трещать по всем швам. Урицкий окончательно потерял бразды правления. Сталин это хорошо понимал. И возвращение Берзина в Разведупр означало не только признание его прежних заслуг, несмотря на его ошибки, но и признание того, что выбор Сталиным его преемника в 35-м был неудачным. Не потянул комкор из Автобронетанкового управления военную разведку. И Сталин демонстративно признал свою ошибку, вернув Берзина в его прежний кабинет.

В тот же день, когда был утвержден новый начальник Управления, появилась и новая редакция знаменитого приказа о Берзине, который с удовольствием цитировали все авторы, писавшие о военной разведке начиная с первых статей 1964 года. Текст этого приказа хорошо известен в исторической литературе. А вот причина появления еще одного приказа за тем же номером, но совершенно другого по содержанию не совсем ясна. Ворошилов, очевидно, явно перестарался, стремясь поскорее избавиться от неугодного ему начальника военной разведки. И, возможно, его первый замначальника Главпура Ян Гамарник, курировавший Разведупр, сказал ему, что негоже отправлять в отставку такого заслуженного командира, как Ян Берзин, не сказав ему слов благодарности за многолетнюю работу. Ворошилов не мог не считаться с мнением своего партийного зама, и в результате появился «знаменитый», несколько необычный по содержанию приказ. Старый приказ об отставке Берзина зачеркнули в буквальном смысле слова, и на новом приказе поставили тот же номер и новую дату — 15 апреля 1935 года. На оригинале приказа с подписью Ворошилова, хранящемся в архиве, пометка чернилами: «Подлинник т. Хмельницким вручен т. Берзину 15.04.35». Удивление вызывает и список рассылки этого приказа (47 адресов). Не совсем понятно, зачем посылать приказ о смене начальника такого секретного управления, как Разведывательное, всем начальникам Военных академий и всем командующим военных округов. Большинству этих командиров фамилия Берзина вряд ли была известна.

Бывший начальник военной разведки оказался в подвешенном состоянии. Находиться без дела «в распоряжении наркома» можно было и месяцами. Берзин находился в таком состоянии пять месяцев. Чем он занимался? Вряд ли такой деятельный человек, привыкший за 15 лет напряженнейшей работы на износ ценить каждый час времени, мог расслабиться, сразу забыть о делах, предаться отдыху и ничего не делать, сидя дома. Не тот это был человек, и не тот у него был характер. Но здесь невозможно сделать ни одного предположения о его жизни с мая по сентябрь 35-го. Не удалось обнаружить ни одного документа, а строить догадки — пустое дело. С уверенностью можно сказать, что отдел Управления он отошел и там вряд ли появлялся. Конечно, не исключено, что некоторые сотрудники Управления у него были, о работе Управления, о том, как действуют «варяги» и новый начальник, они говорили. И какую-то информацию он имел. Но этого для него было мало, и он наверняка обращался к Ворошилову с просьбами ускорить назначение на какую-либо должность даже на периферии.

Будущее было туманным. Рассчитывал ли он вернуться обратно? Вряд ли. После такого громкого провала, как копенгагенский, несмотря на благожелательный приказ наркома, путь в центральный аппарат военной разведки для него был закрыт. Перспективы дальнейшей службы были неясными. За 15 лет Берзин превратился в опытнейшего профессионала такой специфической профессии, как военная разведка. Немного романтичный под влиянием Гражданской войны особист превратился в Мастера разведки, несмотря на все свои ошибки. И, как показали дальнейшие события, все последующие руководители разведки до июня 1941 года не дотягивали до его уровня. По сравнению с ним это были подмастерья — не более.

Конечно, многие командующие пограничных военных округов хотели заполучить к себе такого крупного специалиста военной разведки. На западных границах в УВО, БВО и ЛВО разведывательной работы хватало. Агентурная разведка в Прибалтике, Польше и Румынии действовала с полной нагрузкой, освещая обстановку в пограничной полосе на глубину 150–200 километров. И здесь советы и рекомендации такого специалиста, каким был Берзин, для любого пограничного округа имели большое значение. Но в 35-м обстановка на западных границах была достаточно спокойной, порохом там не пахло. И в Политбюро, а именно там по рекомендации Ворошилова решалась его судьба, решили направить его на другой конец страны в ОКДВА — к Блюхеру. В этом регионе обстановка была значительно тяжелее, чем на Западе. Очевидно, поэтому 21 сентября 1935 года Политбюро, опять-таки опросом, то есть по указанию Сталина, рассмотрело вопрос о работе Павла Ивановича Берзина и постановило назначить т. Берзина П.И. вторым заместителем по политчасти командующего войсками ОКДВА (для руководства работой разведки). Выписка была послана Ворошилову, и 25 сентября 1935 года был подписан приказ № 0129, в котором говорилось: «Состоящий в распоряжении Народного комиссара обороны Союза ССР Берзин П.И. назначается вторым заместителем по политической части командующего войсками Особой Краснознаменной Дальневосточной армии (для руководства разведкой)». Приказ подписал Ян Гамарник. Берзина ждали экспресс Москва — Владивосток и дальняя дорога через всю страну до Хабаровска. Возможно, для конспирации решили сменить ему имя и отчество. Ян Карлович исчез, и вместо него появился Павел Иванович Берзин. Это новое имя и отчество было зафиксировано и в постановлении Политбюро, и в приказе наркома о его новом назначении.

Чтобы лучше понять перемещение этого крупного руководителя разведки на Восток, надо учитывать обстановку в Дальневосточном регионе в 1933–1934 годах. К этому времени японские части на всем огромном протяжении от пограничной станции Маньчжурия до Хасана вышли к советским границам. Началось противостояние между войсками ОКДВА и частями Квантунской армии, которое продолжалось до декабря 1941 года. В этих условиях командование ОКДВА должно было знать о Квантунской армии все: численность, дислокацию всех частей, вооружение, командный состав. И, конечно, мобилизационные возможности, планы возможной войны и возможности переброски войск и боевой техники с японских островов на материк. Для получения этой необходимой для оперативного планирования разведывательной информации агентурная разведка ОКДВА в Маньчжурии и Корее должна была работать с полной отдачей. Конечно, какую-то разведывательную информацию поставлял в Хабаровск и центральный аппарат военной разведки, который получал ее по другим каналам. Но все-таки основной массив информации поставляла местная агентура разведывательного отдела штаба ОКДВА в Маньчжурии и Корее.

Берзин и Блюхер хорошо знали друг друга. Встречались, когда командарм приезжал по служебным делам в Москву. Виделись и когда Берзин бывал в командировках на Дальнем Востоке. Так что сработались легко, и он сразу же вошел в курс дела по руководству всей разведкой Дальнего Востока. Ему подчинялся 4-й (разведывательный) отдел штаба ОКДВА. Это была наиболее крупная из всех разведывательных структур пограничных военных округов, имевшая несколько отделений и более 30 человек опытных сотрудников.

Вот только несколько фамилий сотрудников отдела, с которыми Берзину пришлось работать в Хабаровске. Помощник, а потом заместитель начальника отдела майор Гилев Г.И. — в военной разведке с 1929 года. Начальник отделения полковник Вешневецкий Н.П. — в военной разведке с 1930 года. Помощник начальника отделения капитан Лухманов Н.Д. — в военной разведке с 1925 года. Помощник начальника отделения батальонный комиссар Белов В.К. — в военной разведке с 1929 года. Это были асы разведки именно по Японии, но у всех этих людей была печальная судьба — все они были арестованы и расстреляны в 1937–1938 годах. Отдел имел также солидную агентурную сеть на территории Маньчжурии, под прицелом которой находились все крупные подразделения Квантунской армии. Возглавлял отдел Август Гайлис, бывший в 1930–1931 годах резидентом в Китае. Его подробные письма оттуда с характерным обращением «Дорогой Старик» Берзин получал регулярно и был в курсе всех китайских событий. Фактически Берзин руководил всей военной разведкой Дальневосточного региона — от пограничной станции Отпор до Владивостока. Ответственность у него была огромная, а работы очень много. Приходилось работать в московском режиме — с раннего утра до позднего вечера. Помогало то, что два латыша отлично знали друг друга и хорошо сработались.