Сталин и заговор генералов

Таким образом, можно считать, что штаб Западного фронта в 1922—1923 гг. был единым рабочим организмом. Начальник штаба и его помощники составляли одну команду. Эта команда была сформирована 24 ноября 1921 г. Меженииовым. Меженинов был также связан боевым сотрудничеством в марте —августе 1919 г. с Садлуцким, который как раз с приходом в качестве командарма в 3-ю армию Восточного фронта стал начальником ее артиллерии. Несомненно, определенные «земляческие» чувства могли сближать Меженинова и Корфа. Оба окончили Киевскую школу летчиков-наблюдателей, правда, Корф окончил ее в 1912 г., а Меженинов — в 1916 г.

В то же время, как приходилось уже отмечать при характеристике «окружения Тухачевского», Виноградов, Чернавин, а также Варфоломеев, Глудин, Корф, Дьяков, Садлуцкий и Будкевич принадлежали к давним сослуживцам и близким сотрудникам Тухачевского. Напомню, что Чернавин еще в 1920 г. являлся инспектором пехоты Западного фронта, став с июля 1922 г. помощником командующего фронтом. Глудин был ответственным сотрудником штаба Тухачевского еще с апреля 1920 г. С короткими перерывами он оставался начальником орготдела, а затем 2-м помощником начальника штаба Западного фронта вплоть до апреля 1924 г. Варфоломеев, как уже отмечалось, и Дьяков были «людьми Соллогуба» еще по 16-й армии в 1919 —

1920 гг. Дьяков с мая 1920 г. был начальником ВОСО фронта, получив эту должность при Тухачевском. Варфоломеев вслед за Соллогубом, скорее всего по его рекомендации, оказался в штабе Западного фронта во главе оперативного управления уже в

1921 г. Хотя, как отмечалось выше, Варфоломеев являлся единомышленником Тухачевского в оперативно-теоретических вопросах.

Будкевич в составе «элитарного ядра» Западного фронта стоял несколько особняком. Человек с университетским образованием, вовлеченный в революционное движение с 1905 г., он, однако, давно и близко знал по совместной службе и Тухачевского, и Варфоломеева, и Глудина (с 1919 г.).

В составе фронтового «элитарного ядра» трое были членами партии: Тухачевский (с 1918 г.), Будкевич (с 1905 г. член ППС), Садлуцкий (с 1918 г.). Остальные были беспартийными.

Персонально Тухачевский был дольше и ближе всего связан с «неноменклатурной» фигурой Виноградова. Как уже отмечалось неоднократно, с 1920 г. во всех своих служебных перемещениях он «тянул» за собой Виноградова. Назначенный в январе

1922 г. вновь командующим Западным фронтом, он опять «по

тянул» за собой Виноградова в Смоленск. Таким образом, М. Тухачевский и его «тень» (Виноградов) составляли основу «команды Тухачевского» в составе данного «элитарного ядра». С Саддуцким он дружил. Корфа называл «мой Корф». ¹

Так или иначе, во фронтовом «элитарном ядре» была «трещина», которая в кризисной ситуации могла его расколоть. Как было сказано выше, оно не обладало достаточной внутренней прочностью и органичным единством. Доминантная фигура данного «элитарного ядра» — Тухачевский являлся членом партии, следовательно, так или иначе, ангажированным политикой. Важнейшей особенностью и неповторимостью данного «элитарного ядра» было то, что его поведение, ментальную, деятельную, военную и политическую ориентацию определяла фигура самого молодого члена, но при этом самого авторитетного в РККА, героя Гражданской войны, «красного Бонапарта» — Тухачевского. Его слава, военный и политический авторитет не были производными от его происхождения, профессиональной подготовки в старой армии. Более того, принадлежность к старинному дворянскому роду, к офицерскому корпусу императорской гвардии, скорее, являлись «подозрительными» характеристиками, «сомнительными достоинствами» Тухачевского. В военно-политическом и тогдашнем социокультурном контексте эти признаки могли обеспечить поддержание нормальных микросоциальных связей с людьми, близкими по происхождению, воспитанию, образу мысли, стилю поведения, но отрицательно влиять на его судьбу и карьеру в макросоциальных и макрополитических отношениях. В своей военно-политической ориентации он должен был, скорее всего, оглядываться на настроения «революционных генералов» и «красных командиров». Специалисты-генштабисты из старой Русской армии могли играть роль внутренней, скрытой опоры. В этом смысле они нуждались в Тухачевском больше, чем он в них. В частности, Корф, бывший офицер колчаковской белой армии.

Особенности личности Тухачевского, его жизненной и военной судьбы, в значительной мере обусловившей его «автономность» внутри «элитарного ядра», предопределяли слабую внутриструктурную «сцепку». В его структуре отсутствовали какие-либо элементы того или иного «традиционализма». Потому «ядро» чревато было сравнительно легким разрушением при внешнем воздействии. Однако следует иметь в виду, что исключение из этого «ядра» Меженинова, даже Чернавина вряд ли могло существенным образом повлиять на «элитарное» поведение, действенность и военно-политический потенциал Тухачевского. Разрушительные, чувствительные последствия для поведения, ориентации и действенности Тухачевского могли иметь место, если бы из «комплекса» был изъят Виноградов.

Глава 5

СОВЕТСКАЯ ВОЕННАЯ ЭЛИТА В ПОЛИТИЧЕСКОЙ БОРЬБЕ 20-Х гг.

1

Слухи о «военном заговоре* в Красной Армии

Первые попытки представителей советской военной элиты заявить о себе в качестве самостоятельной политической силы относятся еще ко временам Гражданской войны.

...23 июля 1919 г. заместитель председателя Особого отдела ВЧК И. Павлуновский представил Ленину и членам Политбюро ЦК итоговый доклад по «делу», которое можно вполне квалифицировать как самый ранний случай проявления политической нелояльности и антиправительственной конспиративной деятельности со стороны представителей советской военной элиты. Название представленного секретного документа говорило само за себя и содержало квалификацию события: «Доклад по делу о белогвардейской организации в Полевом штабе Революционного военного совета Республики». В этом докладе Павлуновский сообщал следующее (имеет смысл процитировать этот сравнительно небольшой документ целиком). «Арестованная в ночь с 8 на 9 июля с. г. группа лиц Полевого штаба, — информировал И. Павлуновский, — в составе: для поручений при главкоме Исаева, начальника разведывательного отделения Кузнецова, для поручений при начальнике штаба Малышева и преподавателя Академии Генерального штаба Григорьева, по данным следствия, ставила перед собой следующие задачи: а) установление связи со штабами Деникина и Колчака;

б) свержение Советской власти путем внутреннего переворота;

в) захват аппарата управления армией в свои руки под видом воссоздания Генштаба...

Следствием установлено, что белогвардейская группа Полевого штаба находилась в первоначальной стадии своей организации, т. е. она только что создавалась, намечала свои задачи и планы и приступила лишь к частичной их реализации, причем была еще настолько невлиятельна, что ее нахождение в Полевом штабе не отражалось на ходе операций на фронтах. Такое положение могло продолжаться лишь до момента установления связи со штабами Колчака и Деникина. Очевидно, что с установлением этой связи, которая, по словам Григорьева, имелась бы «недели через две», роль организации существенно изменилась бы и нахождение ее в Полевом штабе уже безусловно отражалось бы на развитии операции на фронтах; возможность этого влияния предупредил арест белогвардейской организации 9 июля сего года»¹.

События, приведшие к этому «делу», назревали еще с мая 1919 г. и были связаны, так или иначе, с белогвардейской организацией в Петрограде, изменами ряда «военспецов», перешедших на сторону генерала Юденича, и сдачей нескольких фортов на подступах к Петрограду. В связи с этими событиями возникли не лишенные вовсе определенных оснований подозрения в отношении начальника Полевого штаба РВСР генерал-лейтенанта Ф. Костяева. 15 июня 1919 г. он был смещен с занимаемой должности и арестован.

«Способный генерал Костяев, — вспоминал впоследствии Л. Троцкий, — не внушал доверия и мне. Он производил впечатление чужого человека. Вацетис, однако, отстаивал его, и Костяев недурно дополнял вспыльчивого и капризного главного командующего. Заместить Костяева было нелегко. Никаких данных против него не было...»^{570 571}.

3 июля 1919 г. был смещен с должности главкома и арестован И. Вацетис. Обллсняя ситуацию отсутствовавшему в Москве Троцкому в телеграмме, отправленной в его адрес 8 июля 1919 г., сообщалось: «Вполне изобличенный в предательстве и сознавшийся Доможиров дал фактические показания о заговоре, в котором принимал деятельное участие Исаев, состоящий издавна для поручений при главкоме и живший с ним в одной квартире. Много других улик, ряд данных, изобличающих главкома в том, что он знал об этом заговоре. Пришлось подвергнуть аресту главкома»¹.

Комментируя много позднее арест Вацетиса по подозрению в причастности к «заговору в Полевом штабе РВСР», Троцкий писал: «Вацетиса обвинили в сомнительных замыслах и связях, так что пришлось его сместить. Но ничего серьезного за этими обвинениями не крылось. Возможно, что на сон грядущий он почитывал биографию Наполеона и делился нескромными мыслями с двумя-тремя молодыми офицерами»^{572 573 574}.

«Я полагаю, — отмечал в своей другой книге Л. Троцкий, — осведомленность его о заговоре была сомнительна. Весьма вероятно, что недовольный смещением с поста главнокомандующего, он вел неосторожные беседы с близкими к нему офицерами. Я никогда не проверял этого эпизода... Я и сейчас не знаю, что тут верно, в какой мере дело действительно шло о «заговоре» и в какой мере Вацетис был посвящен в него»'¹.