Сталин и заговор генералов

В частности, определенную настороженность вызывает тот факт, что бывший гвардейский офицер и близкий к Тухачевскому А. Готовский, являвшийся с 1921 г. начальником 2-й Петроградской кавалерийской школы, согласно записи в его послужном списке, сходной по стилю с имевшейся в послужном списке Н.Варфоломеева, с 29 мая 1923 г. значится «состоящим в распоряжении Штаба РККА», а затем, с 22 марта 1924 г., — «штатным преподавателем Высшей пограничной школы О ГТ1У>>. Такой зигзаг карьеры полковника-генштабиста, занимавшего с 1918 по 1923 г. «генеральские» должности в Красной Армии, мог быть объясним лишь чрезвычайными обстоятельствами. Перевод А.Готовского, бывшего близкого соратника М.Тухачевского, простым преподавателем, в сущности, под надзор ОГПУ, можно расценить как «мягкую» форму наказания: отставки и «репрессий».

Те же размышления возникают и при рассмотрении карьеры другого гвардейца, бывшего однополчанина А.Готовского но л.-г. Кирасирскому полку, близкого сотрудника Тухачевского, полковника Генштаба М.Баторского, являвшегося к 1923 г. начальником 1-й Петроградской кавалерийской школы (бывшее Николаевское кавалерийское военное училище). Подобно А.Го-товскому, этот в 1924 г. также был понижен в должности.

Уместно обратить внимание и на карьеру бывшего полковника л.-г. 1-й Артиллерийской бригады Платона Николаевича Алексеева (1882—19??), с сентября 1921 г. являвшегося начальником оперативного управления (отдела) штаба Петроградского военного округа, к 1924 г. переведенного начальником штаба в 48-ю стрелковую дивизию, дислоцированную в Московском военном округе. Эта фигура оказывается уже совсем близко от командующего Петроградским военным округом В.Гиттиса. Впрочем, еще больше вопросов оставляет без надежного ответа служебная карьера начальника штаба этого округа М.Эндена.

Михаил Михайлович Энден (1887—1937), дворянин, немец, бывший офицер л.-г. 1-й Артиллерийской бригады (как и П.Алексеев), капитан Генштаба, с 1922 г. являлся начальником штаба Петроградского военного округа. М.Энден однажды уже подвергался аресту во время Кронштадтского мятежа по подозрению в сочувствии восставшим матросам. Однако тогда его пребывание под арестом было кратковременным. Энден по официальным документам был смещен со своей должности и переведен рядовым преподавателем в Военно-политическую академию им. Толмачева в 1925 г. Однако похоже на то, что его, как командующего Ленинградским военным округом В.Гиттиса, отстранили от руководства штабом округа еще в 1924, если не в 1923 г. Во всяком случае, слухи об отставке Гиттиса, как об этом говорилось выше, просочились за рубеж еще в июне 1923 г. А в Петрограде его отставка не вызывала сомнений уже в 1924 г. М.Энден был достаточно близко знаком еще во время службы в л.-г. 1-й Артиллерийской бригаде, обслуживавшей 1-ю Гвардейскую пехотную дивизию, с полковником л.-г. Преображенского полка Д.Зуевым. Они продолжали поддерживать тесные служебные отношения и в 1921 —1926 гг. в штабе Петроградского военного округа. Брат М.Эндена, лейтенант флота Б.Энден, в 1918 г. был причастен к германофильски настроенной конспиративной контрреволюционной организации в Петрограде, одним из руководителей которой тогда был упомянутый выше М.Баторский. Скорее всего, М.Энден должен.был с ним познакомиться еще тоща и определенно знать его по служебной деятельности в Петроградском военном округе в 1921— 1924 гг. Не исключено, что еще в 1914—1915 гг. младший офицер л.-г. 1-й Артиллерийской бригады М.Энден был знаком с младшим офицером л.-г. Семеновского полка М.Тухачевским (тоже 1-я Гвардейская пехотная дивизия).

Все вышесказанное позволяет отчасти вскрыть истоки слухов о «военном заговоре» в Петроградском военном округе. В силу служебных и личных связей между многими из упомянутых выше лиц, преимущественно бывших гвардейских офицеров, и Тухачевским есть основания подозревать причастность руководства штаба Петроградского военного округа и отдельных войсковых частей, дислоцированных в Петрограде, к «делу Варфоломеева» и таким образом к смутной роли в этом «деле» самого М.Тухачевского.

5

«Организация генштабистов»

Об «организации генштабистов», якобы существовавшей в РККА с 1923 г., давал показания А.Свечин, арестованный в начале 1931 г.

Генерал и профессор Свечин, арестованный 20 декабря 1937 г., обвинялся в «участии в офицерско-монархической организации и военно-фашистском заговоре». А.Свечин не признал себя виновным. Однако его ответ на предъявленные ему обвинения весьма примечателен. На вопрос: «За что Вы арестовывались органами ОГПУ в 1931 году?» — Свечин дал такой ответ: «В 1931 г. я был арестован как участник офицерской антисоветской организации, свою виновность признал и был осужден в конидагерь сроком на 5 лет. После 1931 г. я в антисоветской организации не состоял». Если считать, что все обвинения, предъявлявшиеся советским «генералам» в 30-е гг. были результатом фальсификаций, подтасовок, силового и психологического давления на обвиняемых со стороны следствия, то позиция Свечина представляется несколько странной. Почему он, отказываясь признать себя виновным в 1938 г., считает себя таковым в 1931 г.?

Свечина арестовали 20 февраля 1931 г. по делу о контрреволюционной монархической организации «Весна». Свечин признавал себя «участником офицерской антисоветской организации»¹. Объясняя смысл и цели «организации генштабистов», говорил: «Основная цель этой организации — объединение и сплочение посредством пропаганды бывшего офицерства, которое могло бы в критические моменты послужить своей Родине... В нашей организации я играл только роль одного из идеологов и никакой практической работы не вел, за исключением агитационной работы... В моей научной, литературной деятельности я проводил свои политические взгляды, находившиеся в части оппозиции и противоречившие установкам компартии и коммунистического Интернационала»^{648 649}.

Впрочем, в ходе следственных показаний А.Свечин «проговаривается», раскрывая смысл понятия «организация генштабистов». В частности, он объяснял, что в Военной академии вокруг него группировались (!) лица, «жившие надеждой на эволюцию советской власти вправо и на уменьшение обострения классовой борьбы в СССР»⁶⁵⁰. Свечин признавался: «В этом я от них не слишком отделялся. Политические убеждения большинства этих людей были республиканско-демократические, хотя некоторые из них были ближе к монархии»¹. Таким образом, собственно говоря, никакой «организации» не было. Были люди примерно одного образовательного уровня, происхождения, возраста, профессиональных навыков, привычек и убеждений, которые, что вполне естественно, «тянулись» друг к другу и группировались вокруг наиболее авторитетных своих товарищей. Таковым был генерал А.Свечин.

«Советскую власть я встретил враждебно, — признавался профессор в своих следственных показаниях, — и никогда полностью ее не воспринял. Мы, бывшие офицеры старого Генерального штаба, терявшие те привилегии, то положение и те перспективы, которые сулило нам прошлое, очутившись в условиях советской власти, в течение всего периода ее существования переплели свое враждебное отношение к ней с надеждой на перерождение советской власти в буржуазно-демократическую республику, которая открыла бы для нас большой простор и большую свободу»^{651 652}. Если стилистика признаний Свечина была обусловлена его положением подследственного, обвиняемого в антисоветской контрреволюционной деятельности, то сущность переданных им настроений бывших генштабистов старой армии не могла быть иной.

Что касается отношений между Свечиным и Тухачевским, то в литературе они представлены несколько упрощенно и однозначно, а в последние годы чуть ли не прямо утверждается, что Тухачевский был одним из организаторов репрессий против генерала и профессора. Все гораздо сложнее, хотя бы потому, что оба «генерала» были людьми весьма незаурядными и отношения между ними, пронизанные духом скрытого и открытого соперничества, часто выходившего далеко за рамки споров и дискуссий по военно-теоретическим вопросам в сферу политики и идеологии, не могли быть простыми.

Трения между Тухачевским и Свечиным ясно обозначились с 1926 г. и приобрели явный политический привкус в 1930 —

1931 гг. Сам Свечин был убежден, что главной причиной его ареста были разногласия с Тухачевским, чему нет никаких подтверждений¹. Выступления же будущего маршала против бывшего генерала в 1930—1931 гг. не лишены были признаков «покаянной индульгенции», ибо имели место в тревожной политической конъюнктуре, когда военно-политическое положение самого Тухачевского оказалось весьма неустойчивым и над ним самим нависла угроза ареста по обвинению в «организации заговора».

Отношение М.Тухачевского к А.Свечину отнюдь не всегда было таким. В 1921 г. в качестве начальника Военной академии РККА Тухачевский аттестовал профессора как выдающегося ученого с тонко развитым оперативным мышлением. И это вполне объяснимо, ибо в 1921 —1924 гг. Тухачевский и Свечин отстаивали единые позиции по ряду вопросов. В этом нет ничего необычного: оба «генерала» отталкивались от К. Клаузевица, будучи почитателями его «классики». Оба отрицательно относились к «милиционной системе», которую намерен был ввести Троцкий^{653 654}, следовательно, выступали против Председателя РВСР. Оба отстаивали сохранение постоянной регулярной армии. Оба «генерала» придерживались «континентальной» концепции в рассмотрении «геостратегической доктрины» Красной Армии и СССР. Они придерживались одинаковых взглядов и на применение артиллерии⁶⁵⁵. Сходными были у них и представления о Генеральном штабе и его роли в Красной Армии⁶⁵⁶.