Сталин. Большая книга о нем

Резо, которого за хулиганство отчислили из училища и привезли обратно в Грузию. Снова дома

был скандал.

А в это время в Москве началась очередная сессия Верховного Совета СССР, депутатом

которого был Василий Эгнаташвили, занимавший уже пост секретаря Верховного Совета

Грузии. В сталинское окружение он тогда был не вхож, но секретаря Сталина Поскребышева

знал хорошо. В один из дней он зашел с ним поздороваться.

— Что ты в таком плохом настроении? — спросил его Поскребышев.

— А чему радоваться? Сына из Суворовского училища отчислили.

— Как? За что?

— Да хулиганил.

Тогда Поскребышев взял трубку правительственной «вертушки» и позвонил

командующему училищем генералу Львову:

— Ты что, Николай Васильевич, о… уел совсем? Внука Сталина отчислил?

На следующий же день в Тбилиси за Резо приехал полковник и забрал его обратно в

Ленинград. Там на плацу построили все училище и объявили, что курсант Эгнаташвили

назначается старшиной курса.

Самое удивительное, что подобное отношение и доверие заставили Резо действительно

взяться за ум и стать почти отличником. После училища он поступил в институт иностранных

языков и потом долгие годы работал советским резидентом за границей.

Когда Эдуард Шеварднадзе стал первым человеком в Грузии, он пригласил Резо в

Тбилиси и назначил его председателем местного КГБ. Но так получилось, что сын родной

сестры Резо Лианы стал пианистом и во время гастролей в Испании пошел в американское

посольство и попросил политическое убежище. Лексо Торадзе переправили в США, а целый

месяц о нем не было вообще никаких известий. Лиана с ума сходила. Когда стало известно, что

он бежал в Америку, Резо выгнали из КГБ. А отец Лексо не выдержал разлуки с сыном и очень

быстро умер.

Сам Сталин детей Якова Эгнаташвили не признавал за братьев. Но неожиданно в 30-х

годах взял Александра (довольно разбитного, надо заметить, парня) в Москву и сделал его

начальником 9-го управления Кремля, отвечавшего за охрану Кремля. Он имел чин

генерал-полковника. Попутно выдвигали и другого сына Якова Эгнаташвили — Василия. Он

был, как я говорил, секретарем Верховного Совета Грузии.

Александр умер в 1948 году. Похоронили его в Гори. Я был на тех похоронах, они были

очень пышные.

После смерти Александра Сталин приблизил к себе Василия. Тот подолгу жил у Сталина,

а когда вождь приезжал в Цхалтубо, они все время проводили вместе.

После смерти Сталина, буквально на следующий день, Василий был арестован. Берия

обвинил его в доносах на него самого и его окружение, так называемую менгрельскую группу.

Василия Эгнаташвили освободили на второй день после ареста Берии.

Едва закончив свое повествование, Владимир, или Вилли, как его называли в Тбилиси,

Асатиани предложил познакомить меня с Тамарой Геладзе.

— Почему у нее такая фамилия? Не родственница ли она матери Сталина? — спросил я.

— Не просто родственница, а внучка ее родного брата. Она вам сама обо всем расскажет.

И вот через несколько минут я уже разговариваю с Тамарой Геладзе. Ей немного за 70, и

внешне она очень похожа на Светлану Аллилуеву, дочь Сталина и свою троюродную сестру.

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

8

Любопытно, но сама Светлана признавалась, что во время пребывания в Грузии ей не

удалось познакомиться со своими родственниками со стороны Кеке.

«В Грузии было много незаметных, скромных дальних родственников с ее стороны, все

они никогда ничего себе не требовали и старались жить незаметно. Инженер, винодел, дирижер

оркестра, учитель — они были грузинами и никогда не стремились к Москве. Я знала лишь

троюродную сестру отца — старуху Евфимию, как-то перед войной приехавшую в Москву

повидать отца, и он узнал ее после нескольких десятилетий.

Сейчас я никого не могла разыскать, чтобы расспросить их о бабушке. Партия и

правительство дали мне шофера, но не захотели помочь найти родственников-грузин. Может

быть, могли бы рассказать мне что-либо о преследовании их после хрущевской речи? Я не знаю

ничего о них, кроме того факта, что они существовали, так как они были детьми этой

Евфимии».

Что ж это за время такое было, когда даже о родной бабушке Светлана узнавала не от

знавших старуху родных, а из официальных слов работников музея?

«Музей в Гори хранил фотографии бабушки, ее старые очки, больше ничего… Все

остальное мне надо было добывать в глубинах памяти “коллективного подсознательного”, в

фантазиях, в той церкви, куда она всегда ходила, и в очень немногих рассказах очевидцев. Хотя

ее и поместили во “дворец”, последние годы ее жизни обозначены отрезанностью от родичей и

друзей: к ней никого не пускали. Кто знает, была ли мирной ее кончина? Отец приехал повидать

ее незадолго до ее смерти, и тут она ему и выдала свое последнее материнское слово. Кто

узнает, чем прогневили старуху партийные и чекистские стражи? По какой причине она

приготовила сыну столь полное презрение к его земной славе? Но ничто не могло изменить ее,

она была — как эти горы, как эта сухая земля и скалы».

Выходит, мне повезло больше. Я сумел познакомиться с ближайшей родственницей Кеке.

Тамара Геладзе немного смущалась интереса к ее семье:

— В Грузию часто приезжали историки, которые интересовались Сталиным. Но никто из

них ни разу не выразил желания повстречаться со мной. Я тоже никогда не стремилась к

публичности. Зачем мне это нужно? Хотя, наверное, есть что рассказать.

Мой дед Сандала (Андрей было его полное имя) являлся родным братом Кеке. Он был