Сталин. Большая книга о нем

практической роли не играет. Они располагают всем без денег — квартирой, автомобилем,

проездами по железной дороге, отдыхами на курортах и т. д. Еда приготовляется в столовой

Совнаркома и доставляется на дом.

В общем, меня стали обуревать смутные сомнения насчет рассказа Молотова. И через

некоторое время я обнаружил в книге воспоминаний авиаконструктора Александра Яковлева

аналогичный сюжет. Вот только детали и выводы из него были другие:

Знаменитый дирижер Николай Семенович Голованов рассказывал мне, что Сталин

любил Большой театр. В 20-х годах он часто бывал в нем, с удовольствием смотрел балет и

слушал оперу.

— Как-то зимой после спектакля, — вспоминал Николай Семенович, — возвращался

Сталин пешком домой, — жил он тогда в Кремле в Кавалерском корпусе. Мы с секретарем

ЦИК Авелем Енукидзе его провожали. Был мороз. Сталин в своей известной дохе, мы с

Енукидзе в шубах и меховых шапках. Улицы безлюдны. У Манежа увязался за нами какой-то

мужичок в рваной овчине и пристает: «Господа хорошие, подайте милостыньку, Христа

ради».

Енукидзе порылся в карманах, мелочи не нашел и, чтобы отвязаться, дал ему червонец.

Нищий отстал, но, удивленный такой щедростью, крикнул вдогонку: «У, буржуи проклятые!»

Сталин не раз потом вспоминал этот случай и подтрунивал над нами, что мы буржуи и что

придется нас как следует проверить…

Так что подавал Сталин милостыню или не подавал Сталин милостыню, точно

исторической науке пока неизвестно. Да и спросить уже не у кого…

В воспоминаниях дочери «вождя народов» Светланы Аллилуевой несколько раз

встречаются сюжеты, которые показывают сталинское понимание «карманных денег». Она

утверждает, что он не имел представления о том, что сколько стоит:

Когда я уходила, отец отозвал меня в сторону и дал мне деньги. Он стал делать так в

последние годы, после реформы 1947 года, отменившей бесплатное содержание семей

Политбюро. (Дочь вождя ошибается, содержание семей членов Политбюро за

государственный счет не отменялось. — Авт. ) До тех пор я существовала вообще без денег,

если не считать университетскую стипендию, и вечно занимала у своих «богатых» нянюшек,

получавших изрядную зарплату. После 1947 года отец иногда спрашивал в наши редкие

встречи: «Тебе нужны деньги?» — на что я отвечала всегда «нет». — «Врешь ты, — говорил

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

120

он, — сколько тебе нужно?» Я не знала, что сказать. А он не знал ни счета современным

деньгам, ни вообще сколько что стоит, — он жил своим дореволюционным представлением,

что сто рублей — это колоссальная сумма. И когда он давал мне две-три тысячи рублей, —

неведомо, на месяц, на полгода, или на две недели, — то считал, что дает миллион… Вся его

зарплата ежемесячно складывалась в пакетах у него на столе. Я не знаю, была ли у него

сберегательная книжка, — наверное, нет (после смерти Сталина на его Ближней даче была

обнаружена сберегательная книжка на 900 рублей. — Авт. ). Денег он сам не тратил, их некуда

и не на что было ему тратить. Весь его быт, дачи, дома, прислуга, питание, одежда — все

это оплачивалось государством, для чего существовало специальное управление где-то в

системе МТБ, а там — своя бухгалтерия, и неизвестно, сколько они тратили… Он и сам этого

не знал.

А в другой раз, когда Светлана, к неудовольствию отца, развелась со своим мужем —

сыном Жданова, генералиссимус несколько ограничил ее «социальный пакет» и произвел,

выражаясь современным языком, «монетизацию». В своей книге «Двадцать писем к другу» она

вспоминала:

Он понимал, что, должно быть, мне все-таки нужны деньги. Последнее время я училась

в аспирантуре Академии общественных наук, где была большая стипендия, так что я была

сравнительно обеспечена. Но отец все-таки изредка давал мне деньги и говорил: «А это дашь

Яшиной (имеется в виду внучка Сталина, дочь его сына Якова. — Авт .) дочке»… В ту зиму он

сделал много для меня. Я тогда развелась со своим вторым мужем и ушла из семьи Ждановых.

Отец разрешил мне жить в городе, а не в Кремле — мне дали квартиру, в которой я живу с

детьми по сей день. Но он оговорил это право по-своему — хорошо, ты хочешь жить

самостоятельно, тогда ты не будешь больше пользоваться ни казенной машиной, ни казенной

дачей. «Вот тебе деньги — купи себе машину и езди сама, а твои шоферские права покажешь

мне», — сказал он. Меня это вполне устраивало. Это давало мне некоторую свободу и

возможность нормально общаться с людьми, — живя снова в Кремле, в нашей старой

квартире, это было бы невозможно. Отец не возражал, когда я сказала, что ухожу от

Ждановых. «Делай как хочешь», — ответил он. Но он был недоволен разводом, это было ему не

по сердцу… «Дармоедкой живешь, на всем готовом?» — спросил он как-то в раздражении. И,