Сталингранские сны

Большую часть сказанного Чуйков произносил прикрыв микрофон трубки и рот ладонью правой руки. После сказанного он надолго замолчал, слушая, что говорил командарм 8-воздушной армии. Наконец Чуйков снова заговорил:

– Я понял, буду осторожнее с Гордовым и Хрущёвым! Слушай, Тимоша, друг, выручи по-быстрому самолётиком-разведчиком, посмотреть надо с птичьего полёта, что южнее Котельниково происходит, думаю, что эти обезумевшие от безнаказанности немцы сразу дальше попробуют продвинуться... Не-е-ет... Сам не полечу больше, не бойся... И ещё пробомбить нужно гадов, по бензовозам ударить, чтобы они здесь остановились надолго... Что? "Илы" без покрытия больше не будешь пускать на штурмовку? У тебя же десять авиадивизий, дай хоть что-то для меня!

Некоторое время после этого Чуйков слушал, что ему говорит Хрюкин. При этом он наблюдал исподлобья, как километрах в трех, не на северо-восток, куда шли беженцы и советские части, а на юго-запад, навстречу немцам и румынам, какие-то всадники, гнали табун лошадей. Лошади шли живой волной, красиво повторяя рельеф. Это было похоже на то, как если бы плыли на волнах густые морские водоросли, оторванные прибоем ото дна. Ещё одна группа всадников в папахах, чёрными столбиками неподвижно стояла невдалеке, оглядывая окрестности.

– Ты же в Испании воевал, Тайвань бомбил и японский авианосец потопил, ты же герой, тебе всё можно...
– снова заговорил в трубку Чуйков, но уже огорчённо, - чего ты боишься? Я просто так, со страху, просить ничего не буду, говорю тебе сущую правду, что немцы в Котельниково уже вошли! Хорошо, спасибо, всё, хоть так, хоть разведчика... Пускай он на мой позывной "Акустик-1" идёт. Я его сориентирую... Жду... Жму руку, "Тимофей два раза"! Встретимся в Сталинграде! Конец связи!

Чуйков оторвал трубку от покрасневшего уха и сел на краю фургона, свесив ноги в пыльных сапогах вниз.

Снова из окошка послышался возбужденный голос адъютанта:

– Товарищ командарм, товарищ Хрущёв на проводе!

– Здравия желаю, товарищ член военного совета!
– сказал после этого в трубку Чуйков, переставая болтать ногами, - где я пропадаю, товарищ Хрущёв? Вы же сами с Годовым послали меня собирать части 51-й армии! А тут одна бестолковщина в 51-й! Что? Я не пропадал, я не виноват, что связь такая, и три два не вы можете меня найти... Как можно подумать, что я мог перебежать к немцам, я ведь не Власов, я - Чуйков, товарищ член военного совета... Чуйков! Я не кричу на вас, товарищ Хрущёв! Слушаюсь, товарищ Хрущёв, готовиться передать дела по командованию армией генерал-лейтенанту Шумилову!

Чуйков посмотрел на телефонную трубку, словно соображал, почему связь вдруг оборвалась. Потом он сунул её обратно в окошко фургона, медленно поднялся на ноги, и, отряхивая ладонями от пыли китель на груди и животе, сказал удивлённо:

– Чёрт бы меня побрал, доездились мы тут с вами по степи! Уже и начальник Генерального штаба РККА и сам Верховный главнокомандующий в курсе, что якобы я пропал без вести!

Потом он обратился уже комбату и комиссару:

– Ладно, через час воздушный разведчик у нас будет, и мы будем знать, что вдоль железной дороги происходит. Что ваш комдив-208 Воскобойников, связь есть с ним?

Гнерал-лейтенант закончил сбивать с себя пыль, подошёл к крыше кабины, и, постучав каблуком по жестяной обшивке, начал спускаться. Спускался он не так складно, как поднимался. Перед тем, как перебраться с капота на крыло ЗИС-5, он жестом подозвал своего шофера Каюма, и тот помог ему преодолеть последний метр до земли. Чуйков сморщился и схватился обеими руками за поясницу.

– Полковник Воскобойников пока не отвечает!
– приняв положение "смирно" ответил стоящий у радиатора машины Нефёдов.

Чуйков, всё еще держался за позвоночник правой рукой, посмотрел на наручные часы и произнёс:

– Час дня! 2-е августа 1942-го года... Нужно что-то делать! Если немцы за двое суток 150 километров прошли через порядки 51-й армии до Котельниково, то от Котельниково до Сталинграда они ещё 150 километров меньше чем за сутки пройдут, потому что на этом их пути по калмыцкой степи вообще никаких войск наших нет до самой Волги!

Со стороны железной дороги отчётливо послышалась частая стрельба и взрывы.

Чуйков, привстав на подножку кабины водителя, приподнялся над головами окружающих его людей, и поднёс к глазам бинокль. Через колышущийся горячий воздух, пыль и дым было видно, как немецкие танки и броневики, стоящие на железнодорожном полотне обстреливают части Красной Армии и беженцев, двигающихся по бездорожью на северо-восток. Несмотря на пыль и дым, можно было различить, как чёрные точки людей падают, встают, бегут, снова падают, носятся коровы и лошади, мелькают белые женские платки. Султаны взрывов появляются в гуще людей. Несколько кургузов броневиков съезжают с полотна дороги и двигаются прямо через толпу, продолжая стрелять в разные стороны. Танки стреляют с места. С десяток мотоциклов с коляскам, следуют за бронеавтомобилми и широко разъезжаются по степи. Они то и дело останавливаются, из пулемётов берут толпы под перекрёстный огонь. Чувствуется азарт охотников, истребляющих беззащитную дичь. Спастись бегством невозможно, если только попробовать лечь и затаиться. Немцам никто не отвечает огнём. У отступающих нет артиллерии и миномётов. Они брошены где-то в раскалённой степи при отступлении вместе со снарядами и упряжками. Нет даже пулемётов, заставивших бы прежде всего уничтожить их, а не расстреливать беженцев и солдат. Похоже, что немцев всё-таки кто-то обстрелял, раз они решили тратить боеприпасы и горючее на разномастную толпу. У Чуйкова спёрло дыхание от ненависти к фашистам, так запросто устраивающим бойню и истребление людей. Японская звериная жестокость в Китае, похоже, передалась их союзникам по Оси. Однако, такое суетливое истребление говорило и о том, что немцы не располагают сейчас возможностью выделить конвой для захвата и отправки в тыл массы не сопротивляющихся солдат врага, хотя бы для использования их в качестве дешёвой рабочей силы для восстановления мостов через Сал и Маныч, для ремонта взорванного и повреждённого во многих местах железнодорожного полотна... И ещё... Ведь этих, сейчас смертельно уставших, голодных, не вооружённых мужчин, могут восточнее отсюда остановить посты погранвойск НКВД, и отправить их на военно-сортировочный пункт. Там их зарегистрируют, пусть наспех, накормят, пусть не досыта, вооружат, пусть и не в полном объёме штатного количества вооружения, в том числе пулемётов, миномётов и артиллерии, и передадут под командование не полных штабов разбитых частей, лишённых подразделений, но сохранивших знамёна. И вдруг, как сказочная птица Феникс из пепла, возродится батальон, записанный врагом в погибшие, или полк, записанный в уничтоженный, или бригада, дивизия, доказывая в который раз, что пока твёрдая рука держит в порядке промышленность, транспорт и систему управления вооружёнными силами, сопротивление не будет сломлено даже на фоне катастрофических поражениях и всеобщем отчаянии. Немцы у Котельниково не были в состоянии стерилизовать через плен огромную бегущую массу красноармейцев. Это значило, что они располагали весьма ограниченными силами, и их едва хватало им для выполнения боевой задачи. Чутьё подсказывало командару, что у Котельниково располагались сейчас, скорее всего, танковые части без достаточного количества пехоты. Даже само гигантское расстояние, пройденное немцами за двое суток, говорило об отставании пехоты, тяжёлого вооружения и снабжения. Искреннее удивление командарма-8 товарища Хрюкина на сообщению о захвате Котельниково, тоже говорили о том, что авиаразведка воздушной армии не усмотрела в одной танковой, одной механизированной дивизии врага сил, достаточных, для рейда на 300 километров по калмыцкой степи, в обход Сталинградского фронта, рискуя быть отрезанной от снабжения, окруженной в безводной местности, когда любое крупное соединение погибло бы летом без воды за несколько дней. Было понятно, что 6-я немецкая армия Паулюса, 8-я итальянская и 3-я румынская армии, наступающие с запада через 100 километровый участок степи между Доном и Волгой, занимали сейчас внимание болше, чем железная дорога длинной в 300 километров. Здесь одни успешный авианалеёт, один свежий полк с артиллерией, или даже сильный ливень, мог надолго задержать немцев. Разгром 208-й дивизии с воздуха, описанный Рублёвым, конечно, был катастрофой для обороны этого направления, но не был ещё очевидным, свершившимся фактом. А вот развал 51-й армии и исчезновение двух бронепоездов был фактом, судя по захвату Котельниково. Думая так, Чуйков слез с подножки грузовика. В глазах всё ещё стояла картина безнаказанного избиения безоружных, деморализованных толп гражданских и военных.

В это время среди беженцев на дороге рядом со штабной группой возникло движение. Раздались крики о том, что немцы движутся сюда, разыскивая и убивая евреев. Звук частых выстрелов подхлёстывал воображение уставших, только что побывавших под бомбёжкой людей. Последние дни всем им приходилось видеть немецкие листовки, во множестве валяющиеся вдоль железной дороги. Сознание, породивших эти гадкие клочки бумаги людей, словно вынырнуло из мрачного инквизиционного средневековья. В безграмотной мерзости листовок была выпукло видна жажда истребления непохожих на себя, желание поскорее выбить из советской системы управления наиболее грамотные, приверженные пролетарскому интернационализму и коммунистическим идеям кадры, парализовать страхом и враждой окружающих советскую художественную и инженерную интеллигенцию, зажечь, начиная с ненависти к евреям, пожар национализма среди множества народов советской страны. Чувствовалось великое желание стравить всех со всеми, разрушить изнутри способность к сопротивлению. Неглупые и не безграмотные авторы работали над составлением текста листовок, хотя, для большей убедительности, они были замаскированы под корявые выражения простого, необразованного человека. Конечно, в германской армии, в её пропагандистских отделах было множество немцев, чьи предки жили здесь веками, а также тех, кто родился уже в Советской России, учился, работал на стройках пятилеток, создавая, в том числе, образцы современного советского оружия, знавших литературный русский язык как второй родной. Однако листовки должны были походить на слова простого колхозника и нацмена. Недалёкими мыслями и выражениями, фашистская пропаганда призывала расправляться с евреями и переходить на сторону немцев. Там говорилось о том, что, мол, немцы борются только против жидов, севших на шею народов и являющихся виновниками войны, что Яков Джугашвили, сын Сталина, сдался в плен, а значит и всем остальным пора делать то же самое. При общем смятении, потенциальной нелюбви каждого народа к прошлым, при большом количестве евреев в органах власти, искусстве, науке, среди революционеров ленинского призыва, такие идеологические посылы могли подействовать и действовали. При сильной фрустрации, унынии не одного человека, а целых народов, потерявших мирную, счастливую жизнь, среди всеобщей растерянности, во все времена возникала агрессия, направленная, в том числе, и во внутрь общества. И объектом этой агрессии очень часто в истории становились евреи, цыгане, армяне и другие, плохо ассимилировавшиеся из-за своей культурной целостности народы. В листовках, а уже потом и в разговорах беженцев вокруг, слишком часто последние дни проскальзовали мысли о том, что жиды засели на тёплый местах в тылу, и воевать не идут. Не хотят жиды больше быть комиссарами на фронте из-за своей трусости, а только на складах с пропитанием устраивают пьяные оргии с распутными девками. Это смешно звучало для цивилизованного человека, но для советской страны, которая кое-как выучилась грамоте после многовекового мрака невежества всего лет двадцать назад, это выглядело устрашающе приемлемо.

Действительно, даже при разделке случайно убитой коровы, евреями из Харькова, мясник не отдал, а продал мясо, да ещё по такой цене, что не встретишь и в разорённой прифронтовой полосе. Пачку мятых деньги у него, правда, отобрал сразу нашедшийся хозяин коровы, старый крикливый калмык. Потом между ними возникла драка. Грузовики "Харьковдормоста", где было много евреев, и Наташа Адамович это прекрасно видела, теперь часто оказывались окружены людьми, бросающими злые взгляды, и даже позволяющими злобные, злорадные реплики о том, что они зря сюда приехали, им здесь не Москва, и не Ленинград, и немцы их всех догонят вместе со своими вернувшимися из эмиграции белогвардейским союзниками из местного населения, и жидов перебьют. Конечно, не все на этой дороге были юдофобами, но их было немало.

Паника, охватившая еврейских беженцев, вдруг представивших себе, что броневики и мотоциклы немецких фашистов едут именно к ним, чтобы их убить, растерзать, привела к тому, что несколько подвод и грузовиков, стали объезжать создавщъщуюся вокруг штаба Чуйкова пробку по степи. Поднялся крик и гвалт. Пронзительно закричали малолетние дети. Причитания и вопли ужаса были сейчас гораздо сильнее, чем даже при бомбардировке. Люди, знающие по слухам о погромах, резне и массовых расстрелах евреев во Львове, в Одессе, Харькове, Киеве, Таганроге и Ростове-на-Дону, потеряли всякое представление о справедливости судьбы к себе, веру в советских людей, так легко превращающихся в палачей, а тем более надежду на защиту со стороны Красной Армии, бросившей все территории Украины, Белоруссии и Прибалтики, где евреи жили компактно многие сотни лет.