Сталинский социализм. Практическое исследование

В период между 1917 и 1930 годами голод стал постоянным явлением.

В 1927 году крестьянам в Поволжье и на Украине пришлось бороться с засухой. В результате объем поставок упал до фактического минимума и под угрозой находилось снабжение городов и армии. В 1928 году ситуация повторилась на Украине. Из архивов партии и ГПУ становится понятно, что трудности в поставке хлеба были связаны с повышением цен, огромными очередями перед пекарнями и забастовками рабочих в Москве и в Ленинградской области, на Украине и на Урале. Следствием неурожая 1927 года стал также тот факт, что количество семенного зерна было недостаточным для посева в следующем году. Это обстоятельство и неблагоприятные погодные условия привели к тому, что объем урожая в 1928 году был в 2,2 раза ниже, чем в 1926 году. Особенно пострадали Одесса, Николаев и Херсон, в которых в обычные годы урожай зерновых составлял половину объема урожая на Украине.

Несмотря на ограничения объемов продаж и введение карточной системы, количество продуктов было недостаточным. Даже инициирование импорта зерновых из-за рубежа и доставка зерна из районов, в которых в том году урожай был лучше, незначительно повлияли на уменьшение смертности на Украине.

Однако в исторических источниках не уделяется достаточного внимания неурожаям 1924-1925 и 1928-1929 годов и организованной в это время помощи. Такое избирательное внимание не в последнюю очередь объясняется попытками скрыть провал практикуемых в то время в соответствии с условиями нэпа правил рыночной экономики.

Это означает, что объем зерна в 1928 году был получен с трудом, а в последующие годы даже с применением обысков. В Поволжье в 1929 году по обвинению в сокрытии зерна перед судом предстали 17 000 крестьян.

Треть выращенного зерна можно было изъять только с применением силы. Из-за засухи на Украине и хлебного кризиса 1928 года Политбюро было вынуждено ускорить поиск эффективного решения резко обострившейся проблемы обеспечения. Изначально было решено образовать в не закрытых для сельскохозяйственного использования развитых районах к востоку от Волги совхозы, которые бы специализировались на выращивании зерновых. Но стало ясно, что на данном этапе этот проект может быть реализован только в том случае, если для этого будут выделены необходимые рабочие силы из массы застывших в самообеспеченности, неэффективных мелких хозяйств.

Все связанные с этим проблемы и вынужденный уже на протяжении нескольких лет импорт продуктов сделали необходимой быструю коллективизацию сельского хозяйства. Одновременно с решением 1929 года об ускоренной коллективизации сельского хозяйства было запланировано организовать машинно-тракторные станции, с помощью которых можно было облегчить сельскохозяйственный труд на больших колхозных полях и сделать его более эффективным.

Многие небольшие и средние хозяйства были готовы принять поддержку, которую предлагала коллективизация. Но при ускорении коллективизации и обострившихся разногласиях между беднотой и кулачеством речь шла не просто об обеспечении населения. Началось раскулачивание. Стало ясно, что теперь нужно склонить до сих пор работающую в основном на себя массу мелких крестьян к выполнению совершенно иной работы в сельскохозяйственных кооперативах. Это и тот факт, что добровольное вступление теперь вряд ли играло роль, привели к тому, что процесс коллективизации в 1931-1932 годы принял катастрофический характер. Важно также отметить, что торговый баланс СССР между 1928-1929 и 1932-1933 годами довольно резко ухудшился.

В то же время очевиден был также провал надежд, связанных с выдачей концессий. Их доля в промышленном производстве СССР составляла 0,2 % в 1924 году, а в конце 1920-х поднялась всего до 0,6 %.

Регулярно повторяющиеся голодные катастрофы требовали глубоких, но при этом незамедлительных изменений. Опираясь на массы безземельных и бедных крестьян и незанятых на производстве горожан, в большинстве своем происходящих из самых бедных семей строителей и промышленных рабочих, было возможно превратить крестьянскую Россию в современное промышленное государство за несколько лет. Интересы безопасности требовали решения проблем с поставками, поднятия устаревшего и изношенного производства на современный уровень, наращивания производительных сил. Это было необходимым требованием социалистической революции. Будущее должно было драматическим образом доказать, что существование Советской России зависело от успехов, достигнутых в этой области. Коллективизация и индустриализация, так же как сопровождающая их борьба, социально-экономические потрясения и толчки, а также перегибы и недостатки, были неотъемлемой частью революционных изменений, вызванных к жизни Октябрем 1917 года.

То, что изменения эти будут зачастую суровыми, что возникнут перегибы и внешние агрессивные столкновения, было ясно с самого начала. 5 января 1930 года Центральный комитет принял постановление «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». Для этого в связи с региональными условиями были предусмотрены три стадии добровольной коллективизации. Не менее логичными были инициированные региональным партийным руководством «соревнования» на более быстрое получение результатов при коллективизации.

В начале 1930 года давление на еще сомневающихся крестьян усилилось. Количество репрессивных мероприятий увеличилось настолько, что руководство партии было вынуждено как-то реагировать. В газете «Правда» от 2 марта 1930 года публикуется статья Сталина «Головокружение от успехов. К вопросам колхозного движения», где основная причина «перегибов» на местах определяется так: «…у некоторых наших товарищей закружилась голова от успехов, и они лишились на минутку ясности ума и трезвости взгляда». То есть виноватым объявлялось местное руководство.

В актуальных дискуссиях по проблемам того времени всплывают фантастические цифры – до 15 млн человек, павших жертвами коллективизации. Тот факт, что имели место перегибы и акты насилия, так же мало отрицается, как и почти забытые сегодня факты, что кулаки сделали со своей стороны все, чтобы использовать последствия засухи в своих интересах с помощью совершенно бесстыдного искусственного взвинчивания цен. Так продолжаться не могло. Против коллективизации поднялось массовое сопротивление, организованное кулаками. Они оказывали давление на зависящих от них мелких крестьян. Речь шла не только о сжигании сельскохозяйственных культур и массовом забое домашнего скота. Во многих деревнях активисты этого движения организовывали нападения на представителей власти, распространяли клевету, во многих селах были убиты председатели колхозов, учителя, члены партии и другие активисты, выступающие за коллективизацию и социалистическое преобразование страны. Поля колхозов поджигались до сбора урожая, машинные парки машинно-тракторных станций уничтожались. В начале тридцатых в некоторых областях СССР снова вспыхнули вооруженные восстания и началась борьба с вооруженными бандами.

Но такие явления, как бюрократическое декретирование коллективизации, образование колхозов, которые существовали только на бумаге, угроза военного насилия или лишения воды и т. д., совершенно несовместимы с принципом добровольности. Здесь процветали принципы действия некоторых партийных руководителей, опьяненных своей политической властью и больше не считавших необходимым обсуждать свои взгляды с крестьянами, выслушивать предложения и вместе с заинтересованными лицами искать решения новых задач. И это не было случайностью. Обусловленное карьеризмом, такое поведение руководящих кадров будет все чаще и все трагичнее обрисовываться в дальнейшем.

Кулаки, выбранные для переселения, делились на три категории. К первой категории причислялись активисты контрреволюции. Это были организаторы терактов и восстаний. Ко второй категории принадлежала состоящая из самых богатых кулаков другая часть этого контрреволюционного актива – «простые» участники таких организаций. Третью категорию составляли «отставшие» кулаки, которые не поддержали коллективизацию, но и не участвовали в активных боевых действиях сами. В зависимости от этого деления как представители первых двух категорий за 1930-1931 годы к изгнанию были приговорены в общей сложности 381 026 семей (1 803 392 человека). Из них 136 639 семей были переселены в районы, где они жили ранее, и 244 534 – это были в основном представители первых двух категорий – в лагеря ГУЛАГа, в районы Крайнего Севера, Урала, Западной и Восточной Сибири, Якутии и Дальнего Востока. Так были разрушены социальные структуры, препятствовавшие проведению коллективизации. Но при этом возникли новые проблемы, так как оставшаяся в деревнях беднота зачастую не хотела или была не в состоянии выполнять разнообразные задачи по управлению сельскохозяйственными предприятиями.

Несмотря на все сопротивление, коллективизация, охватив 62,4 % крестьянских хозяйств, была завершена до конца 1932 года. Дойчер, безусловно, прав, когда говорит о том, что «вторая революция» вынудила сто миллионов крестьян отказаться от своих небольших примитивных хозяйств и объединиться в колхозы. Она безжалостно отняла у мужика деревянный плуг предков и заставила его взяться за руль современного трактора. Она согнала миллионы неграмотных в школы и научила читать и писать. Стало обычной практикой говорить исключительно о негативных сторонах коллективизации. О положительном опыте крестьян и крестьянок и результатах коллективизации речи быть не могло. Тем более важно оценить этот аспект развития со всей трезвостью.