Стальное поколение
Шрифт:
В машинах этих – было семь человек. Самых разных внешне, но кое-что их объединяло, что понятно было только наметанному глазу. Нарочитая небрежность в одежде, некая крученая театральность жестов, нервная, блатная дерганость, порывистость, постоянная готовность к рывку, И, конечно, партаки [19] … Под замызганными пиджаками и моднявыми джинсовыми куртками не видно, но пальцы, пальцы… «Отбыл срок звонком», «Отбыл срок за грабеж» и много чего еще можно было узнать, едва взглянув на руки этих людей. Но за руки в Советском союзе не сажают, не так ли, товарищи…
19
Татуировки.
– Время… –
– Нишкни, Муха… – раздалось уверенное, с заднего сидения – не стучи копытами…
Муха, в ином случае уже подорвавшийся бы – не повел и ухом. Более того – он стерпел бы любое оскорбление и даже почти любое издевательство от развалившегося королем на заднем сидении можной «восьмеры» сухого, среднего роста очкарика. Муха был стремящимся [20] – отмотал всего один срок, и то по малолетке, но по серьезной статье – групповой разбой и тяжкие телесные, повлекшие смерть, целой компанией до смерти запинали мужика и забрали получку. А вот тот, кто сидел на заднем сидении один – такие как он, не могут терпеть соседей – уже носил погоны на плечах [21] …
20
Тот, кто не признан блатным – но живет по блатным понятиям и стремится им стать.
21
Носить погоны (эполеты) – быть вором в законе.
– Рыба!
Выигравший дядек – лет шестьдесят, с неопрятной седой щетиной – победно посмотрел на соседей и партнеров по игре…
– Ну, ты и дашь, Виталич…
– А то…
– Вы его лапсердак [22] потрясите, юноша. Там небось – много чего припрятано…
– Виталий Семенович…
– Я шестьдесят три года как Виталий Семенович… – сказал лысоватый крепкий старик, выкладывающий на стол монету в пятнадцать копеек (играли по мелочи) – в машинах, у четвертого, кто?
22
Пиджак (не только блатное, но и еврейское)
Один из стариков надел старые, с замотанной синей изолентой дужкой очки, подслеповато всмотрелся.
– К Маринке, наверное. С третьего. У… блядища, кобели так и таскаются.
– Может, вызвать? Пускай проверят…
– Да ну… Связываться… Давай, мешай… а ты, Виталич, в стороне сиди. У тебя руки…
– Золотые…
– Угу. Того самого цвета.
А один из сидящих за столом мужчиков – он в этом дворе был всего чуть больше часа, но в компашку доминошников вписался как родной – подумал, что не все зависит от милиции. Хают милицию, хают… кому только не лень. А вот и в самом деле – оторвать задницу от скамейки, пойти и позвонить… нет. А ведь еще лет десять назад – пошли бы и позвонили. И в отделении… не отфутболили бы, как сейчас это бывает… приходится даже телефоны выборочно прослушивать и сверять с записями в журнале регистрации, чтобы выяснить сколько не зарегистрировали – а прислали бы помогайку [23] , да проверили бы документы. Вот и спалилась бы банда. Но нет – не сходят и не позвонят, как будто не в своей стране живут. А потом – жалуются, что преступность выше крыши, на улицу вечером не выйти.
23
ПМГ – патрульная милицейская группа.
Правда, виноваты в этом обе стороны. Люди стали другими, государство стало другим. И ничего с этим не поделаешь…
– Ходи… – кто-то ткнул его локтем в бок.
Он
сходил.Веселая компашка пацанов – вынырнула из подворотни, помчалась по двору, размахивая портфелями и весело топая по лужам. Это был их двор, их город, их страна – и все, что было перед ними в качестве проблем – это годовая контроха по русскому. Только и всего…
– Глянь! Витек! Восьмерка!
В те времена – даже новая модель Ваза привлекала внимание, что уж говорить об иномарке типа Тойоты, одно появление такой машины во дворе было настоящим событием, из соседних дворов смотреть сбегались. Мигом забыв проблемы с предстоящей контрохой – пацаны заворожено уставились на рублено-обтекаемое чудо советского автопрома.
– Восьмера…
– А у меня такая же будет…
– Врешь!
– Не вру! Брат из Афганистана вернется – ему положена!
– Держи карман шире!
– Смотрите, на стекле чего написано!
Хлопнула дверь, с водительского сидения выбрался водитель восьмерки. Нагловатого вида, джинсы, кожан – похож на таксиста нового поколения, поднимающего три зарплаты на леваке и прирабатывающего продажей водки, а кое-где – уже и наркоты…
– А ну, сдриснули – мухой! Черти!
Пацанам второго слова было не надо – они бросились бежать. Не врассыпную, но бросились. Несмотря на то, что они росли в своем городе, в своем дворе, в своей стране – они знали, что бывает – по всякому. В одиннадцать – двенадцать лет – они уже слушали страшноватые рассказы про то, как на соседнем районе недавно убили паренька на три года старше их – двое взяли его, уже избитого, за руки – за ноги и били об перекладину ворот на поле за школой. Они знали, что так бывает и тоже … и чувствовали, когда надо бежать без оглядки. А в этом водиле в кожане – они чувствовали злую, наглую волю, которая может переехать их и забыть об этом через пять минут. От таких – надо было бежать…
Топая новыми, только что купленными за полтинник американскими кроссовками по грязным лужам и расплывшимся от сырости клумбам, во двор сбежал маленький, похожий на подростка человек. Это тоже был стремящийся… их хорошей семьи, но связавшийся с плохой компанией. Звали его Вадим, и уголовники его использовали там, где нужен был именно такой, похожий на нормального, без единой чернильной точки под кожей. Ничего серьезного у него за душой пока что не было – так, хвосты матерым подносил…
Вадим подбежал к восьмере, сунулся внутрь.
– Там!
– Видел? – растягивая по-блатному слова спросил сидевший на правом-переднем.
– Точняк, отвечаю!
– Самого Кима видел?
– Не, но тачка его – точняк там. Тойота, красная, со двора стоит. Шикарная лайба, точняк его, без базара…
Вадим был совсем молодым, и лупил известные ему блатные слова в дело и не в дело…
Сидевший на правом-переднем ухарь – небрежным жестом потрепал его по плечу.
– Теперь сдристни отсюда, мухой. Вечерком брякну…
Пацан в кроссовках за полтинник, которые купил ему в подарок отец – чиновник Внешторга – побежал дальше, во весь опор убегая от срока за вымогательство, а возможно – и за убийство. Его время еще не пришло…
– Муха…
– Пацан правильный – задумчиво сказал Муха – из мажоров, но правильный. Стремится.
– Отвечаешь. Поехали…
Восьмерка резко, с пробуксовкой тронулась с места, следом – отставая, покатился и пирожок, в котором хорошо было вывозить людей в лес.
Пролетев поперек дороги под яростный гудок желтой, таксистской волжаны – восьмерка резко ввалилась во двор, одну из стен которого составляли зады нужной стекляшки. Зады были самые обыкновенные: ржавая сетка – рабица на полусгнивших слегах, валяющаяся тут и зимой и летом никому не нужная пустая тара, размешанная сапогами грузчиков грязь, два ободранных мусорных контейнера, полных с верхом. Дальше – эстакада, как раз по высоте кузова Зил-130, рабочей лошадки советской торговли. На ней, сидя на корточках курят двое работяг-грузчиков в засаленных, черных телогрейках и с пропитыми лицами…