Стальное поколение

Восьмерка тормознула прямо перед мордой Тойоты – на грани фола, едва не боднув. Водитель и пассажир с правого-переднего выскочили из машины одновременно, оставив двери широко открытыми. Водила восьмерки резко, без рук – запрыгнул на эстакаду.

– Ты куда, мужик! Сюда нельзя!

– Ща, отец… – невнятно ответит тот, и сделал короткое движение рукой.

Нанявшийся на день бомжара осел, хватая ртом воздух, как вытащенная из воды рыба.

– Ты чего…

Второго успокоили просто – пассажир с правого переднего сбросил его с эстакады пинком, а водитель – приголубил завернутой в газету арматуриной – по голове. Потом – перебросил арматурину в другую руку…

Очкастый – ногой подвинул ящик и взобрался на эстакаду как по ступеньке. Законному – не пристало прыгать как мартышке, за него и гладиаторы попрыгают.

Тем временем пассажир с правого-переднего – аккуратно открыл приоткрытый задний ход в магазин. Шагнул внутрь.

Внутри – тоже было все то же самое, как и в обычном советском магазине. Проход доверху заставлен пустой тарой, в основном деревянными ящиками и гнутыми из проволоки – под молочное, которое продавалось в бутылках [24] . Надо бы отправить обратно на комбинат – да грузить лень, однако…

24

Эх, времена были… Молоко – как с росой было. А сейчас пьешь – на языке как пыль мелкая от сухого молока водой разведенного.

Поворот, тускло светит висящая под самым потолком лампочка, выкрашенная зачем-то краской. Еще поворот.

Кореец – Коган, телохранитель Кима, маленький, и верткий, со сморщенным в кулачок лицом – подхватился с перевернутого ящика, но бандит с правого-переднего его опередил. Резко махнул рукой – и не успевший принять боевую стойку кореец так и повалился на грязный бетонный пол. Гладкий, тускло поблескивающий шарик весом чуть ли не в полкилограмма – от большого подшипника, удобно запястья тренировать – катился к ногам хозяина…

Бандит почтительно посторонился, пропуская к двери Вора.

* * *

Небритый, заросший щетиной дядек, держа в потном кулаке пару мятых купюр – вывернулся из подворотни, шаркающим, нетвердым шагом направился к стекляшке. У стекляшки такого оживления, как в старые добрые времена не было – беленькая стояла свободно, только не укупишь – двадцать пять рубликов изволь – выложь, четвертной. Хуже, чем у таксистов в свое время, те и за два чирика отдавали. Кто хочет подешевле – тому к тете Маше, что в фабричном доме проживает – ей с деревни везут, бидонами, она разливает и продает. Чирик за четверть мутной, воняющей сивухой, щедро сдобренной для крепости димедролом бурды – от которой можно и копыта откинуть. А если пройти подальше и спросить Вазгена в чебуречной – то за тот же чирик, можно достать четверть относительно чистого, разбавленного водой, воняющего жженой резиной спирта. Вазген – молодец, он контакты с летчиками в какой-то части установил, там спирт зачем-то в самолеты заливают… а потом сливают. И по идее – в канаву выливают. Но многие к Вазгену опасаются идти, мало ли с чем там этот спирт после самолета, еще верней коньки отбросишь, чем от самогона тети Маши. Но идут – трубы если горят, так тут и лосьон полетит…

Вот такой вот расклад… невеселый. Ну негде рабочему человеку выпить, негде. Хоть еще раз революцию устраивай…

Ошивающиеся около Ижа – пирожка двое мутных, фиксатых личностей со всепонимающими улыбочками и руками в карманах – обратили внимание на упорно борющегося со штормом забулдыгу, только когда он подвалил к самому магазину. Возможно, если бы он не споткнулся на первой же ступеньке, не выругался в голос, руками нащупывая точку опоры на заплеванном бетоне – они и не обратили бы на него никакого внимания. Обращать внимание на пропойного алкоголика не то, что впадлу… это просто глупо, точно так же как обращать внимание на пробежавшую мимо бродячую, лохматую собаку. Но алкоголик попал в поле зрения стоявших на стреме блатных – и один решил покуражиться. Просто так – блатным не нужен какой-то повод, чтобы унизить человека слабее себя… это называется «крутануться на кураже», показать свою власть, жесткость, крутость, что мол мы из крепкого теста сделаны…

– Слышь!

– А?

– Синяк прется. Сделай его!

– А чо…

– Через плечо! Пшел!

Среди блатных, да и не только, наверное, среди блатных – в компании из двух человек один будет главным, а второй будет ему подчиняться. Поэтому – главный захотел «сделать» в общем то безобидного на вид пропойцу, но не сам – отправил шестерку. И спектакль бесплатный посмотреть и свое самолюбие потешить – я приказал, а он подчинился.

Хлябающей, разболтанной походкой – молодой блатной догнал синяка как раз на ступеньках. Легко, в один прыг преодолев сразу две – оказался рядом.

– Слышь, ты! Чудила с Нижнего Тагила! Чо потерял здесь?

Алкоголик что-то замычал, ему удалось, наконец, принять вертикальные положение бренного тела. Несло от него как от винокуренной бочки.

– Это… я… чо…

– Через плечо! А ну – пшел отсюда! Давай, давай…

– Это… ты чего… сынок…

– Ать… батя нашелся. Давай, давай… у…ай…

Батя – неспешно поковылял обратно, как раз мимо фургона – не въехал, доходяга дохлый. Второй блатной, главный из двух – напрягся, чтобы отоварить доходягу с ноги, как только он пойдет мимо.

Ни один из бандитов даже не понял, что произошло. Полетевшую было ногу что-то как подкрутило и придало дополнительное ускорение – не ожидавший этого бандит потеряло равновесие и, взмахнув руками упал, ударившись головой о заднюю дверцу пирожка. Второй бандит, так и не поняв, что произошло – открыл рот, но сказать ничего не успел: доходяга уже стоял перед ним. Закрыться блатной – несмотря на то, что в качалку ходил и по видаку Брюса Ли смотрел – тоже не успел: первый удар пришелся в кадык, второй, с левой руки – в солнышко. Но пробил так, что он опустился прямо во всю грязь, прямо как был, в шикарной, серой ГДРовской кожаной куртке. Отряд не заметил потери бойца…

С неожиданной силой – доходяга подхватил его и бросил за фургончик, чтобы не видно было от входа. Хромированными наручниками проворно сковал левую руку одного блатного с правой рукой другого, пропустив цепь наручников через крепление заднего бампера: самого бампера не было, а крепление было очень удобным, как специально сделанным для таких целей. Затем – достал маленькую, с ладонь рацию – на пятьсот метров всего бьет, но больше и не надо. Выдвинул длинную, блестящую антенну.

– Два нуля!

* * *

Ким был на месте. И директор гастронома – тоже, по странному стечению обстоятельств, кореец по папе – тоже был на месте. Считали выручку…

– Деловым людям…

Законник сделал какое-то движение рукой, отдаленно напоминающее, как мушкетеры приветствовали друг друга, подметая перьями на шляпах мостовую…

– Тебе чего?! – удивился Ким.

– Да вот… Зашел спросить – кто крышу тебе, такому красивому делает. Почему на общие дела не башляешь. Вижу – удачно зашел – вор кивнул на открытый кейс, полный купюр самого разного достоинства, перехваченных резинками.

– Я собирался…

– Собирался, собирался… Три птички сидели на заборе, две собрались улететь – сколько осталось? Штраф на тебя, натикал, деловой. Да и я… за беспокойство возьму. А беспокоить я тебя часто буду…

* * *

Времени не было – бросив рацию, чтобы освободить руку (ох, взъ…т за это…) доходяга обогнул торец дома, чуть не поскользнулся на грязи, выскочил во двор.

Водила – подорвался моментально, перекрыл дорогу, размахиваясь газетным свертком в руке. Смешно – но оснований для применения оружия не было…