Стальной пляж

— Теперь мы можем поговорить? — спросила она, когда я закрыла за нами дверь номера.

— Погоди минутку.

Я вытащила из пакета ящик с головой и несколько трофеев: "волшебные палочки", тёмные очки и оглушарик. Затем взяла газету и несколько минут смотрела и читала, спиной ощущая растущее нетерпение Бренды. В новостях не говорилось ни слова о дерзком ограблении Главной студии и не было заголовка "Их разыскивает полиция" с описанием примет Роз и Кэти. Впрочем, я и не ожидала увидеть ничего подобного. Перцеры знали толк в правилах огласки: хотя и есть их заслуга в появлении старой поговорки: "Неважно, что напишут, главное — не переврали бы имя", — они предпочитали предварительно просматривать новости, прежде чем решить, допускать ли их до публики. Из нашего дела торчало около сотни смертельно острых углов, на которые перцеры обязательно наткнулись бы, решись они раскрутить его, и я полагаю, они очень долго думали бы, прежде чем сообщить о нашем преступлении в полицию — если бы вообще надумали сообщать. К тому же им за глаза и за уши хватало историй, замешанных на недавнем убийстве — так что их пресс-службе на много месяцев найдётся что скармливать газетам и журналам.

— Ну вот, — сказала я Бренде, — на некоторое время мы в безопасности. Что ты хотела узнать?

— Ничего, — холодно ответила она. — Я только хотела сказать, что вы самая отвратительная, наипорочнейшая, ужаснейшая…

Ей не хватило воображения, чтобы сказать, кто. Придётся ей поработать над этим — я с ходу могла подсказать дюжину подходящих определений. Но вовсе не по тем причинам, что она думала.

— Это почему же? — спросила я.

Она на мгновение застыла, поражённая глубиной моего падения — в моём голосе не было ни тени угрызений совести.

— Что вы сделали с Крикет! — воскликнула она, вскакивая. — Это такая низость, такой нож в спину!.. Не думаю, что захочу знаться с вами после всего этого.

— Да и мне тоже вряд ли захочется, скорее всего. Но — сядь. Я должна показать тебе одну вещь. Точнее, две.

В "Плазе" очаровательные антикварные телефоны, и один из них был как раз поблизости от моего стула. Я сняла трубку и набрала номер по памяти. Послышался приятный голос:

— "Откровенное дерьмо", отдел новостей.

— Передайте редактору, что одну из ваших журналисток удерживают против её воли в Главной студии П.В.Ц.С.З.

— Кого бы это? — в голосе послышалась насторожённость.

— Сколько вы выкурили сегодня утром? Её имя Крикет. Фамилии не знаю.

— А кто вы, мэм?

— Друг свободной прессы. Вам лучше поспешить: когда я уходила, они связали её и включили "Солдатский блюз" [52] . Возможно, это уже довело её до беспамятства, — и я повесила трубку.

Бренда с расширенными от гнева глазами прошипела, брызгая слюной:

— И вы думаете этим исправить то, что сотворили с ней?!

52

GI Blues — песня из репертуара Элвиса Пресли.

— Нет, и она этого не заслуживает — но, возможно, поступила бы так же со мной, если бы мы поменялись ролями. А это чуть было не произошло. Я знаю редактора "Дерьма": через десять минут она вышлет отряд из пятидесяти штурмовиков к воротам Студии, и в арсенале у неё немало оружия, против которого перцеры не выстоят — к примеру, она способна наследить на первых полосах всех изданий ближайшего часа, если ей сейчас же не выдадут Крикет. Перцеры, разумеется, предпочтут решить всё по-тихому, но они не прыгнут выше головы, выведывая у Крикет наши имена, поскольку история выглядит, будто бы "тать у татя украл утятя".

— А если это не было так, то что это было?

— Это было золотое правило, сладкая моя, — произнесла я, надела тёмные очки Крикет и взяла оглушарик двумя пальцами, большим и указательным. — В журналистике оно звучит так: скрути в бараний рог других, пока не скрутили тебя.

Тут я сдавила оглушарик и бросила его между нами.

Проклятье, до чего же эти штуки яркие! Он напомнил мне о взрыве в Канзасе и, казалось, чуть не прожёг дыры в защитных линзах. Вспышка длилась несколько долей секунды, но когда я сняла очки, тело Бренды безвольно свисало со стула. Она будет без сознания от двенадцати минут до получаса.

Ну и мирок…

Я подобрала главу церкви и отнесла в подготовленную комнату. Там поставила его на стол лицом к телеэкрану размером во всю стену, который пока что был выключен. Затем постучала по крышке ящика:

— Вы там в порядке?

Он не ответил. Я повернула защёлку и открыла переднюю стенку, которая до сих пор показывала одинаковый фильм на обеих поверхностях — внешней и внутренней. На меня глянуло свирепое лицо.

— Закройте дверь! — рявкнул Перцер. — Осталось всего десять минут до конца.

Я извинилась и вернула стенку на место. Но тут же взяла испытанный гаечный ключ — я уже успела привязаться к нему — и ударила по стеклянному экрану. Он разлетелся вдребезги, и за дождём осколков я на мгновение увидела блаженную улыбку на лице пленника. Оно тут же принялось выкрикивать ругательства. Где-то послышалось жужжание моторчика, усиленно прокачивавшего воздух через то, что заменяло Перцеру гортань. Голова тщетно пыталась извернуться, чтобы видеть левый или правый экраны — они тоже были настроены на ту же программу.

— Ох, вы, оказывается, смотрели! — притворно огорчилась я. — Как неловко с моей стороны…

Я вытянула из стены шнур, подключила плеер, встроенный в ящик, к стенному телевизору и поставила звук на минимум. Перцер поворчал немного, но в конце концов не смог устоять перед магией танцующих за моей спиной картинок. Если даже он и заметил, что я позволила ему увидеть моё лицо, то нисколько не обеспокоился тем, чем это могло бы для него обернуться. Похоже, смерть занимала далеко не первую строку в списке его страхов.

— Вы же знаете, вас накажут за это, — произнёс он.

— Да, и кто же? Полиция? Или у вас в подчинении собственные карательные отряды?

— Разумеется, полиция.

— Полиция никогда не услышит о случившемся, и вам это известно.

Он лишь фыркнул в ответ. И фыркнул снова, когда я разбила экраны по обе стороны от него. Но когда я потянулась к вилке телевизионного шнура, он встревожился.

— Увидимся позже. Если проголодаетесь, кричите, — подмигнула я, выдернула вилку из розетки, и большой экран погас.

* * *

Мне было не во что одеться, сидеть сложа руки стало невыносимо, и я спустилась в вестибюль и принялась бродить по тамошним магазинчикам. Так я убила полчаса, но сердце было не на месте. Невзирая на все мои умопостроения касательно перцеров, я всё время ждала похлопывания по плечу и мелодичного голоса над ухом: "Надеюсь, у вас есть хороший адвокат?". Я выбрала первые попавшиеся просторные шаровары из золотистого шёлка и блузку им в тон — так называемую дневную пижаму — и купила, просто потому, что терпеть не могу шляться голой по общественным местам… ну и не в последнюю очередь из-за того, что по счетам платил Уолтер. Затем я подумала о Бренде, и во мне проснулся интерес. Я отыскала для неё похожий комплект в зелёных тонах, подходящих к цвету её глаз. Рукава и штанины пришлось сильно надставить, зато длина блузки оказалась как раз нужной: этот костюм предполагал открытый пупок.