Старая школа рул
Шрифт:
Тут же в спину упёрся ствол.
— Серёг, не дури, — добавил он. — Жизнь такая. Кто она тебе, Юлька эта? Шлюха базарная. Давай, хлопни её, сделай мир чище. И себе место под солнцем заработаешь. На Катьку денег много надо, я же понимаю. Ты же не хочешь, чтобы она…
— А если нет? — повернулся я к нему, прерывая рассуждения о моей Кате.
Суки, решили кровью повязать, чтоб я не дёргался больше.
— «Нет» не существует, — покачал он головой. — Есть только «да». Давай, ты же не дурак, вот и нечего время тянуть, девку мучить. Раз, и готово. Давай, Серый!
Сердце моё будто рука сжала. Сильно
— Ладно, — кивнул я. — Ладно, Никитос.
Ствол упирался в спину между лопаток. Я обернулся.
— Туда смотри! — прорычал коротко бритый квазимодо и ткнул калашом.
Калашом, не тяп-ляп. Рассмотреть его рожу не получилось из-за фар.
— Аккуратней, чучело, — бросил я. — А то я тебе башку отгрызу.
— Чё ты проблеял?! — дёрнулся он. — Я тебя щас наизнанку выверну, мусор!
— Ты пасть прихлопни! — зло рыкнул Никита. — Добазаришься.
— Чё?! Метлу привяжи свою, мент поганый!
Бандос отвлёкся, ослабил давление… и я резко рванул влево, крутанулся, уходя с линии огня и отбивая ствол в сторону. Бандос оказался резким и моментально даванул на гашетку, прорезав холодный влажный воздух очередью. Кто-то на краю могилы вскрикнул.
— Танго, — коротко бросил я, дёрнул на себя автомат левой рукой.
Громила подался вслед за оружием, а я резко поднял правую руку и один раз нажал на спуск.
Он откинул голову и сжал пальцы. Калаш затарахтел, а я придержал тело, не давая упасть, и закрылся им, как щитом. Тра-та-та-та-та-та-та! Он поливал стоявших на краю своих подельничков, а я держал его руку. Кто-то успел выстрелить, но ему было уже всё равно.
Магазин отстреляли быстро. Я оттолкнул тушу, скакнул в сторону и положил последнего братка. Оглянулся. Никитоса не было видно. Сука хитрожопая! Свалил тварь.
— Юля! — крикнул я. — Быстро сюда!
Она, обхватив голову руками и скрючившись, как эмбрион лежала на дне ямы. Жива или нет, я не видел.
— Юля! Время!
Она дёрнулась, я наклонился, потянулся к ней.
— Давай руку! Не спи! Машину водишь?
Она молча кивнула.
— Всё, уезжай скорее! Бери дочь и беги из города, пока они не хватились!
— А ты…
— Мне тут закончить надо! Пошла! Бегом!
Она заскочила в машину. Движок пахал, его не глушили. Хлопнула дверь, взревел мотор и «буханка» стала пятиться назад. А я вернулся к яме.
— Никита! — крикнул я. — Иди сюда. Крутая подстава. Многоходовочка, да? Ты на такие мастер. Но я не злюсь.
Он не ответил.
— Никитос!
Я встал в свете фар и бросил пистолет в снег.
— Брат! — снова закричал я. — Я без оружия! Хорош шугаться! Выходи! Не дури, думаешь, я смог бы в тебя шмальнуть?..
БАХ!
Твою мать! Никитос… По груди разлилась острая боль… Всё закружилось, в глазах потемнело…
— Никитос…
Я захрипел. Во рту стало солоно, потекла, запузырилась кровушка. Я поморщился и повалился назад, на спину. В покрытый корочкой и почерневший снег. В острых лучах появилось лицо Никиты — заострившиеся черты, злой и холодный взгляд. Как в Афгане… Он молча вытянул руку с пистолетом, направил мне в лицо и подождал пару секунд… Ничего не сказал, просто внимательно посмотрел
и… снова выстрелил…БАХ!
Стало темно…
1. Красивый, Крас, Краснов
Иногда ты умираешь, не успев понять, кто предал. А иногда знаешь это за секунду до выстрела. И ничего не можешь изменить. Но если бы у меня был второй шанс, я бы всё сделал так же. Потому что честь определяет не успех, а то, кем ты остаёшься до конца.
Когда я открыл глаза, грудь по-прежнему болела. Правда, по-другому… И было светло. И нехолодно. И лежал я явно не в снегу, а на чём-то твёрдом и, похоже, в помещении. Кажется, на полу. А лица, склонившиеся надо мной принадлежали не Ширяевским бандюкам и не ментам, а детям. Подросткам. Наглым и дерзким. Впрочем, может, они и на Ширяя работали. Но, это мы разберёмся.
— О, зашевелился, — скривился в усмешке один из них. — Выжил гад.
Болела не только грудь, но и затылок. Я двинул рукой. Блин, болело всё тело, вообще-то.
— Мэт, — покачала головой деваха с длинными светло-розовыми волосами и в огромной, явно с чужого плеча кофте. — Я думала, ты его убил. Рил. Он ведь не дышал…
Я коснулся рукой груди. Она оказалась сухой, крови не было. Пошарил… Точно, крови не было…
— Красивый, потерял чего? — усмехнулся пацанчик, похожий на девчонку.
— Он проверяет, не выросли ли сиськи.
Подростки заржали.
— Алис, — осклабился один из малолеток, самый деловой, похоже, — даже если бы я его наглухо вальнул, папа бы меня по-любому отмазал.
Папа, блин… Ласковый какой…
Девчонка бросила на него сердитый взгляд и покачала головой. А я попытался подняться. Лежать, как Буратино на лекарском консилиуме мне не улыбалось. Нужно было разобраться в том, что случилось и выяснить, где кто.
Больше всего меня сейчас интересовало, удалось ли Юле скрыться от этих уродов. И где моя Катя, опять же. И… Никитос. Мой друг и брат… Теперь, по-любому, один из нас должен уплыть по реке смерти, или как там у древних народов…
— Так, — сказал я, усаживаясь на полу, — где Юлия?
Сказал и… осёкся. Голос прозвучал сипло, с надломом. Блин… Наверное, пока лежал на снегу простудился.
— Зачем тебе Юлия? — зло воскликнул парнишка, похожий на боксёра, единственный приличного вида из всей компании.
— Да он стучать собрался! Отброс! Слышь, Красный, ты охренел?
Кто-то пихнул меня кончиком ботинка.
— Так, шакалята, ну-ка брысь отсюда! — рыкнул я. — Пока я вам уши не открутил. В натуре.
Все заржали. Я потрогал рукой затылок. Блин! Стреляли в грудь, а в крови башка. На камень наверное грохнулся или на палку какую-нибудь…
— Вы гляньте, Крас у нас резко гигачадом стал, — сквозь смех воскликнула розовокудрая Алиса.
— Крас — гигачад, — подхватил кто-то.
— Потому что он Красивый!
Над чем они смеялись, я не понял, но это вообще не имело значения.
— Мэт, — сурово бросил боксёр, — надо его в медпункт.
— Да мне фиолетово, что ему надо. Пусть идёт, куда хочет. Слышь, Крас, завтра если не принесёшь лавэ, я тебя точно урою, и мне ничего не будет, ясно? Не слышу! Не слышу, я сказал! Алё, тебе ещё вломить или как?