Старая школа рул

Ладно. В ванной я снова уставился на своё отражение. Патлатый растрёпанный кент с подбитым глазом, смотревший на меня, нихрена мне не нравился. Абсолютно. Интересно, это что же получается, меня навсегда заточили в этот сосуд? И для чего?

Посмотрим. Разберёмся, как говорил мой братан Никитос. В любом случае, придётся делать из этого щенка настоящего волка. Волчару. Я оскалился и разочарованно покачал головой. Открыл дверцу шкафчика и… О! То, что нужно! Там лежала машинка для стрижки волос.

Но воспользоваться ей я не успел. В прихожей раздался звонок. Блин! Наверное, мать пришла… Я пошёл открывать, быстро выискивая необходимые сведения. Но за дверью снова оказалась Глотова.

— Чего, Насть? — хмуро кивнул я, но она не ответила.

Она решительно шагнула ко мне, обхватила за шею и прижалась губами к моим губам.

3. Моя подруга Глотова

Губы её оказались прохладными и напряжёнными. Будто котёнок ткнулся мокрым носом.

— Настя, — отступил я. — Ты погоди. Ты же на эмоциях сейчас. Посмотри на себя, какая ты красотка, и на меня. Что-то я не вижу, здесь гармонии, а?

— Ты чего! — изумилась она. — Какая разница? Ты мне всегда нравился!

— Да? — недоверчиво прищурился я. — Ты сейчас моё представление о девушках перевернула. Ладно, тогда пошли со мной.

— Куда? — насторожилась она и щёки её чуть порозовели.

— В ванную, куда же ещё?

Глаза её сделались широкими. Похоже, она немного сдрейфила, но отступать не собиралась, хотя и спросила:

— Почему в ванную-то?

Прозвучало это немного растерянно, и я улыбнулся. Улыбнулся и даже залюбовался этой девчулей. Достанется кому-то такой подарочек. Она действительно была ничего. Тоненькая, ладная, длинноногая. Губки, носик, глазки — всё при ней. Картинка. Впрочем, не более. И ещё у меня немного сердце защемило — чем-то она Катю мою напомнила. Когда я её встретил, она совсем молоденькой была…

— Увидишь, — подмигнул я и, не дожидаясь реакции пошёл в ванную.

Настя сбросила кроссовки и прошлёпала за мной.

— Держи, — сказал я и дал ей в руки машинку. — Аккуратно только, рану не задень.

Я зашёл на кухню, взял табуретку и вернулся. Уселся перед зеркалом, как в парикмахерской и скомандовал:

— Приступай.

— Прямо всё что ли сбривать? — испуганно спросила она. — Налысо?

— Там выставлена длина, это не совсем под Котовского, немного останется.

— Под какого Котовского?

Я только усмехнулся и рукой махнул. Молодёжь…

— Брей, доча.

Не могу сказать что я сразу стал выглядеть, как крутой парень, но, в любом случае, получилось лучше, чем было. Перестал быть похожим на лохматое чучело, хотя бы.

— Ну как? — усмехнулся я.

— Да не знаю, чё-то… — растерянно ответил мой парикмахер.

— Не нравится что ли?

— Да не знаю я… Ну… Так… кринжово немного…

— Это хорошо или плохо?

— Блин… Красивый… чёт я не знаю.

— Ладно, Настя Глотова, спасибо за помощь. Ты есть хочешь?

— Блин, да чё ты с этой фамилией! Я её ненавижу вообще. Из-за неё ко мне Назар этот прицепился.

— Почему?

— Потому что от слова глотать.

Я засмеялся.

— Ну, ты даёшь, подруга. Вообще-то старинная русская фамилия. Дворянская или боярская.

— Правда что ли? — удивилась она.

— Правда. Так… надо как-то волосы…

— Я соберу.

— Как Самсон и Далила?

Она не ответила, но действительно нашла метёлку и собрала состриженные волосы, а потом и зашла на кухню, где я уже проводил досмотр холодильника.

— Тут цыплёнок есть. Хочешь?

— Не, давай лучше пиццу закажем, — предложила Настя.

— Закажем?

— Ну, доставку, чё?

— Нет, я без денег, — на всякий случай ответил я, не понимая, пятьсот рублей — это мало или много в текущей обстановке.

— У меня есть, — пожала она плечами. — Я тебе должна, ты меня спас.

— Так ты ж уже расплатилась, — усмехнулся я.

Она залилась румянцем. Детский сад, честное слово.

— Ладно, если не хочешь цыплёнка, давай шакшуку сделаем.

— А это что? — удивилась Глотова.

— Не знаешь, что ли? Круче пиццы, отвечаю. Вон на подоконнике помидоры лежат, порежь.

Я взял открытую томатную пасту, быстро нарубил чеснок и лук, полил на сковородку масло и бросил обжаривать. Быстро нарезал сладкую паприку, и ветчину. Тоже отправил в сковороду. Она была такой, как я любил — старой чугунной.

— Теперь кинзу порежь, — скомандовал я. — В холодильнике возьми, не слишком мелко только.

Я обжарил ветчину с паприкой, добавил помидоры, а потом и томатную пасту. Протушил это всё и разбил четыре яйца.

Когда всё было готово, высыпал сверху кинзу и поставил сковороду на старую деревянную доску. Мы сели за стол и начали есть прямо из сковороды.

— Ну всё, — покачала головой Настя. — Ты теперь точно мой краш.

— Это что значит? — спросил я.

— Дурак, — нахмурилась она и снова покраснела.

Для барышни с такой манерой одеваться слишком уж часто её бросало в краску.

— Ладно, не парься, макай прямо сюда хлеб. Вот так.

— Блин! Капец, как вкусно. Серёж, ну ты меня удивил.

— Ешь-ешь, — усмехнулся я.

— Ты меня спас, накормил. В общем, настоящий Супермен.

— Ага.

— Чё делать будем? Тебе «Пошлая Молли» нравится? Многие говорят, что это отстой, а ты что думаешь?

— Ну, то что она пошлая, мне кажется уже должно настораживать, — пожал я плечами и она захохотала.

— Сейчас на телефоне покажу.

Настя достала из кармана такую же плоскую штуковину, как была у меня, приложила палец, и экран засветился. Телефон, значит. Сенсорный. Ага… Она быстро потыкала пальцем, перелистнула несколько страничек и ткнула в сине-красный значок.

— О смотри, вот эта мне нравится.

Экран превратился в маленький телевизор. Охренеть, конечно… Она поставила его на стол и привалила к чашке с чаем, пододвинула табуретку и прижалась ко мне. Заиграла музыка и на экране появился какой-то малолетний неформал. Трындец. Из того, что он ныл я почти ничего не разобрал, кроме странных слов «Целуйте мой контракт, висюльки на руках»… Точно трындец. Остановите Землю, я сойду.