Старая школа рул

— Понятно, почему она в меня попала, — бросил Кукуша. — В таком-то возрасте уже ничего не видит.

— Я тебе сейчас рикошетом зуб выбью! — аргументировала Роза.

— Дядя Слава, куда она попала?

— В руку, племянник, — ответила Роза. — Чуть царапнула. Ты лучше скажи, не дохера ли у тебя дядек?

— Двое пока.

— Ладно, чего припёрлись, говорите!

— Посмотреть, чего Эдик после себя оставил, — ответил я.

— Э! Ты поаккуратней. Для тебя Эдуард Степанович, ясно?

Роза была своенравной и неприступной возлюбленной Эдуарда Калякина. Спортсменка, многократная чемпионка по стрельбе, обладатель всех возможных титулов и званий. Работала тренером в ЦСКА и парней так дрючила, что они все мечтали, чтоб она под танк попала.

Грубая и резкая мужичка, как её называли многие товарищи Эдика, похитила его сердце и сделала рабом лампы, похлеще Хоттабыча. За Калякиным бегали такие красотки, такие зайки и ляльки, что все парни исходили слюной.

А он, как полный дурак, врюхался в свою Розу-занозу и позволял себе поглядывать на другие сексуальные раздражители лишь в периоды жутких скандалов либо в попытках вырваться из этого чудовищного плена. А ругачек, расставаний и бурных примирений у них с Розой было дохрена и больше.

— А помнишь, как ты отходила по мордам блядовитую Ирку, второго секретаря райкома? — спросил я. — Ты думала, что Эдик… что Эдуард Степанович с ней имел интим, а она приехала на собрание. Должна была коллектив награждать, но уехала на скорой.

— И что? — чуть помолчав, бросила Роза. — Этот случай в анналы вошёл. Хрестоматийный. Нашёл, чем удивить. О нём все знают.

— А о том, как в девяносто третьем к тебе Колчан из Ленинских клинья бил тоже в хрестоматии написано? И о том, как он девчонок из общаги порезал? Ну, и всё такое.

— И чё?

— Его же так и не нашли, да?

— И?

— А хочешь, я найду?

— Чё ты несёшь, молокосос?

— Ничё. Только то, что дядька мой с Эдиком твоим…

— Про Колчана ещё и Никитос в курсе был. А значит, вообще кто угодно знать может. Говорю же, нашёл, чем удивить.

— Не любишь Никитоса?

— Люблю. До усрачки, понял? Не в своё дело хер не суй, ясно? Смотрю, ты, сука, на сто процентов, засланный казачок. Кто? Никитос никак успокоиться не может? Кто послал? Чё ему надо, кровопийце этому? Всё мало? Весь мир сожрёт и, всё равно мало будет?!!

Она резко вздёрнула руку и, не целясь, шмальнула. Пуля прошла так близко к уху, что задела нежные и невидимые невооружённым глазом волоски. А потом влипла в стену, выдав хороший такой фонтан кирпичных брызг. Воздух, разрезанный пулей, задрожал и завибрировал, как камертон…

— Кто, спрашиваю, послал?!

— Кто послал? — повторил я. — Попробуй догадаться вот по этому кусочку из хрестоматии… Бешеный, если ты Эдьке скажешь, я лично тебе кругляшки отстрелю, одним выстрелом, через глаз. Ты меня понял? Так вот, слушай сюда, я Эдьку моего так люблю, что сдохнуть могу от одного этого. Сдохнуть, Бешеный! Он у меня вот где, ты понял? Он в сердце у меня. Он и есть моё, сука, сердце. Так что ты иди и не п**ди. И запомни! Что я сейчас сказала — только между нами! Между тобой, Бешеный, и мной. Держи рот на замке!

Я замолчал, повисла пауза. Долгая, очень долгая. И вдруг… Роза завыла. Тихо, но страшно. И дико. Как волчица, как оборотень. С хрипом! С рычанием! И с отчаянием…

Дурак! Ну нахера?! Не надо было так-то! Олень, блин!

— Роза…

— Заткнись! Заткнись, сука! Заткнись!

Она развернулась и начала продираться к выходу. Срывая чехол с машины, запинаясь, падая на тачку и снова поднимаясь. Наконец, вырвалась, выскочила из гаража и заревела медведицей. Я подошёл сзади и обнял её за плечи. Она руку мою не сбросила, вообще её не заметила. Повыла ещё немного и замолчала.

— Никитос его приговорил, — вздохнула она. — Я знаю. Уверена.

Слёз не было. Лицо было сухим и злым. Она и не изменилась почти за тридцать лет. Просто высохла и всё. Глаза остались волевыми, рука крепкой, а зад плоским.

— Не знаю, сынок, — покачала она головой, — как ты узнал, что я тогда сказала Серёге, но больше так не делай, ты меня понял? А то я на эмоциях и мозги вышибить могу. Что вам надо и чего сюда припёрлись? Рассказывайте.

— Это Славик, — показал я на Кукушу, — он с Бешеным работал. Но говорить об этом нельзя. Он и сейчас ещё на нелегалке. А я Сергей.

Роза чуть кивнула.

— А чего вам надо? — спросила она. — Касатики.

— Я хочу уделать Никитоса, — помолчав, ответил я. — А дядя Слава не возражает.

Кукуша хмыкнул.

— Калякин тоже хотел, — усмехнулась Роза. — Не получилось чё-то.

— Он собирался официальным путём действовать?

— По-всякому.

— Ну, от Эдуарда Никитос ждал удара. Знал, может быть, о материалах и…

— Каких ещё материалах? — резко толкнула меня в грудь Роза, и я сжал зубы.

Гематома, подаренная сынком Никитоса ещё не рассосалась.

— Шеглов думал, что у Эдуарда на него что-то есть, — сказал я.

— Какого хера? — разозлилась Роза. — С чего бы ему так думать?

— Потому что до сих пор ходят слухи. И, вероятно, ходят давно. Старые менты между собой говорят, что мол, у Круглого нихера нет, что у него кукушечка поехала. А вот у Калякина, кажется, было что-то. Из-за этого всё и случилось. Только мне непонятно, почему, если у Эдуарда что-то было, он ждал так долго?

— Его уж десять лет почти, как нету.

— Всё равно, ждать двадцать лет, имея материалы…

— Почему двадцать-то? — возмущённо воскликнула Роза. — Это с какого момента считать? Тридцать лет назад он в другом городе работал. Потом сюда вернулся. Собирал по зёрнышку. Этот хорёк ведь обкладывался со всех сторон. Что-то устаревало, на что-то доказательств не хватало…

— То есть, материалы всё-таки были? — спросил я.

— А? — осеклась Роза. — Так я это… Предполагаю просто. Я ни о каких материалах знать ничего не знаю.

— А когда родители Эдуарда… ушли? — спросил я и кивнул на запущенный заросший дом.

— Давно, — ответила она. — До него.

— И кто сейчас владеет этим… имением?

— Я владею, — недовольно буркнула Роза. — Почему интересуешься?

— Да чёт не похоже, что ты здесь проживаешь.

— Может, и не проживаю.

— А как ты оказалась здесь именно в тот момент, когда мы с дядей Славой нарисовались?

— Мля, дитё, что-то ты больно любопытный, а?

— Согласись, вопрос резонный.

— Резонный. Давай-ка сам сначала объясни, что вы тут делаете.

— Один бывший мент сказал, что у Эдуарда возможно что-то было. И поэтому его устранили. Я подумал, что про это место могли и не знать. Это же дом родителей. Записан на них. Правильно?