Старший брат царя. Книги 3 и 4

Вдруг впереди раздался многоголосый вопль, размытый ветром. Обоз встал. Клим продолжал идти. Вои прятались от ветра за гружёными санями. Возчики хлопотали у лошадей, освобождая их морды от наледи. А пурга старалась намести вокруг подвод сугробы повыше.

Вот мечущееся скопление воев. Оказывается, упала лошадь и придавила возчика. Развязав поклажу, его положили между мешками, Клим не стал смотреть раненого, как он мог ему помочь на таком ветру? Возчика укрыли и вновь завязали, осталось надеяться на выносливость и на Господа Бога. Кроме того, сломалась оглобля, её уже починили, положив на излом два черенка от лопат и затянув запасными ремёнными вожжами.

Пришёл Савва, приблизив лицо, сказал Климу, что где-то тут рядом, он помнит, должна быть деревушка, из-за малости не помеченная в дорожном списке. Всё ж там можно передохнуть. Клим согласно кивнул головой и добавил:

— Давай, Савва, веди! Наше спасение и сохранение коней в движении.

С большим трудом тронулся обоз. Лошади упирались изо всех сил, но, чтобы сдвинуть сани, воям приходилось раскачивать их. И вот тут вскоре природа сжалилась — ветер начал стихать. В снежной круговерти проявились силуэты соседних подвод, потом следующих... Люди вздохнули полной грудью, лошади пошли ходчее, хотя сугробы остались теми же.

Приоткрывшаяся видимость принесла неожиданную неприятность. Впереди показались избы. Раздался крик: «Дере-евня-а!» И недавно набранные ополченцы забыли, что они вои: оставили подводы и бросились к избам, толкая друг друга. Несколько воев, не добежав до изб, устыжённые, возвратились к подводам. Сотник, вырвав кнут у возничего, пытался с его помощью остановить бегущих, но те, увёртываясь, не обращали внимания на его крики. Клим остановил его:

— Сейчас ничего не поделаешь, дай им прийти в себя. А сам запомни, кто остался и кто вернулся — это твоя опора.

— Десятники-то, десятники! Пятеро тоже сорвались! — сокрушался сотник.

— Благодари Бога, что не все. Подумай, может, заменить придётся. А пока веди обоз, я с Саввой пойду в деревню.

У первой избы два здоровенных мужика держали воя, а третий, седобородый, орал, махая кулаками. У одного мужика синяк под глазом, другой свободной рукой держал у носа горсть порозовевшего снега. Вой крикнул: «Воевода!» — указал на подходящего Клима и вырвался. Седобородый поспешно обернулся и, не увидев ничего угрожающего, заорал пуще прежнего:

— Тоже мне воевода! Туды-распротуды! Распустили воев! Наших бьют!

Клим подошёл и громче седобородого гаркнул:

— Здорово, мужики!!

Мужики нестройно ответили, а седобородый замолчал. Клим немного тише спросил:

— Мне староста надобен.

— Я — староста, — ответил седобородый.

— Так вот, староста, сейчас в деревню войдёт небольшой обоз, а следом за ним сотня конников. Все полузамерзшие и напуганные. Так что ежели будем шуметь, добра не будет. Как тебя звать?

— Акимом, — отозвался староста, начиная осознавать беду, свалившуюся на него.

— Акимом моего отца звали, вечная ему память! А меня Климом кличут, полутысяцкий опричного ополчения. Прежде всего ты мне должен сберечь обоз в двадцать коней.

— Да ты что! Где я...

— Аким, ты хочешь сохранить свою деревню? Тогда думай и отвечай. Овин у тебя есть?

— Овин-то... В нём хлеб немолоченный.

— Худо, вовремя нужно молотить! Далеко он?

— Хлеб же там!

— Ты что, хочешь погубить у меня коней и воев?! Повторяю, где овин? — Клим поднял плеть.

Мужики угрожающе двинулись к воеводе. Медведь поправил саблю, рядом встал Гулька и спасшийся вой. Мужики попятились. Из метельной белести на улицу въезжали подводы обоза. Староста уныло ответил:

— Овин тут рядом, на околице.

— Хорошо. Вот подъедут все, посылай своих, кого поумней, чтобы снопы сдвинуть, возчики помогут. Очаг там есть?

— А как же.

— Теперь, как сберечь конников? — Староста развёл руками. — Скажи, у вас такие метели надолго?

— Нонче зимой ни одной не было, это первая. Так не меньше седмицы крутить будет.

— Село поблизости есть?

— Вёрст двадцать.

— А лес, бор самый близкий?

— Есть. Верстах в пяти...

— Не пойдёт. Ближе. Учти, сам поведёшь нас в такую вьюгу.

— Небольшой есть, в версте примерно.

— Ладно, поведём туда конников.

— А как же с этими? Ведь набились... А у меня дети, старики, больные...

— Вот сотник. С ним разберётесь. Обмороженных и слабых по избам, а здоровых по баням, ригам и в овин, там, думаю, места хватит. А теперь пошли в избу, где свободнее. У нас помяли одного, лечить будем.

С саней сняли неудачливого возчика, он слегка постанывал. Изба, к которой подвёл староста, была прочно заперта, на дворе лаяли псы. В щели забора виднелись молодцы с дубьём. Вызов хозяина остался без ответа. Клим приказал ломать ворота. Появился молодой мужик и впустил Клима и ещё человек пять. Возчика раздели, положили на скамью. Клим ощупал его, тот, сдерживая крик, скрипел зубами. Приказал нащепать толстых лучин, завернул их онучами, обернул грудь, убеждённо сказал: «Ничего страшного. Рёбра помяли слегка», а сотнику и старосте поручил решить, сколько сюда ещё воев на постой ставить.

Вышел Клим на улицу, забитую ветром со снегом, и только сейчас ощутил разницу между теплом избы и снежною круговертью.

К деревне приближались конники, они спешились и шли по трое в ряд, тянули за собой коней. При малейшей остановке припадали к ним — закреплялась дружба воя с конём. Не заходя в деревню и не давая время на отдых, сотня повернула резко в сторону в ещё большие сугробы. Впереди шли два мужика с палками, рядом Савва. Клим на ходу объяснял сотнику и десятникам, а те воям, что в версте их ожидает укрытие, не объясняя какое. Из обоза взяли и раздали воям топоры, пилы, лопаты.

Клим понимал, что светлого времени осталось не более двух часов. С Медведем договорились, чтобы он поторапливал проводников. Те смотрели на приготовленные топоры и пилы и горевали:

— Погиб Тёмный бор! А сколько там грибов было!

Клим взял у Гульки повод своего коня, и они с ним влились в тесный строй уставших конников.

6

Наверное, только через полчаса изменился тон завывающей бури, появился глухой шум, вскоре переросший в рёв — боролись два великана: ураган с преградой из деревьев. Вокруг из белеси всё чаще и чаще выныривали мечущиеся на ветру небольшие деревья, потом побольше, и вот они на просеке — по обеим сторонам — деревья. Теперь скрипели, трещали в завывающем ветре только вершины, а внизу проносились отдельные порывы. Просека пошла на подъём. Вожаки и первые конники остановились, остальные подтянулись, заходя в чащу.