Старт

Твое место уже занято. Занято другим. А если ты утратила свое место здесь, в цепочке, где же твое место в мире?

Туго набитые рюкзаки еще не давят плечи. Молодые лица раскраснелись от жизнерадостности. Румянец согревает нас.

Мы — одна кровь. Ты не сможешь смеяться, пока не догонишь нас. Отторгнутая от притока сильной нашей крови, ты остаешься пугливой и бледной.

Нами завладело горное притяжение, обратное земному, — не вниз, а вверх. А быть может, это древнее стремление — противопоставить себя извечной земной тяге.

Снег очищает наши души.

Расправляем плечи — на свободе…

Чувство первооткрывателей опьяняет нас. Снег дышит первозданностью.

И мы вдыхаем глубоко, полной грудью. А ведь еще вчера мы были отделены друг от друга, замкнуты в темных бетонных колодцах города. Сегодня мы — вместе… МЫ… Крепкое, уверенное в себе существо, нет преграды, которая остановила бы нас. Всемогущее в своей совокупности существо, недоступное ничему чуждому. Чуждость — не допустим!..

Затворился круг нашей группы — в этой замкнутости мы свободны.

В одиночестве ты всегда начеку, ты закручен колючей проволокой своей личности, ты должен защищаться… И самое трудное — ни на секунду не ослаблять самоконтроля!

Но вот единицы перерастают в МЫ, сразу — легче. Переводим дыхание.

Дисциплина? Все равно это легче, чем самодисциплина.

Беззаботность — групповая добродетель.

Гора дыбится под нашими шагами. Перед нами — небо, под нами — бездна.

Общая устремленность вперед — сплачивает. Шагаем один за другим, объединенные горой. Мерный шаг — первозданное наслаждение тем, что можешь двигаться вперед.

Ритм

Горы — это бесконечный ритм. Хребет за хребтом, вершина за вершиной…

И в этом ритме движется наша колонна. Плечи вздымаются, подобно хребтам. Хребты вздымаются, словно плечи.

Небо, глубокое и спокойное, оттеняет тревогу гор. Гребни гор — скачущая диаграмма земного сердцебиения.

Шагаем — единый, бодрый, постоянный ритм.

В одиночестве — не постигнуть такого ритма.

Шаги одиночки — уязвимы…

Мы — иное, мы — устойчивы.

Ритм передается от человека к человеку по какому-то невидимому проводу… Цепочка… Гармония, почти певческая…

Снег, чистый, незапятнанный, легко слагается в радугу.

Так и мы — разноцветные характеры, слитые в единую радужную дугу.

Общий ритм стирает различия.

Здоровье и счастье обретаешь в этом групповом ритме.

Должно быть, одинокая горная река вот так же блаженствует — вливаясь в море, она теряет и одновременно находит себя.

Первопуток

Чередуемся — прокладываем тропинку…

Бранко выходит вперед. Он все принимает всерьез. Он еще очень молод.

— Я забыл темные очки! — тревожится он, ведь первопуток нужно вначале наметить взглядом.

Тот, кто только что был впереди, переводя дыхание, поджидает остальных. Он, первый, получил право на мгновения отдыха, перед тем, как стать последним.

— Посмотри в левом кармане рюкзака… Я, кажется, захватил две пары… — Раздутый рюкзак поворачивается к Бранко. — Вот тебе от меня на день рождения подарочек — темные очки!

Насмешник чувствует себя обязанным откликаться на всякую шутку другого, и сейчас голос его несется откуда-то из середины цепочки:

— Подарок для совершеннолетнего! Больше не будешь смотреть на мир через розовые очки!

Конечно, не всегда старания Насмешника увенчиваются смехом. Но нам довольно и того, что он всегда «на посту».

Вообще-то он использует один и тот же прием: вставить последнее слово. Но мы получаем двойное удовольствие: во-первых, ни за кем не остается последнее слово, а во-вторых… иногда получается очень смешно.

Мы готовы смеяться даже не очень удачным шуткам. Наша группа настроена на веселье. Общее веселье окрашивает интонации каждого голоса.

А белизна снега четко выделяет каждый силуэт, каждый жест, каждый взрыв звонкого хохота.

Выдумка поэта

А Поэт, который только что прокладывал первопуток, пережидает нас, присев на корточки, чтобы затянуть потуже шнурки ботинок.

А позади всех пока шагает другой, непризнанный поэт. Завороженный картинами гор, вскидывает портативную камеру и снимает, снимает…

Забывшись, ударяется о ранец присевшего.

— Ты что?

— Да так, — бормочет оператор Слав и торопится вперед.

Поэт провожает ироническим взглядом неловкие шаги оператора. Восторженность этого человека кажется Поэту наивной. Он снова наклоняется над ботинком.

И тут Слав быстро оборачивается и щелкает… Поэт ничего не заметил, он и не подозревает, что смешной снимок неуклюже присевшего на корточки альпиниста будет последней памятью о нем.

Никто не знает, каким его запомнят.

— Хватит тебе государственную пленку тратить! — Это, конечно, Насмешник окликает оператора.

Но тот не слышит. Горы нахлынули на него, подобно морскому приливу. Он захлебывается. Волна за волной, и каждая — все выше. Пейзаж за пейзажем — все поразительней. Он беспомощен перед этим напором белизны и высоты, он уже пошатывается, как пьяный. Нет, здесь не хватит ни пленки, ни умения, ни времени. А мы смеемся над ним.

Этот мир — в нашем владении. А вот он не может быть хозяином мира — он слишком волнуется и суетится.

Слав, оператор, — наш неудачник. И он нужен нам именно таким, он — мерило наших достижений. Мы не считаем его настоящим альпинистом, несмотря на все его старания, а может быть, как раз из-за этой чрезмерной, на наш взгляд, старательности. Мы едва согласились включить его в состав группы на этот трудный подъем… И то тянули до последнего… Славу помогло отсутствие Деяна, мы взяли оператора, чтобы не нарушать установленное число… И теперь Слав — самый счастливый… Никак не может поверить в свою неожиданную удачу… Пока Деян не догонит нашу группу, Слав — с нами, Слав чувствует себя равным нам…