Старые истории (сборник)

– Граждане колхозники, они тем разом перепились и Назарку заседлали, - говорит Федул.
– А Минеевич сел на него верхом и вокруг жернова ездил.

– Врет он!
– покрывая хохот, срываясь на визг, кричит Минеевич.
– Он самулянт!

– А кого за это выключили из артели? Кого?
– распаляется и Федул.
– Он всю жизнь бабу на пасеке продержал, а сам прорыбачил. За что ж ему двадцать рублей?

– Прямо не Минеевич, а как это... литературный инструктаж, - говорит на ухо председатель сельсовета председателю колхоза.

Тот снисходительно улыбается и поправляет:

– Не инструктаж, а персонаж.

– Какая разница!

– Тихо, товарищи! Хватит прений. Все ясно. Давайте голосовать: кто за то, чтобы Максиму Минеевичу Пустовалову назначить пенсию в двадцать рублей?
– спросил, поднявшись, председатель колхоза.

Зал не колыхнулся, ни одна рука не вскинулась кверху.

– Понятно... Кто за пятнадцать?.. Как всем... Единогласно!

– А ежели как всем...
– затрясся от негодования Минеевич, - сами и заседайте. В насмешку сидеть не желаем.

Он с грохотом отодвинул стул и вышел из президиума в зал.

– От дак вырешили!..

– Прямо как в лагун смотрели...

– Совершенно правильные слова...

– По первому вопросу все, - сказал председатель колхоза.
– Шестнадцать пенсий выдали, две отказали. На второй вопрос разное. Слово имеет председатель сельсовета Бобцов Федосей Иванович.

Федосей Иванович подошел к столу, раскрыл папку с делами, солидно откашлялся.

– Поступила жалоба от гражданки Криволаповой Евдокии Семеновны на Силантьева Парамона Ивановича и на Черепенникова Федула Матвеевича в том, что они, отперев замок, вошли в дом Криволаповой, выпили осадки от пива, хлебную опару и съели на закуску картошку для поросенка. Посему поросенок визжал, когда пришла хозяйка. Вопросы имеются?

– Судить их надо колхозным судом чести!

– Хорошенько их приструнить! Они, как попы, по дворам шастают...

– В таком разе суд колхозной чести занимает свои места в составе председателя Фетиньи Петровны и заседатели - я и Егор Иванович.

– Подсудимые, встаньте!
– приказывает Фетинья Петровна, глядя в папку Федосея Ивановича.

Федул и Парамон встают. Парамон в отличие от Федула сух, с бритым морщинистым лицом; впалые щеки придают ему мрачный аскетический вид, и смотрит он в пол, как заговорщик.

– Как вы проникли в избу Криволаповой?

– Подошли - замок висит... Ну, мы его шевельнули. Я шевельнул замочек ай ты, Федул?
– спрашивает Парамон.

– Чего его шевелить? Это он от ветру.

– От ветру?! Эх, бесстыжие ваши глаза, - встает Криволапиха.
– Небось палец-то об замок зашиб?

Парамон тычет в ее сторону обвязанным тряпицей большим пальцем:

– На, посмотри, на нем шкуры нет!

– А чо у тебя с пальцем-то?
– спрашивает Фетинья Петровна.

– Чирьяка под ногтем. Фельдшер говорит: исделай ванную и помочи... Авось отмякнет. Я скипятил чугунок да сунул туда палец-то. Вся шкура и спустилась, как чулок.

– Не отвлекайтесь! Что в избе делали?
– строго спрашивает председатель сельсовета.

– А что там делать? Чай, не на работу мы ходили к Криволапихе, - огрызается Федул.

– Не рассуждать! Отвечайте согласно уставу...
– повышает голос Федосей Иванович.

– Посмотрели, посмотрели - вроде никого и нет...

– А вы думали - там гостей застолица?
– спрашивает ехидно Фетинья Петровна.

– Пускай Федул скажет.

– Я, значит, заглянул на шесток - лагун не лагун и чугуном не назовешь. Ну, вроде бидон... стоит. А в нем и пива-то нет, так - гушша.

– Одна видимость.

– Мы ее выпили...

– Там малость было... На донышке.

– А больше ничего не брали?

– Боле ничего...

– Ах, совесть ваша!
– восклицает Криволапиха.
– И где ж на донышке! Там более полбидона было. Опара хлебная в деже неделю стояла - и ее выжрали. А кто картошку съел? Поросенку стояла в чашке на скамье... Девки лапшу не доели - я ее тоже туда. Пришла я - поросенок визжит. Я хвать чашку, а там и отчистков нету. Все подчистую стрескали. Хряки они, хряки и есть...
– Криволапиха села под общий хохот.

– Что будем с ними делать?
– спросила Фетинья Петровна.

– Выговор записать в дело.

– Пускай покаются.

– Граждане колхозники!
– переждав шум, говорит Федул.
– Ну чего с кем не бывает? Простить надобно. А мы более не будем.

– А Парамон?

– А что Парамон? Иль я чужих коров доил?
– вскидывается он.
– Не более других пил...

– Хорошо, запиши им выговор, - сказала Фетинья Петровна.

В зале задвигали стульями.

– Подождите расходиться! Слово имеет председатель сельсовета Бобцов Федосей Иванович, - сказал председатель колхоза.

Федосей Иванович встал, полистал в папке свои дела, нашел нужную бумажку, стал зачитывать:

– Товарищи, весна свое показывает: мусор, тряпки, солома, назем и прочие отбросы из-под снега повылазили. От столовой зайдешь в проулок... Тут тебе и собака, и кошка дохлая, и всякие животные валяются до самой речки. А Егор Иванович намедни в речке поймал худые чембары. Протерты не в ходу, а на этом самом месте... На сиденье... Сразу видно - табунщик носил. И у кладовой Степана Ефимовича тоже... мусор и назем. Спрашивается, кто старые чембары в речку кинул? Ведь из нее пьют лошади, скот; ребятешки, подростки купаются с первесны. А что от старых чембар? Один волос исходит и дух чижолый. Куда такое дело годится... Учтите!

– Почем ты знаешь, что табунщик свои штаны бросил?..
– кричат с задних рядов.

– Так они же протертые на сиденье, в седле то есть.

– А может, кто их в конторе просидел?

– Ты сначала установи!..

– Установим... И на следующем собрании сообщим. Все!
– Председатель сельсовета закрывает свою папку.

Народ расходится.

1965

ДОМОЙ НА ПОБЫВКУ

Мы приехали в Тиханово на велосипедах, как туристы - в синих рейтузах да в майках, на спинах рюкзаки, лица потные, пыльные.

– А ну, прочь с дороги!
– встретил нас окриком милицейский лейтенант.

Он сидел на скамейке возле милиции у самого въезда в Тиханово. Перед ним разливалась лужа во всю обочину, а за лужей, да еще за канавой лежала свежая чистая мостовая, покрытая асфальтом. Поперек мостовой на треногах висела доска с корявой надписью: «Проезд запрещен». Буквы черные в потеках, писаны не то мазутом, не то отработанным машинным маслом. Я притормозил велосипед, а мой сынишка Андрей свернул на обочину, с ходу врезался в лужу и, наткнувшись на какой-то невидимый предмет, полетел в воду.