Старые истории (сборник)

– Дядя Федя не озоровал. А этот прямо зафреник, - послышался утомленный Настин голос.

– Никакой он не зафреник. Зафреник! Просто дурью мучается, - лениво возражала Муся.

– Нет, не скажи! Мне сама племянница говорила. И сестра Нюрка. Запирали, говорит, его... на испыток. И что же? Он один воюет с чугунами да с горшками. А ты говоришь - не зафреник...

«Ну, вот и дома...» - приятно думал я, засыпая.

1970

КАК МЫ ОТДЫХАЛИ

– А что, не отдохнуть ли нам сегодня вечером?
– сказал мой приятель Володя Гладких.

– Чего откладывать на вечер?
– подхватил Семен Семенович.
– Отдых - дело сурьезное; ежели ты вечером размахнешься отдыхать - гляди, и ночи не хватит.

Мы сидели под яблоней в саду у Семена Семеновича и пили водку на разостланном одеяле. Можно сказать, и не пили даже, а так - причащались от нечего делать, - на троих была одна бутылка, и та неполная. Время заполдни, жарынь. А ты сидишь в холодке, ветерком тебя обдувает, и ведешь приятные разговоры. В такое время тело млеет, а душа просится на свободу. Вот Володя и надумал: давай отдохнем по-настоящему, с размахом.

– Куда поедем?
– спросил Семен Семенович.

– Куда ж еще? К Батурину, - ответил Володя.

– Тогда запрягай «козла». Не то вечером Батурина и семи кобелями не сыщешь.

– Ехать-то ехать, но «козла» нет, - сказал Володя.

– Вот на!
– удивился Семен Семенович.
– У вас же в райкоме два бегают.

– Разбежались. На одном первый в Рязань укатил. А на другом Николай Иванович где-то в Корабишине застрял.

Володя Гладких был вторым секретарем райкома, теперь остался один и вот соображал, где бы «козла» достать. Он был еще относительно молод - чуть за тридцать перевалило, но успел поработать и председателем колхоза, и главным агрономом управления. Окончил он Тимирязевку и даже кандидатскую диссертацию писал. При каждом моем появлении в Тиханове он заходил и спрашивал: «Венжера не привез?» Или: «Говорят, Лисичкин выпустил книгу о рынке?», «Ты Черниченко знаешь? Вот дает так дает...».

Но больше всего он любил поговорить с Семеном Семеновичем об уличных кулачных боях. Заспорят! Выдержат два боксера напор уличной стенки или не выдержат? «Два боксера - это ж тактика и стратегия! Круговая оборона, понял?
– горячился Володя.
– А уличная стенка - шантрапа необученная. Орут да кулаками машут, а глаза защурят, чтоб другие боялись».
– «Это смотря по тому, какая стенка, - возражал Семен Семенович.
– Ежели, к примеру, в стенке стоял бы мой дед Евсей. Он бы один уложил обоих твоих боксеров. Он, бывало, голицы наморозит, да еще коровьим дерьмом смажет. Они потяжельше твоих боксерских перчаток».
– «Боксерские перчатки легкие, голова!» - «Тогда зачем в драке их на руки надевают?» - «Бокс - это честный бой, понимаешь?» - горячился Володя. «А в стенке тоже лежачих не били...» И так они могли спорить битый час.

– Где ж «козла» раздобыть?
– раздумчиво вопрошал Володя.

– А чего тут ломать голову? Позвони Батурину, он пришлет свою «Волгу», - подсказал Семен Семенович.

– Куда ты ему позвонишь? Он теперь в лугах.

– Ну возьми в управлении. Они ж тебе подчиняются.

– У них свои гаврики на дорогах голосуют, - Володя задумался, потом радостно воспрянул: - Пошли на ветпункт! Врач на сборах, а «козел» в гараже.

– А как же я?
– спросил Семен Семенович.

– Жди. Сперва мы найдем Батурина, договоримся... потом за тобой машину пришлем.

– А кто нам даст машину?
– спросил я.

– Как кто? Пойдем и возьмем. Сами, - ответил Володя.

– Она в гараже, под замком! И для машины ключ нужен?!

Володя поглядел на меня, как на школьника, и даже поморщился. Потом вынул из кармана несколько автомобильных ключей на кольце, побрякал ими перед моим носом и сказал:

– Этими ключами можно завести почти все тихановские «козлы». Мне доверяют. Вот...
– он вытянул медный, сильно потертый ключик.
– Этот ветеринарский. А гараж у них гвоздем открывается. Пошли!

Ветеринарная лечебница стояла на отшибе от села. Когда-то ее строили за колхозной бахчой. Белая круглая башня с двумя крыльями, с окнами во все стороны смахивала на татарскую мечеть. Мужики посмеивались в те далекие годы: «Церкву закрыли, а мечеть для лошадей построили».

От колхозных бахчей теперь и следа не осталось: два порядка добротных домов под шифером, под голубой и красной жестью растянулись от Тиханова до самых Выселок. Сады, палисадники, улица широкая да травушка-муравушка... Красота! Идем с Володей, любуемся.

– Это кто ж построился?
– спрашиваю.
– Совхоз для рабочих, что ли?

– У нас из тихановских в совхозе работает только один человек - управляющий, - ответил Володя.

– Как?!
– удивился я.
– В Тиханове эдакая прорва людей... Где ж они работают?

– В конторах.

– Так уж все и в конторах?

– Еще на кирпичном заводе, на аэродроме, в доротделе, в лесничестве. Мало ли где.

– Но ведь у вас в райцентре совхоз? По крайней мере отделение. Кто ж в поле работает?

– Сергачевские.

Село Сергачево лежало в трех километрах от Тиханова.

– Что ж они, на автобусе ездят?

– На грузовиках.

– Весело живете, - говорю.

– Не жалуемся.

Мы остановились возле щитового финского дома, покрашенного в желтый цвет.

– Зайдем, - кивнул Володя.
– Это мое жилье.

Дом как дом - ничем не лучше других; веранда с крылечком под козырьком, сарай за домом, а впереди палисадник, обнесенный штакетником: молодые яблони, приземистая кустистая черноплодная рябина, аккуратные грядки клубники.

– Чей сад?
– спрашиваю.
– Кто садил?

– Сад мой, а дом казенный.

– Значит, надолго осел.

– Не в том дело. Просто я терпеть не могу оголенные дома. Крестьянская привычка: где живешь, там и сад ростишь. Это, знаешь, вроде зуда в руках; как иная бабка без веретена или вязальных спиц сидеть не может, так и я... Эти яблони из рязанского питомника привез - семилетки. А за рябиной в Мичуринск ездил.

Он отпер дверь под английским замком, снял в сенях со стены брезентовую куртку и стеганую фуфайку.

– Выбирай, что по душе, - подал мне.

– Зачем?
– спросил я удивленно.
– И так жарко.

– Пригодится. Зори у реки холодные, - нехотя ответил он, захлопывая дверь.

Мы прошли задами к ветлечебнице. Здесь было пустынно и безлюдно. Двери на замке. В левом крыле окна выбиты.

– Это что? Ребятня хулиганит?!

– Нюрка Селезнева разбила, - сказал Володя, заглядывая внутрь, потом пояснил: - Санитарка эпидемстанции.

– Ненормальная, что ли?

– По пьянке... Они тут с врачом вдвоем хозяйничают. Он у нас и ветврач и эпидемиолог. Холостой... Путался с ней. Кто их знает - видать, поссорились. Он ее хотел уволить. Она напилась с утра пораньше и пошла окна бить. Да орет на все село: я ему, говорит, не только окна - глаза серной кислотой выжгу. Он и укатил на сборы.