Стать японцем

лечения (массаж, иглоукалывание, прижигания моксой, горячие источники, фармацевтические препараты китайской медицины) продолжали играть существенную роль, хотя люди «передовые» стали относиться к ним со скепсисом. Как и в других областях, введение нового не обязательно уничтожало в Японии старое. Так произошло в древности с языком — огромное количество заимствований из китайского не вытеснило японские слова с тем же значением, так что и современный японский язык отличается исключительным синонимическим богатством. Так произошло и с одеждой — европейский костюм соседствовал с японским. Магические средства лечения и посещение храмов с вознесением молитв о выздоровлении тоже продолжали иметь широкое распространение. Официальная лекарская деятельность бродячих монахов-яма-буси была запрещена, но она выжила в превращенной форме: они основывали новые религиозные школы весьма эклектического свойства (в пантеон могли одновременно входить и Платон, и Аматэрасу, и Христос), внутри которых они продолжали врачевать с помощью гаданий, заклинаний и новоизобретенных пилюль. Еще в 20-х годах XX в. наряду с рекламой патентованных средств можно было встретить и такую: «Черные шарики от всех болезней!» То здесь, то там объявлялись ясновидящие, гипнотизеры и мессмеристы.

Заболевания туберкулезом фиксируются еще в токугавской Японии, но теперь этот недуг получает поистине широчайшее распространение. С появлением промышленных предприятий в города устремляются юные обитатели сельской местности. Их доходы были крайне невелики, проживали они по преимуществу в переполненных бараках, рабочий день длился нескончаемо долго. Скученность, антисанитария и неполноценное питание решительно способствовали распространению туберкулеза. Состав рабочих отличался огромной текучестью; возвращаясь в деревню, они заражали своих односельчан. Количество отбраковываемых в армии из-за туберкулеза новобранцев также стремительно увеличивалось (7,7 на 10 тысяч человек в 1887 г. и 41,4 в 1900 г.).

В то время нигде в мире лечить туберкулез еще не умели. Эффективным противоядием считалось усиленное питание с достаточным содержанием животного белка и активные физические упражнения. Таким образом, пропаганда «здорового» образа жизни имела крайне важное значение для жизни каждого японца, но мясная диета в условиях тогдашней Японии обеспечена быть не могла.

И холера, и туберкулез — болезни, хорошо знакомые и на Западе. Однако эпоха Мэйдзи обострила и специфически японские заболевания. Главным из них было бери-бери (элементарный полиневрит, яп. каккэ), которое может приводить к летальному исходу. Прогресс, достигнутый в японском сельском хозяйстве, привел к тому, что намного больше японцев стали употреблять «белый» (обрушенный) рис, который издавна считался престижной пищей. Японцы гордились тем, что они, в отличие от жителей соседних стран, потребляют «белого риса» намного больше, что расценивалось ими как плод (злак?) прогресса. Однако одновременно это привело к острому недостатку в рационе витамина В1 (тиамин), который содержится в рисовой шелухе. Одним из традиционных названий этой болезни было словосочетание «Эдо ямаи» (болезнь Эдо), поскольку именно в Эдо с его повышенной концентрацией статусного населения данный вид авитаминоза был раньше распространен больше всего — это была болезнь богатых и знатных людей. Однако теперь «эпидемия» бери-бери разрослась до масштабов страны. На Западе дефицит тиамина в значительной степени восполнялся за счет потребления хлеба, круп, мяса и молока, но в Японии, несмотря на стремительный «прогресс», эти продукты имели ограниченное распространение.

Изабелла Бёрд свидетельствует, что в двух деревнях на северо-востоке Японии за семь месяцев от каккэ скончалось 100 человек (совокупное население деревень составляло 1700 человек). Отец Николай постоянно жаловался в своих дневниках на то, что каккэ косит его сотрудников и прихожан. В 1878 г. количество военных в императорской армии, больных каккэ, составляло одну треть личного состава! За время японско-русской войны болезнь унесла жизнь 5700 военнослужащих (при общих потерях на линии фронта приблизительно в 70 тысяч человек). Однако отказаться от белого риса было непросто — ведь престижность армейской службы определялась для простого крестьянина, в частности, тем фактом, что рис в рационе солдата занимал ведущее место. На флоте, где господствовали английские порядки и матросы питались по-европейски, ситуация была намного лучше, и это навело врачей на размышления. Армейские медики в результате определили, что в рацион солдата должен обязательно входить и необрушенный рис (brown rice, гэнмай). После этого открытия болезнь стала отступать. Так удалось победить страшное заболевание, которое долгое время считалась инфекционным, и главную роль в этом сыграли военные медики. Этот немаловажный факт свидетельствует: прогресс в медицине (впрочем, как и во многих других областях) в значительной степени обеспечивался в Японии потребностями в боеспособной армии. По большому счету это не было особенностью Японии. Военные медики на Западе тоже играли огромную роль в развитии медицины.

Показательна в этом отношении ситуация с венерическими заболеваниями. Публичные дома имели в Японии повсеместное распространение, и ни для кого не являлось секретом, что именно они являются основным рассадником венерических заболеваний. Еще Сугита Гэмпаку (1733—1817), известный врач, отмечал, что из приблизительно тысячи обращений за год, в 70—80 процентах случаев ему приходится иметь дело с сифилисом (был завезен европейцами в Японию в XVI в.). Отношение японцев к венерическим заболеваниям было достаточно спокойным. Однако в глазах христиан эти заболевания считались «позорными», ибо свидетельствовали о распущенности и отсутствии морали. Под влиянием их взглядов образованные японцы и их врачи тоже стали относиться к венерическим заболеваниям с гораздо большей настороженностью и вниманием. Данные за 1881—1882 гг. свидетельствуют, что около половины клиник в стране специализировались именно на венерических заболеваниях¹³¹.

Западные наблюдатели критиковали существование публичных домов исходя прежде всего из моральных соображений. Но власти демонстрировали поначалу ограниченную восприимчивость по отношению к этой критике и отделывались косметическими изменениями (так, в 1872 г. публичные дома были переименованы в «съемные номера»). Над проститутками установили медицинский контроль, но он не изменил ситуацию кардинально. Дело начало меняться только после того, как обнаружилось, что среди тысячи призывников насчитывается 24—25 сифилитиков, и это активизировало исследования сифилиса в Японии. Показательно, что пользовавшийся долгое время в мире широкой популярностью препарат сальварсан был открыт именно японским медиком (в сотрудничестве с немецким) в 1910 г. Однако этот препарат все-таки имел ограниченную эффективность, вплоть до широкого распространения пенициллина (уже после окончания Второй мировой войны) болезнь имела широкое хождение, а смертность от сифилиса в 1911 г. составляла 9,6 промилле, превышая показатели по брюшному тифу (7,3) и дизентерии (6,6)¹³². При этом публичные дома продолжали функционировать практически беспрепятственно.

Роль военных была велика не только собственно в лечении болезней. Армия была той школой, где учили современной гигиене. Внимательный немецкий наблюдатель отмечал в 1904 г., что в гигиенический набор японского солдата непременно входит зубная щетка, в то время как немецкого солдата не учат чистить зубы, и из его рта исходит такая же вонь, как из пасти охотничьей собаки¹³³.

Подготовка врачей (были по-армейски — или же по-японски — ранжированы на 10 квалификационных категорий) и в особенности медицинских сестер, вся деятельность Общества Красного Креста (образовано в 1887 г.) находились в прямой зависимости от военных нужд. Медицинские сестры, прошедшие подготовку при Обществе Красного Креста, приносили клятву, что в течение 10 лет после окончания курсов они «в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств» (т. е. войны) явятся в офис Общества и отдадут все свои силы для помощи раненым и больным. Показательно, что в тех областях медицины, которые напрямую не касались военных (их непосредственного контингента), усилия государства были в то время минимальными. Так, детская смертность в Японии была очень высокой и имела тенденцию к росту (150 смертей на 1000 рождений в начале XX в. и 188,6 в 1918 г.), но никаких особых мер по ее уменьшению длительное время не предпринималось. Молчаливо признавалось, что японские матери народят еще.

Государство рассматривало человека как ресурс для обеспечения модернизации. И этот ресурс должен быть хорошего качества, т. е. здоров. При учреждении в 1911 г. правительственного фонда «Сайсэйкай» (первое пожертвование в него сделал сам император Мэйдзи), целью которого являлась забота о здоровье пролетариата, было выпущено заявление, в котором, в частности, говорилось, что бедность и болезни трудящихся препятствуют развитию производительных сил страны¹³⁴.

Одной из главных составляющих процесса модернизации было создание сильной и боеспособной армии. Лозунг этого времени — «богатое государство и сильная армия», в котором не находится места самому человеку, как нельзя лучше свидетельствует о стиле мышления. Проявляя несомненную заботу о здоровье подданных, власть одновременно (прежде всего?) демонстрировала, что тело этих подданных — не есть личное дело каждого человека, тело — это ценность, на которую распространяется контроль государства. Это было начало процесса по «национализации» тела японца.

Улучшение (на европейский лад) медицинского обслуживания в Японии эпохи Мэйдзи не вызывает сомнения. За это время удалось значительно увеличить количество клиник, победить (свести к минимуму) многие инфекционные заболевания, воспитать плеяду квалифицированных врачей, разработки японских медиков пользовались признанием и в Европе (изобретение дизентерийной сыворотки, исследования по сифилису). Пожалуй, медицина была единственной областью, где японская наука стала вносить свой вклад в развитие науки мировой. Однако вызовы модернизации оказались чересчур серьезны, ресурсы страны и квалификация управленцев — недостаточны. Несмотря на значительное увеличение численности населения (за период Мэйдзи приблизительно с 33 миллионов человек до 50), оно было достигнуто в основном за счет увеличения рождаемости, но продолжительность жизни среднего японца практически не увеличилась и составляла около 42 лет.

Глава 8

Церемониальное тело: пусть будет как всегда

Модернизация подвергала реформированию жизнь японца и жизнь всей страны. Приобретения были велики, велики были и потери. После восшествий Мэйдзи на престол вспыхнула гражданская война. Продолжая ее, по стране прокатилась волна восстаний (как самурайских, так и крестьянских). Их причиной стали реформы, которые затронули основы прежнего порядка и изменили стиль жизни. В контексте нашей проблематики чрезвычайно показательно, что многие самурайские выступления были вызваны вовсе не экономическими причинами (лишение самураев привычного рисового пайка), а реформой их облика — лишение традиционной прически и права на ношение двух мечей. Самое крупное восстание под водительством Сайго Такамори было поднято в 1877 г. после указа 1876 г. о запрещении ношения двух мечей.

Поэтому предпринимаются колоссальные усилия для того, чтобы новые типы жизненной и двигательной активности не сказались на сохранении порядка и иерархии. Государство решало трудную задачу: вестернизация требовала большей свободы для каждого человека, но эта «свобода» легко перерастала в хаос. Критика властей, мятежи, потеря уважения к старикам («ретроградам») и, следовательно, к семейным ценностям, усиление индивидуалистических тенденций и «вольнодумство» были чертами времени. Оппозиционеров находилось в Японии по европейским понятиям не так уж и много, но они были все равно видны, они «мозолили» глаз, вызывали раздражение и ужас, ибо совсем недавно в стране нельзя было увидеть ничего подобного.