Стать японцем

С начала 80-х годов среди государственников растет осознание того, что для борьбы со всеми этими социальными недугами следует призвать модернизированное конфуцианство. Западники открыто потешались над ним. Примером может послужить Фукудзава Юкити — кумир либералов. В прежней Японии пользовалась большим авторитетом история о китайском мальчике У Мэне. Он прославился тем, что подставлял свое тело комарам, желая избавить от кровососов родителей. Фукудзава же цинично заявлял, что лучше бы сын купил родителям москитную сетку. В основанной им школе Кэйо (в будущем — университет Кэйо) Фукудзава даже запретил поклоны — он полагал, что они бессмысленны, не приносят никакой пользы и отнимают слишком много драгоценного времени...¹³⁵

Западники смеялись над конфуцианством, но в арсенале культуры не нашлось более действенного средства для контроля над телом и его личностью. Идеи Фукудзава Юкити пользовались популярностью среди «либералов». Однако значительная часть политической элиты страны была настроена вовсе не либерально. Она хотела привнести в Японию западный технический прогресс, но при этом не желала поступиться своими представлениями о том, как должно выглядеть общество: оно должно быть максимально управляемым.

Поэтому идеологи обновленного японского государства, опираясь на классические конфуцианские тексты, неустанно подчеркивали важность церемониального поведения для обеспечения общественного порядка. Нисимура Сигэки в 1875 г. утверждал: «Тот, кто обладает правильно воспитанным телом, действует в соответствии с принципом правильного управления государством. Поэтому воспитанное тело и управление государством принадлежат правильно организованному миру. Не умеющий обуздать желаний и воспитать свое тело не принадлежит к миру, где государство управляется правильно»¹³⁶.

Воспитание тела начиналось в школе, которую были обязаны посещать все дети. С 1880 г. в программу обучения был введен предмет, который обычно переводится на русский язык как «этика» или «мораль» (сюсин). Более буквально он переводится как «воспитание личности». На занятиях по этому предмету учили уважать императора, родителей, старших по возрасту и положению, соблюдать церемониальные нормы поведения. Обучение было нацелено на то, чтобы человек и его тело «правильно» понимали свое место в государстве и обществе.

Все это было, казалось, подзабытое конфуцианское «старое», но это было не так. Если в токугавском обществе на первом месте стояло почтение перед родителями, то теперь на первом месте находились император, родина, государство.

Всеобщее обязательное обучение продолжалось для юношей в армии, служба в которой была также обязательной. 4 января 1882 г. был обнародован манифест Мэйдзи, адресованный армии. От военнослужащих император требовал безоговорочной верности себе и стране, скромности и честности. Долг перед родиной — тяжел, как гора, но смерть за нее — легче птичьего перышка. В тексте указа Мэйдзи уподоблял себя голове, а армию и флот — рукам и ногам. Важнейшим свойством военнослужащего являлось соблюдение «церемо-ниальности», т. е. строжайшая соподчиненность.

В 1890 г. появился манифест Мэйдзи о воспитании, адресованный школьникам. Помимо призыва к прилежной учебе и почитанию родителей, в нем говорилось о долге перед родиной — «в случае необходимости» отдать свою жизнь и тело за государство и императора. Это был еще один этап в деле национализации тела.

В этих условиях ключевая ценность японской культуры — церемониальность (Рэй) — становилась предметом для размышлений во множестве исследований, книг и пособий. Их цель заключалась в том, чтобы законсервировать представления относительно того, каким следует быть телу во время социального общения. Как уже неоднократно отмечалось, нормированность поз и движений всегда служила важнейшим признаком воспитанности. Воспитание тела было призвано обеспечить максимальную предсказуемость поведения, закрепить социальный порядок и иерархию, которые и служили эквивалентом «культуры».

«Если бы в Поднебесной не существовало церемониальное™, то стало бы невозможно отличать высоких от низких, взрослых от детей. Дело кончилось бы тем, что мораль была бы упразднена, а мир людей погрузился бы во тьму и превратился в мир животных»¹³⁷. В процитированном отрывке из популярного пособия по этикету ясно говорится о том, что только тщательно иерархизированное общество является по-настоящему человеческим. В связи с этим распространение любых эгалитаристских идей было в Японии делом чрезвычайно трудным.

Автор пособия по «этикетному» («церемониальному») поведению утверждал далее: «Уважительность, демонстрируемая телом, соблюдение церемониальное™ и скромности позволяет избегать постыдных ситуаций»¹³⁸. Категория «стыда» имела (и имеет) очень большое значение в картине мира японца. Воспитание и обучение были нацелены на то, чтобы человек твердо осознавал свое место в обществе. Это знание гарантировало, что он никогда не попадет в «постыдное» положение.

«Постыдность» была заключена в том, что человек не знает своего места в общественной иерархии, а потому его поведение создает непредсказуемые ситуации. Без этого «места» человек ощущал свою ущербность. Пролетариями в Японии становились младшие сыновья и дочери; переехав в город, они теряли свой крестьянский статус, а потому отношение к ним отличалось крайней презрительностью. Пролетарское движение в Японии выступало не за свои «права» и не ставило своей целью борьбу за власть. В выступлениях рабочих (имели форму прежде всего чрезвычайно вежливых обращений/петиций, адресованных предпринимателям) акцент делался прежде всего на том, что предприниматели обращаются с ними так, как если бы они не имели «статуса» (тий), т. е. предприниматели ведут себя как варвары, не ведающие пути Неба и человека. Рабочие полагали (хотели полагать), что имеют дело не с бездушным «капиталистом», а со старшим по положению человеком, который, в силу своего старшинства, обладает большей «моральностью» и потому обязан с большей ответственностью заботиться о младших членах своей «семьи». Таким образом, вчерашние крестьяне хотели обретения определенного статуса в заводской и общественной иерархии, чтобы и в незнакомом городе с ними обращались с такой же «теплотой» и «(строгой) справедливостью», как обращались с ними помещик, семья, односельчане, а они, в таком случае и в свою очередь, как стандартно утверждалось в прошениях, станут трудиться с еще большим рвением.

Каждое сословие в токугавской Японии обладало строго определенным и по-своему уважаемым статусом, рабочие же были его лишены, и потому, не пользуясь сочувствием и мо-

Осознание важности церемониального поведения было всеобъемлющим — как на уровне поведения индивида, так и в социально-государственной жизни. В пособии по церемониальному поведению утверждалось: «Если ты соблюдаешь правила церемониальности, то без всякой борьбы сможешь подчинять себе других»¹⁴⁰. Иными словами, без правильного, «церемонного» поведения невозможно добиться успеха.

Телесное поведение должно быть в высочайшей степени предписанным, любое действие выполняется не по наитию, а по заданным правилам. Никакое своеволие не допускалось, ни о какой «свободе» или «непринужденности» в пособиях по церемониальному поведению не говорилось. Для того чтобы стало понятнее, насколько всеобъемлющим был канон телесного поведения, перечислим основные пункты, на которые обращает внимание автор пособия.

Приветствие в положении «стоя» (наибольшее уважение, стандартное уважение, приветствие на улице, женское приветствие); приветствие в положении «сидя» (по отношению к высокопоставленному, равному); правила вставания с места, сидения, занятия сидячего положения; церемониальность во время ходьбы (приветствие по отношению к высокопоставленному и равному, положение рук и ног во время ходьбы; ходьба рядом с высокопоставленным человеком); направление взгляда во время беседы, манера говорить; как носить одежду (японскую и европейскую); как приветствовать хозяев дома во время визита; как складывать и вешать одежду; вручение, преподнесение и приглашение к действию (письменное обращение, чай, жаровня для обогрева, сладости, тушечница, книга, письмо, свиток, веер, нож, музыкальные инструменты, настольные игры, носовой платок, зубочистка, вода для умывания, одежда, светильник, зонтик, ваза); способы обращения с определенными предметами (веер, раздвижные перегородки в доме, светильник, раковины и морская капуста, укладка в бочонок съестных даров — рыба, птица, моллюски, креветки, овощи и т. д.); как ставить светильник, ширму; сервировка переносного столика для еды; угощение и обслуживание гостя (11 основных пунктов); приветствие гостя и прощание с ним; приглашение гостя; убранство гостиной; встреча гостя в европейской одежде; устройство постели для гостя; как предлагать гостю утрен-

Одной из социальных «площадок», где полностью сохранялись представления о том, что телесное поведение должно подчиняться строгим фиксированным нормам, был традиционный театр (Кабуки и в особенности Но). Со второй половины периода Мэйдзи традиционный театр получает государственную поддержку, он позиционируется в качестве одного из символов Японии. Высоких гостей из западных стран неизменно приглашают в японский театр. Однако среди европейской публики того времени японский театр вызывал скорее полное непонимание. И^не столько чуждостью содержания игравшихся пьес, сколько самим характером действа и действий актеров. Уничижительный отзыв доктора Бельца может быть признан типическим. «Движения в японском театре абсолютно несвободны, а потому задача [актеров] весьма непроста. Ни одного шага нельзя ступить в естественной манере. Всюду следует быть напряженным, всюду следует подавлять естественные движения, чтобы превратить их в фиксированные. Вот и получается, что такое действо не лишено любопытства, но оно некрасиво. Всё там отличается какой-то чрезмерной строгостью, все там выдает старую Японию, где все подвергалось стандартизации»¹⁴². Следует добавить, что отзыв немецкого врача (а также множество других, ему подобных) услышан не был. Потому что для японцев именно «несвобода», фиксированность и «неестественность» движений актера были признаком «настоящей» культуры.