Status in statu (Государство в государстве)

– Да, но он уехал на тубзону. А что, он твой друг?

– Да нет, просто знакомый.

– Тоже прошёл здесь прожарку, но держался молодцом. Но тебе, Ваня, он бы всё равно не помог. По тебе решает руководство. Как решит, так и будет. Молись, чтобы решили положительно – будешь жить, а нет, так поедешь в гарем. Мы тебе тут устроим, как идти против…

На этом их разговор закончился. Кузя ушёл, а Ваня продолжил висеть в абсолютной темноте. Его судьба уже не принадлежала ему самому. Она была в руках каких-то высших сил. Из откровений простоватого Кузи Ваня понял, что Администрация, именно она, организовала творящийся здесь беспредел и прекрасно осведомлена обо всём, но, на всякий случай, делает вид, что она «не в курсе», чтобы, в случае необходимости, свалить всю ответственность на опекаемых ею коз.

Подвешенный человек – так, никто, просто замученное мучное чучело. К вечеру ноги и руки у Вани сильно отекли, казалось, что сил для того чтобы висеть не осталось никаких. Да и в голове постоянно колотился какой-то горячечный кавардак.

Однажды из коридора донеслись до него знакомые голоса. Говорили о нём. Подловатый издевательский Гошин голосок он не забудет никогда.

– Кентишёк! Ёк-ёк-ёк! Крепись!

И под общий дружный хохот гопкомпания «избранных» козлов удалилась. Они где-то недалеко занимались спортом и, проходя мимо висящего Вани, не оставили его без внимания. Эти издевательские насмешливые слова бывшего «друга» Ваня будет помнить долго. Было горько и обидно и за себя, и за так называемую дружбу. Но он получил хороший урок. Такова жизнь – она постоянно нас учит.

(С этого момента Ваня никогда уже не верил ни одному молящемуся и бьющему поклоны лицемеру. Ему навсегда опротивели их постные плутоватые рожи).

В реальной вольной жизни такого не изведаешь никогда: там другие отношения между людьми, другие законы и правила, другие, не такие скорбные как здесь, уроки.

А пока надо терпеть и держаться. Эти гады только и ждут, когда он начнёт умолять их об освобождении и будет согласен на все их правила. Недавно, кто-то из рядовых коз ляпнул ему, что были до него и такие герои, которые висели по четверо суток. А для него этот тяжкий искус только начинается. Интересно, сколько суток он сможет выдержать? Одно он твёрдо знал, что висеть ему придётся до конца. Но он никогда не будет просить пощады…

Россия-матушка храпит,

Не знает, что в тюрьме висит

Над родиной распятый Зек,

Который… тоже человек.

Незаметно наступила ночь. Теперь ещё и тишина окружила этот зловонный непроницаемый шапочный мрак. Никто не приходил справляться о нём (Интересно, сколько мучеников отправилось с этой решётки прямо в иной, более совершенный мир?). от всё возрастающей усталости Ваня находился в каком-то полубессознательном трансе. Тело его безвольно висело на решётке, а душа жила и летала в неизведанных пространствах. Иногда он приходил в себя, пытался растянуть верёвки, но причудливые образы снова появлялись в глубине сознания, и он опять улетал в чёрные дали.

Время остановилось. Жизнь иссякала. Где-то на воле шёл 2015 год, но и здесь, в средневековье, ещё оставалась возможность дышать тем же самым воздухом, которым дышат сейчас в подмосковных дачах и «резиденциях» вершители судеб человеческих.

В голове и душе ни мыслей, ни чувств, измученное тело вздрагивает и скрежещет от несменяемой позы. Пустота заполняет сознание, вытесняя из него последнюю возможность хоть что-то понимать. Ваня, конечно, не заметил, как наступило утро, затем время завтрака. Вокруг висела неумолимая тишина.

Ближе к обеду пришли доморощенные и вышколенные российские козы.

– Ну, как ты, Ваня? – ёрничал весельчак Кузя.

– Отлично. Если у вас тут по четверо суток висели, то я со своими сутками вообще бодрячок малоопытный.

– Ну, чё, ещё будешь висеть?

– А у меня есть варианты? – поинтересовался Ваня.

– Ну, если будешь как все, не выделяться и не восставать…

– Я вам стирать не буду. – сразу отрезал Ваня.

– Да мы найдём, кто будет стирать. Насчёт тебя другие планы.

– Какие?

– Пока тебе незачем знать. Время придёт, узнаешь.

Ване всё-таки было интересно, что решило руководство, какие указания дало им всемогущее Мясо. Оставалось только догадываться.

– Ты всё понял?

– Всё понятно.

– Да смотри и не заставляй нас возвращаться к старому.

Ваню развязали. И тут он остро ощутил, что такое не чувствовать рук и ног. Он как подкошенный свалился на матрас… Но немного погодя, начал растирать свои окаменевшие руки и ноги.

Вообще-то Ваня давненько не баловался курением, но после такой ночи он не сдержался, взял сигарету и, глядя в сумрачный потолок, закурил. Сразу закружилась голова, мгновенно реагируя на глубокие затяжки. «Как хорошо!» – думал Ваня. – «вот так просто лежать, ни о чём не думать и ничего не желать». Он сделал ещё несколько затяжек, посмотрел на сигарету и затушил её: с сигаретой хорошо, а без неё лучше. Даже и в Аду нельзя давать себе никаких поблажек.

Минут 30 Ваня приходил в себя, потом встал и, как ни в чём не бывало, отправился в «свой» карантин. Внешне он почти не изменился, но внутри был уже другим человеком…

Когда Ваня перед этапом на «Семёрку» отдыхал в Омском централе СИ-1, в камере он познакомился с очень интересным человеком, только что выехавшим с семёрки по каким-то судебным недоработкам. Звали этого человека Антип. Был он из Петербурга, занимал в преступной иерархии далеко не последнее место, имел вес, авторитет, власть, деньги, жил в довольстве и достатке… Но… За налёт на инкассаторов ему припаяли срок, строгий режим, и он почти до конца этот срок отсидел. Он, стремяга, смотрел за бараком. Два месяца из восьми лет оставалось ему досидеть до свободы, когда за призрачное место под барачным солнцем, произошла массовая драка со смертельным исходом. Ему добавили ещё 6 лет, поменяли режим на особый, и ему с его чёрным прошлым пришлось поехать в Омск (Ваня так и не смог понять, чем он расположил к себе этого Антипа, который после семёрки был молчалив и не разговорчив с зековским контингентом, но именно Ване открыл некоторые тайны души своей).

На «Семёрке» Антип пробыл два года, почти всё время под крышей, то есть в изоляторе и СУСе (строгие условия содержания). Он рассказывал просто невероятно страшные вещи: за избиения, пытки, насилия и издевательства. Поведал Ване, как у них всё продумано до мелочей, как все следят друг за другом, что творится в карантине, адаптации и отрядах. Было только одно спасение: выйти в промзону на работу, и там за работой не видеть творящегося в зоне блядства. Как вымогают деньги на гуманитарную помощь. Сколько зек должен платить, чтобы жить более-менее спокойно, а если платить нечем, то ему создадут невыносимые условия для жизни. Администрация вместе с козами выколачивает с зеков деньги и запугивает их по всяким надуманным поводам. Как они под видимостью соблюдения режима творят свои грязные делишки, а если кто-то откроет рот, актив (козы) заводит его в каптёрку, мешок на голову, матрас и излюбленные садистские методы, чтобы человек замолчал надолго. Администрация вполне солидарна со своим дрессированным и распущенным козлятником.

Начальник колонии Михалищев Михаил Михайлович старается особо не вникать в такие мелочи содержания. Важно следить, чтобы статистика соответствовала требованиям сверху. Много трупов? Ну и что? Главное – правильно отписаться. На первом месте: план в промзоне, отсутствие связи и наркотиков. Зона работает, а остальное – мелочи. Из здоровых людей делают непредсказуемых зомби? Ну и что? Они же уголовники, рецидивисты, разве можно их исправить! Чем меньше такие живут, тем легче дышится «просвещённому обществу» в столицах! Да, к тому же, у МММ есть ещё и Мясников В.В. Вот он путь этим сбродом и занимается. А Мясо занимался своим любимым делом основательно, от души: делая из зеков нелюдей и истребляя их. Вся режимно-оперативная политика была направлена на унижения и уничтожение.

Так вот. Антип хотел любыми способами уехать к себе в Питер, там задержаться как можно дольше, купить себе справки по болезни, оплатить всё, что угодно, лишь бы не возвращаться в омский Ад. Из СУСа он написал ходатайство на снижение срока, его вывезли на омский централ немножко отдохнуть. Он написал ещё одно ходатайство по своему делу. И когда ему принесли билет до Питера, радость его была безгранична.

– Меня уже родственники потеряли, там, на «Семёрке» я не мог им звонить из СУСа. В зоне-то звонки всего раз в две недели, а в Сусе, чтобы позвонить, надо пройти столько унижений, что многие вообще отказываются от общения с родственниками, чтобы не давать повода для вымогательства. А кому охота платить за унижения? Вот многие и не звонят. А когда родственники начинают разыскивать своих и дозваниваются до воспитательного или оперативного отделов, их успокаивают: «Ваш сын не хочет общаться, но с ним будет проведена воспитательная работа». А как эта работа проводится? Зека вызовут в Отдел безопасности и скажут: «Ну что, пидор, ты позвони и успокой свою мамашу. Скажи ей, что всё у тебя отлично. Или с тобой придётся поработать. Ну, чё, животное, ты всосало? А когда пойдёшь звонить, телефон твой будет прослушивать СДиП, чтобы чего лишнего не взболтнул. Всё понял?».