Статуя сексуальной свободы

— Я счастлива! — вполне искренне сказала мамуля и бухнулась на подушку.

— И я ее понимаю! — умилился мой внутренний голос. — Все живы, все зрячие, а псих совершенно чужой — действительно, счастье!

Выходя из комнаты, я услышала, как мамуля бормочет:

— К черту лыжи! Надо сказать Боре, что я не так уж сильно нуждаюсь в активном отдыхе на лоне природы. У меня нервы как канаты! Еще не построили тот дурдом, в который я попаду!

И ее уверенности можно было только позавидовать.

Глава 13

Римма Кондачкова отправилась на сбор урожая к мусорным бакам в несусветную рань. Еще не было шести утра, когда она по шаткой деревянной лесенке с подгнившими ступеньками спустилась с чердака над заброшенной голубятней и направилась к мусорке, зябко кутаясь в драное пальтецо.

Рюмке было плохо и очень хотелось выпить, чтобы стало хорошо. Шанс разжиться средствами на покупку дешевой самогонки у нее был. Рюмка не зря полночи наживала ячмень у сочащейся сквозняком щели в дощатой стене, наблюдая за окнами Мишки Мясника. Толстомордый и хамовитый владелец частного колбасного цеха опять устроил в своей просторной двухэтажной квартире знатную гулянку. Рюмка по опыту знала, что пьют Мишкины гости будь здоров, и с волнением ждала окончания вечеринки, чтобы следом за хозяином праздника увязаться на помойку. Въедливые тетки из эпиднадзора приучили Мясника свято, как библейские заповеди, чтить санитарные правила, так что мусор из дома он выносил без промедления. Рюмка обоснованно надеялась собрать за Мишкой знатный урожай пустых бутылок.

Пьяные и веселые гости Мясника разошлись в шестом часу утра, и следом за последней спотыкающейся парочкой на крыльцо выкатился сам Мишка: толстый, краснощекий, в спортивном костюме и распахнутой куртке-олимпийке с надписью «Россия». Олимпийский Мишка в каждой лапе держал по пакету с мусором. Пакеты шуршали и звякали, суля Рюмке в скором будущем радость и счастье.

Тихой тенью она проследовала за хлебосольным колбасником к помойке у гастронома, дождалась Мишкиного ухода и коршуном ринулась на заметно пополнившийся контейнер.

Мясник не обманул ее ожиданий, даже более того: он без разбору свалил в свои мешки полтора десятка пустых бутылок, среди которых Рюмка обнаружила одну едва ополовиненную. Это существенно приблизило ее к состоянию полного счастья.

Жадно выхлебав из горлышка противно сладкий, но похвально забористый ликер, Рюмка по-хозяйски сложила пятнадцать пустых бутылок в принесенный с собой латаный мешок. Прежде чем взвалить большой угловатый оклунок цвета старого асфальта на спину, Рюмка оглядела его с материнской нежностью. Она могла бы сказать про свой полный мешок словами Ослика Иа: «Мой любимый цвет! Мой любимый размер!». Тащить мешок на коммунальный чердак Рюмка не собиралась. Она знала, что там не избежать дележа добычи. Рюмке надо было дождаться восьми часов — открытия пункта приема стеклотары, и она заранее придумала, как поступить: да просто спрятать до той поры свое добро от алчной бездомной братии. На ближайшем пустыре грязно-серый мешок при должной сноровке можно было вполне надежно замаскировать под земляную кочку.

Пригнувшись под тяжестью мешка, Рюмка серой тенью шмыгнула в опасный, как Фермопилы, проход между гаражами и на сей раз миновала узкое место благополучно. Над пустошью висел сизый туман, но Рюмка хорошо знала местность. Она быстро нашла гнилой пень, под корнями которого вырыли нору бродячие собаки, осторожно опустила на землю свой мешок, и тут увидела в яме что-то серое, лохматое.

— А ну, пшла отсюда! — скомандовала Рюмка, благоразумно вооружившись против четвероногого конкурента увесистой бутылкой из-под шампанского.

Лохматый ком не шевельнулся. Рюмка осторожно подпихнула его ногой и поняла, что никакая это не собака. Она наклонилась, дернула за серые космы и вытянула из норы небрежно скомканный шерстяной платок из тех, в какие любят кутаться древние старушки, приторговывающие в подземных переходах жареными семечками.

— Во пруха пошла! — не сдержала радости Рюмка.

Она спрятала под пенек мешок и шикарным жестом набросила на плечи лохматую шаль. Не новый, но большой и очень теплый платок из козьего пуха укутал ее хилую фигуру с головы до колен. С таким аксессуаром нищенский наряд стал выглядеть много приличнее. Общую благоприятную картину портила только обувь. Топая к своему «спальному корпусу» кружным путем — через пустырь, в обход гаражей, мимо стоящего на отшибе колбасного цеха Мишки Мясника, благослови его бог, Рюмка с сожалением посматривала на выглядывающие из-под лохматого подола старые калоши. Дырявые резиновые боты, обутые на мужские носки, изъеденные молью до состояния кружевных чулочков, были ужасны, но с этим ничего нельзя было поделать. Целые башмаки и носки на помойке, с которой одевалась вся бездомная братия микрорайона, попадались раз в сто лет и ценились как редчайший дар небес.

Рюмка взглянула на нерасторопные небеса с тихим укором, и в этот самый миг на сером фоне медленно светлеющего неба мелькнула довольно крупная тень. Сферический предмет размером чуть больше баскетбольного мяча со свистом вознесся над забором колбасного цеха, перелетел через венчающую стену колючую проволоку и с мягким стуком упал в заросли пожухлой травы. Рюмка не задумываясь сменила направление движения, круто свернула к месту падения неопознанного летающего объекта, подхватила с земли битком набитый черный пакет для мусора и вновь вернулась на курс. При этом скорость, с которой перемещались по хрустящему гравию тропинки тихоходные дырявые галоши, увеличилась, как минимум, вдвое. Рюмка торопилась унести ноги подальше от колбасного цеха. По дивному запаху копченостей, исходящему от пакета, она догадалась, что какой-то изобретательный несун из числа нечистых на руку Мишкиных работничков по типу ракеты «земля — земля» запустил с территории предприятия мешок с готовой продукцией. Отдавать кому-либо деликатесы, ниспосланные ей добрыми небесами, Рюмка не собиралась.

Первый кружок замечательно свежей «Домашней полукопченой» она слопала на бегу, серьезно рискуя подавиться непрожеванными кусками. Второе колечко было съедено уже в меньшей спешке, а третье насытившаяся Рюмка не осилила. Однако она знала, что аппетит к ней вскоре вернется, и собиралась приберечь для встречи с ним всю оставшуюся колбасу. С этой целью на ходу Рюмка цепко озиралась окрест, высматривая подходящее местечко для тайника.

Такое местечко нашлось само, когда она свернула с кочковатой тропинки на ровную дорожку из небольших бетонных плит. На самом деле это была коробка теплотрассы. Под бетонной «крышей» в бетонном же коробе лежали трубы, но они никак не мешали пешеходам на поверхности. Многие любители обустроенных пеших маршрутов даже не подозревали, что у них под ногами метровой глубины пропасть, пока Горводоканал не затеял на объекте ремонт. По устоявшейся традиции, он был неспешным и на первом затяжном этапе выразился в том, что хмурые дядьки в грязных комбинезонах поддели ломами одну из плит, подняли торчком, да так и оставили на добрую неделю. После этого ничто не мешало любопытствующим визуально знакомиться с внутренним миром катакомб. Правда, от проникновения в нее крупных организмов коробку кое-как защищали две доски, переброшенные через проем крест-накрест. В качестве символических барьеров с двух сторон ямы какая-то добрая душа пристроила две половины большой картонной коробки от холодильника. Эти-то картонки и подсказали Рюмке хитрый план.

Осторожно, чтобы не обрушить вздыбленную плиту, она сдвинула в сторону доски, залезла в яму и спрятала между трубами пакет с колбасой. Потом вылезла наружу и спустила вниз половину коробки, загнув боковые лепестки картона вниз, как ножки. Полукоробка замечательно закрыла и трубы, и припрятанную среди них колбасу. Для пущей конспирации Рюмка густо присыпала картонку землей и песком из имеющейся поблизости кучи, так что получилось вполне правдоподобное второе дно. Напоследок затейница щедро натрусила в яму и вокруг нее молотого перца — благо, баночка с этой дешевой приправой наряду с солонкой, ложкой и перочинным ножиком всегда лежала у нее в кармане пальто в полном соответствии с девизом древнеримских бомжей «Все свое ношу с собой». Теперь можно было не опасаться, что колбасную захоронку унюхают и разорят собаки. А вездесущих крыс, по мнению Рюмки, должен был отпугнуть песок с сильным запахом кошачьей мочи.

Очень довольная своей смекалкой, а также многочисленными и разнообразными дарами небес, Рюмка пришла на обетованную землю спального микрорайона, но до своего засаленного матраса на чердаке так и не добралась. Оказывается, высшие силы еще не закончили аттракцион невиданной щедрости!

В глубине квартала осоловелый взгляд сытой и пьяной Рюмки зацепился за кособокий штакетник огороженного палисадника. На колышках подошвами вверх торчали лаково блестящие резиновые сапоги серо-зеленого цвета, вполне гармонирующего с общей цветовой гаммой облика Рюмки (серый платок, зеленоватое лицо). Везение продолжалось!

Радуясь своему счастью, Рюмка дрожащими от жадности и хронического нездоровья руками стянула мокрые скользкие сапоги с заборных палок и огляделась в поисках подходящей примерочной.

Григорий Козулькин, бестолковый мужичонка третьей предпенсионной свежести, зябко переступая босыми ногами на холодном линолеуме, смолил у открытой форточки вонючую папироску, воровато запивал табачный дым водкой и предвкушал момент своего внедрения под теплое одеяло. Стеганая лоскутная попона высилась на двуспальной кровати скифским курганом. Под вспучившимся ватным панцирем, как медведица в берлоге, размеренно сопела жена Дуся. Мозгляк Гришка жаждал пригреться под боком у дородной супруги, но опасался, что Дуся снова выпихнет его из-под одеяла.